Я старалась быть сильной, но губы дрожали, и слёзы замерли на самом краю ресниц, отделяя меня от ожесточённого лица отца. Перед глазами всё расплывалось. Я не хотела ничего слышать и не хотела говорить, я вдруг всё для себя решила, и град мыслей и чувств обрушился на меня, грозя похоронить под собой. Отец выжидающе глядел на меня. В ту минуту мне казалось, что он гадал: достаточно ли обиды и боли нанёс мне, чтобы сломить зародившуюся волю и непокорность, подчинить дочь своим взглядам и желаниям. Но их было достаточно только для того, чтобы я потеряла веру в собственного отца, оказавшегося богом ещё более двуличным, нежели Локи. Один сказал, что не найти мне света, пока я не ступлю во тьму. Что же, я захлебнулась ей сполна.
— Прошу, верни кольцо, — собравшись с силами, вполголоса выдохнула я, поднимаясь с постели и обходя босоногой своё ложе, — оно принадлежит мне.
— Ты так ничего и не поняла, — раздражённо протянул бог лживого света — отражения тьмы, поднимаясь со своего места. Подаренное мне кольцо призывно сверкнуло в его руках, но тут же исчезло в зажатой в кулак ладони. Сверкнули и глаза отца — как-то зловеще, чуждо. — Ты не оставляешь мне выбора, Сигюн. Придётся закрыть тебя в нижних покоях, пока не придёшь в себя и не одумаешься. Хорошо, что твоя мать уже спит и не узнает этого позора, — прежде, чем я успела что-либо осознать, отец призвал свою верную свиту. Двое стражников в боевом облачении, сиявшем лживым светом, схватили меня под руки и силком повели прочь из палат. Только тогда понимание происходящего окатило меня ледяным горным потоком. Ужас и боль безысходности сковали душу.
— Отпусти! — закричала я, рванувшись в сторону, но что могла сделать маленькая слабая девушка против двух сильных обученных мужчин, обманчиво бережно утаскивавших меня из собственных покоев. Я билась, словно свободная птица, заточенная в клетку, в руках своих тюремщиков и палачей. Слёзы отчаяния от такого неожиданного и подлого предательства наконец-то вырвались наружу, и я зарыдала во весь голос. Я плохо помнила себя в те страшные минуты. Моё время истекало слишком быстро, и у меня оставались считанные секунды, чтобы что-то изменить. Вывернувшись всем телом вперёд, я закричала:
— Я согласна! Слышишь, всевидящий, всезнающий Один! Ты мне свидетель, я согласна подчиниться твоей воле! — срывающимся голосом взывала я, снова сбиваясь в судорожные рыдания. Слёзы застилали глаза, и я бессильно обвисла в руках своих захватчиков, когда снаружи раздался оглушительный грохот, и в веранду, примыкавшую к моим покоям, ударила молния, яркой вспышкой ослепив нас всех. Стражники пали наземь, а мой отец отпрянул назад, бессознательно заслонив глаза предплечьем. Когда наваждение рассеялось, перед нами предстал Всеотец. Он выглядел грозно, око его яростно сверкало, а над головой под сводами опочивальни кружились верные вороны, пронзительно и зловеще каркая.
Сдвинув густые брови к переносице и рассерженно сморщив лоб, владыка асов сделал несколько решительных шагов к Бальдру, почтительно склонившему голову и сложившему перед собой выпрямленные руки. В его ладонях по-прежнему скрывалось кольцо, подаренное Локи. Наконец, Один вплотную приблизился к богу весны, приподнял его лицо за подбородок и сурово взглянул в светлые любящие глаза. Однако ласковый преданный взгляд сына ничуть не смягчил сердца оскорблённого и разгневанного повелителя. Властным точным движением он отнял у светлого аса злополучный перстень и разочарованно, осуждающе покачал головой, устало прикрыл пронзительное ясное око.
Хотя ни единого слова не сорвалось с презрительно сжатых губ отца ратей, я ощущала, как он раздосадован решением сына нарушить своё обещание, пренебречь словом старшего и претить помолвке, о которой был справедливый уговор. И точно так же я знала, что холодный взгляд и тягостное безмолвие Всеотца, расположением которого Бальдр так сильно дорожил, казнят его сильнее громких слов и жестокого тона. Я молчала и боялась пошевелиться, хотя обрела желанную свободу, не решалась поднять глаза, глубоко вздохнуть. Сердце стучало сильней и быстрей с каждой минутой, губы дрожали и кривились, руки ходили ходуном. Я не могла поверить, что это происходит со мной, в моей семье: дочь идёт наперекор воле обезумевшего от горя и ненависти отца, а тот, забыв про честь и доброе имя, отрекается от слова, данного прародителю. Бальдр совершил тяжкий проступок. И я не знала, была в том его или моя вина.
Всё так же молча приблизившись, Один протянул мне кольцо. Трепеща и дрожа всем телом, я осмелилась медленно робко перевести на повелителя взор. Я не знала, как должна была поступить, и уже ни в чём не была уверена. Я просто хотела любить. Любить тех, к кому лежало моё сердце и душа. Только это было невозможно. Моя симпатия к жениху поставила под удар отца. Я была сломлена, ужасно гневалась на Бальдра и принятое им решение, но этого не должно было произойти, так не могло случиться. Меньше всего я хотела, чтобы из-за меня кто-то пострадал, неважно, шла ли речь о честном имени или расположении мудрейшего из богов. Всеотец смотрел на меня много мягче, нежели на рассердившего его сына, уловив мой невысказанный вопрос, он плавно кивнул. Я приняла перстень из его ладони и дрожащими руками надела подарок бога огня на палец.
В тот же миг грозный порыв ночного ветра всколыхнул невесомую ткань оконных занавесей. В проходе между верандой и моей опочивальней стоял, победоносно улыбаясь, лукавый бог Локи, протягивая мне руку. Меня трясло, и я едва могла дышать. Слишком быстро одно волнительное событие сменяло другое, так что я за ними не поспевала. Понимая моё смятение, чуткий отец асов взял меня за руки, подвёл к явившемуся за мной жениху и вложил тонкие пальцы в его горячую ладонь, тем самым обручив нас. Взволнованно взглянув через плечо, я встретилась взглядом с глазами отца. Бальдр был бледен, губы его побелели и гневно вздрагивали, полное горечи лицо выражало глубокую скорбь. Он был унижен, разочарован, разгневан. Я не могла смотреть на его беспомощное и безнадёжное состояние без содрогания. Сердце болезненно сжалось. Сокрушённая предательством, страхом и переживаниями, я вдруг покачнулась и едва не упала на землю, теряя ясность ума и грозя разбиться о светлый камень.
Однако Локи не считался бы самым ловким богом Асгарда, если бы не успел подхватить моё тонкое тело. Я бессильно откинулась в его надёжных руках, безразлично и неосознанно наблюдая за ускользающим миром. Отца я больше не видела, но помню, как, шагнув к Одину, бог огня задержался подле него, глядя внимательным серьёзным взором, точно спрашивая дозволения. Владыка Асгарда поколебался, что-то обдумывая, затем кивнул, одобряя немую просьбу, но прежде чем пламенный ас покинул его, положил широкую ладонь ему на плечо и что-то строго повелел, зоркий глаз его при этом грозно сверкнул. Прикрыв веки, Локи почтительно склонил голову и двинулся прочь. Напоследок обернувшись к Бальдру, замершему в одном положении, словно под влиянием морока, бог огня ухмыльнулся и забрал свою невесту из его чертогов.
Бог лжи и лицемерия вновь получил то, что хотел. Обман был ловок и в то же время так прост, что впору бы рассмеяться. О нет, Локи вовсе не просчитался — двуличный бог никогда не ошибался — и он желал, чтобы Бальдру передали его кольцо, обладавшее ещё одним волшебным свойством. Ведь именно оно, стоило только попасть в руки к богу света, вселило жестокость в его сердце и влило яд в уста, рассорило отца и дочь в тот вечер. Наивный бог света так легко подчинился влиянию темных чар, и оказалось так просто использовать его больное место против него же самого. Если невеста не могла сделать выбор, её нужно было лишь ненавязчиво направить, внушить другой взгляд на вещи, тем более что он был так близок к правде. Правде, выгодной ему. А кто мог выстроить иллюзию и безупречно отыграть её от начала и до конца лучше, чем циничный лживый Локи? Цель оправдывала средства, особенно теперь, когда она была достигнута. Отныне в моей жизни оставался только один мужчина. Мужчина, сгубивший меня такой каверзной ложью, о которой я узнала лишь под конец жизни.
