— Надо бежать, — встрепенулась Аста, рассуждая трезво, будто и не спала вовсе. Девушка выглядела бледной, взъерошенной и очень напуганной, но всё же не теряла ясность мысли и свою природную предприимчивость. — Надо бежать отсюда, как можно скорее, пока Локи не вернулся в чертог. Я отправлю весть Бальдру и…
— Не смей, — голос мой прозвучал так холодно и жёстко, что я сама поначалу не узнала его. Служанка поражённо смотрела на меня, потеряв дар речи. Голова ужасно кружилась, и связать два слова в ясную мысль было неимоверно сложно и мучительно, однако мой отец не должен был узнать о произошедшем. Я не могла так опозорить и огорчить семью, особенно сразу же после того, как между нами воцарилось хрупкое перемирие и взаимопонимание. Узнай Нанна, что приключилось со мной, она бы этого не пережила, а бог света, позабыв свою сладкоречивость и доброту, тотчас же пошёл бы войной на золотые чертоги бога огня. Этого нельзя было допустить. Я не должна была приносить великую скорбь в Асгард. Эта боль была только моя. — Что, в конце концов, ещё он может сделать со мной?.. — уже мягче добавила я после нескольких минут молчания и слабо улыбнулась. В тот же миг я была вынуждена зажмуриться от боли, сковавшей разбитые губы. Меня замутило, и пришлось снова закрыть глаза.
Однако лихорадочные мысли всё ещё не покидали моей головы. Я ни минуты не задумывалась о малодушном побеге: ночью мне казалось, что я не доживу до утра, а теперь я понимала, что это было бессмысленно. Конечно, я имела право развестись с Локи. Особенно после того, что произошло. Но вместе с тем я оказывалась в крайне затруднительном положении: весомый повод для разрыва нашего союза был слишком тесно связан со страшным обвинением, которое было способно навсегда погубить мою честь и доброе имя всей моей семьи. Что стоило моё слово против слова хитроумного и красноречивого бога обмана, если Всеотец не прислушался к мнению даже любимого сына? Я не сумела бы что-либо доказать, да и снисходить до прилюдного обсуждения причин… Нет, это было решительно невозможно! Выходило, что мы с Локи становились пленниками одной страшной губительной тайны. Если только он пожелает сохранить её...
И, раз уж волей случая я осталась жива, мне оставалось только вновь расправить плечи и бороться за свой жизненный выбор. Для этого я должна была в тайне ото всех стать такой сильной внутри, чтобы завоевать гордость прародителей, а также снова покорить яростного полубога-полудемона. И, несмотря на то, что он нанёс мне обиду, которую, казалось, невозможно было простить, я не только склонялась к тому, чтобы остаться в золотом дворце, но и намеревалась подчинить себе всех его обитателей. В момент высшей слабости я обретала силу, которая единственная позволила бы мне выжить в сложившихся обстоятельствах. И она шла изнутри.
— Госпожа, что произошло с Вами? Я умоляю, одумайтесь! — взволнованно продолжала Аста, всё же решившись подняться со своего места и присесть рядом на край постели, опуская прохладную ладошку на мой горячий лоб, чтобы проверить, не брежу ли я. — Всю ночь никого, кроме лекаря, не впускали в покои, нам удалось пробиться к Вам только утром, но было уже поздно… Мы не могли быть рядом с Вами, но теперь обязаны Вас защитить. Бог огня неуправляем, это проклятый демон Муспельхейма, а не ас! Позвольте мне послать вести Вашему отцу, и уже к вечеру нас здесь не будет!
— Но было поздно… — слабым эхом подтвердила я и снова горько улыбнулась. Всё повторилось опять: резкая боль на губах, головокружение, тошнота. — Что могло произойти, Аста? Локи показал своё истинное лицо. Однако это не значит, что ты имеешь право так говорить о верховном боге! Он мой муж и господин, а значит, и ваш повелитель. И если ещё хоть раз я услышу от тебя неуважительное слово о Локи, то лично накажу тебя! — по мере того, как слова с трудом срывались с моих губ, бледное лицо Асты всё больше вытягивалось от обиды и удивления. Я могла понять её праведное негодование. Однако прислужница не знала всей правды, как, собственно, и я. Что-то спровоцировало вспышку гнева у моего переменчивого супруга, и, если не ради него, то ради себя самой я должна была выяснить что. Чем больше я вспоминала, тем яснее понимала, что не только я мучительно страдала прошлой ночью. И всё больше становилось явным, отчего дрогнула рука мужчины, которому мало найдётся равных в военном мастерстве. — В остальном Вы вольны делать, что сочтёте нужным. Если захотите, покиньте сами этот проклятый чертог, я вас отпускаю. Возможно, я умру здесь, и это станет назиданием каждой, кто вступит на мой путь. Но вам совершенно необязательно следовать за мною…
— Не говорите таких ужасных вещей, госпожа! — едва не плача, воскликнула Ида. Милая милосердная Ида! Она была ещё так юна, даже моложе меня, совсем девочка. Прелестная, златовласая, голубоглазая, тоненькая… Мне было так её жаль.
— Мы никогда — никогда! — не покинем Вас, госпожа, — вторила ей Аста. Она отличалась от Иды серьёзностью и уверенностью. Рыжеволосая, веснушчатая, синеглазая — Аста, возможно, была даже старше меня. И всё же она казалась мне такой трогательно строгой, смешной… Её мне тоже было очень жалко. Пропадут ведь обе, сгниют в этом безжалостном дворце. Но тогда обе горели решимостью, а я с нежностью глядела на них и думала о верности. Что заставляет нас пускаться по кривой тропе ради любимых, даже если мы знаем, что это принесёт нам только горе?
— Мне нездоровится, я совершенно не в силах спорить и ужасно хочу спать, — тихо отвечала я, потому что голос всё меньше подчинялся мне, пропадая куда-то в глубины груди, — поэтому я рассчитываю, что вы не нарушите моего приказа и не подведёте меня. Незачем огорчать отца. Отдохните и поешьте, вам нет толку целый день сидеть подле меня. Поберегите себя, потому что нам понадобятся силы, — радуясь уже тому, что успела произнести всё, что хотела, я отвернулась к окну. Некоторое время я следила за солнечными лучами, игравшими на деревянных дверях, ведущих на веранду, и мне становилось легче. Жизнь продолжалась, солнце всё так же ласково светило и грело, прохладный ветер, украдкой заглядывавший в покои, пах лепестками цветов и как будто росой, чуть выше моего взгляда неровно, словно опьянённая, парила разноцветная бабочка.
Да, жизнь продолжалась, и мне нужно было решить, что делать дальше, раз уж я ещё не рассталась с ней. Однако мысли слушались неохотно, и совсем скоро я незаметно провалилась в сон. Как выяснилось, я проспала почти целые сутки — весь день и всю ночь, лишь изредка просыпаясь, когда ко мне приходила лекарь. Но и в те моменты я пребывала в полудрёме, подчиняясь почти бессознательно. Женщина казалась предприимчивой и сосредоточенной, она почти ничего не говорила, но своё дело, похоже, знала хорошо. По крайней мере, в каком бы состоянии я ни пребывала, она умудрялась влить в меня лекарство или накормить, хотела я того или нет. День промелькнул незаметно, практически выпав из моей жизни, но зато, проснувшись следующим утром, я чувствовала себя уже намного лучше и душой, и телом.
Я хотела встать, выйти в сад, прогуляться, наконец, покинуть эти злосчастные покои, связывавшие меня только с болью и скорбью. Ида и Аста неизменно были рядом: помогали подняться на ноги, привести себя в порядок, одеться. Моё тело медленно заживало, а душа… Душа словно на время покинула меня, и теперь все чувства и эмоции были далёкими и притупленными. Я просто жила и радовалась самым простым мелочам: что могу сделать шаг, подставить лицо свежему воздуху, вздохнуть полной грудью. В чертогах было пусто и тихо. Спутницы уговаривали меня хоть что-нибудь съесть, но я никого не слушала, одержимая мыслью попасть наружу. Я медленно спускалась по ступеням, постепенно начиная привыкать к жилищу пламенного бога и даже мало-мальски ориентироваться в пространстве. Однако на выходе из палат я столкнулась со стражей.
— Извините, госпожа, но Вас не дозволено выпускать из дворца, — строго заметил один из молодых людей в золотом облачении, вытягиваясь в струну, стоило мне приблизиться к нему. Я сделала ещё несколько шагов навстречу, подняв голову, заглянула в глаза собеседника, отстранённые, но всё же не безжизненные. К тому времени за мной подоспели две верные служанки.
