В конце концов, я перемещаю свое лицо прямо между ее ног и глубоко вдыхаю, встречаясь с ней взглядом. Ее запах в равной степени сладкий и мускусный, и мне не терпится проникнуть языком между ее складок. София поворачивает голову.

О, нет, она не собирается смущаться.

— Не отворачивайся от меня, dolcezarra. В нашем желании нет ничего постыдного.

— Я… я никогда этого не делала, — говорит она тихим шепотом.

— Я знаю. Но поверь мне, тебе это понравится.

Я раздвигаю ее и провожу языком по всей длине от ее сжатой попки до клитора, и ее спина выгибается дугой.

Ее рука ныряет в кудри на моей макушке и тянет до боли, когда я концентрирую свои усилия на ее набухшем клиторе. София выгибает бедра, и я одной рукой держу ее за живот, чтобы удержать на месте, пока я лакомлюсь ее киской.

Звуки, которые она издает, станут моим новым саундтреком, когда я буду кончать.

Я опускаю лицо вниз и трахаю ее языком, а она поднимает голову, чтобы посмотреть. Я смотрю на ее тяжелые веки и на то, как она впивается зубами в нижнюю губу. Мое эго разрастается до бесконечности, потому что именно я создал это выражение на ее лице. Я.

— Как ты думаешь, Джованни мог заставить тебя чувствовать себя так хорошо? — Я прижимаюсь к ее влажной плоти и провожу языком снизу вверх.

Ее взгляд переходит от наблюдения за тем, что я делаю, к моему.

— Ответь мне, tessoro.

Она качает головой, не сводя с меня взгляда.

— Мне нужны слова.

Я поглаживаю ее по внутренней стороне бедра.

Она стонет.

— Нет, — задыхается она.

— Только я.

— Всегда ты, — признается она.

Я не знаю, что она имеет в виду, но ее слова зажигают огонь в моей крови.

Я удваиваю свои усилия, позволяя пальцу обводить ободок ее входа, в то время как я попеременно посасываю ее клитор и щелкаю его языком. Через минуту ее бедра выжимают из меня всю жизнь, обхватывая мою голову, и она с криком кончает мне на лицо.

Я впитываю каждый кусочек ее удовольствия, пока она задыхается. Наверное, мне следует дать ей время прийти в себя, осмыслить то, что только что произошло. Вместо этого я подползаю к ней и целую ее до потери сознания, заставляя попробовать себя на вкус на моем языке.

Вместо того чтобы отстраниться, она стонет и обхватывает меня руками и ногами, а затем отстраняется и смотрит мне прямо в глаза. — Еще, Антонио.

Мой член подергивается, и я с усмешкой прижимаюсь к ее шее. — Давай пройдемся, прежде чем бежать, piccolo innocente.

— Я больше не хочу быть невинной. Я хочу, чтобы ты был моим первым.

Я поднимаю голову, чтобы встретить ее взгляд. — Ты не можешь быть серьезной.

Понимает ли она, что говорит? Конечно, понимает. Она выросла в той же жизни, что и я. Переспав со мной, она запятнает себя для брака. Она перестанет быть чистой для своего мужа. Это та грань, которую я не могу переступить.

— Ты заслуживаешь большего, чем сейчас, София. — Я отстраняюсь от нее и переворачиваюсь на бок.

Надежды на ее лице сменяются разочарованием. — Я не прошу большего. Я просто прошу тебя быть моим первым.

Она прикрывает свои сиськи, перекидывая через них руку.

— Зачем тебе это нужно? Что подумает твой муж в один прекрасный день?

Ее глаза сужаются. — Мира права насчет мужчин в семье.

Она приподнимается, и хотя я хочу заставить ее лечь рядом со мной, я этого не делаю.

— Я так не думаю, но большинство людей в нашем мире так думают. Ты это знаешь.

Она идет к своему шкафу и через минуту возвращается оттуда в халате, похожем на шелковую пижаму, которая была на ней раньше. Она завязала его на талии бантом, и ее соски проступают сквозь тонкую шелковую ткань. — Может быть, мне все равно, что все думают.

Я приподнял бровь. Мы оба знаем, что, в отличие от моей сестры, ее очень волнует мнение других людей.

— Может быть, меня это уже не так сильно волнует. — Она пожимает плечами.

— И почему же? — Я встаю с кровати.

Она открывает рот, как будто хочет что-то сказать, но тут же закрывает его. — Неважно. Это неважно.

Она обходит меня, подбирает с пола пижаму и, держа ее в руках, все еще стоя ко мне спиной, непринужденно говорит: — Может быть, я попрошу кого-нибудь другого помочь мне лишиться этой надоедливой девственности. Возможно, Джованни мне поможет.

София только что взмахнула красным плащом, и я как бык.

СОФИЯ

Я не замечаю его приближения. В одно мгновение мой комментарий, призванный разозлить его, вылетает из моего рта, а в следующее мгновение я уже лежу лицом вниз на матрасе, прижатая грудью и бедрами Антонио к моей спине.

— Не смей даже думать о том, чтобы впустить этого stronzo в свое тело, — шипит он мне в ухо.

— Ты ведешь себя как ревнивый бойфренд, — выплюнула я, становясь все более влажной и наслаждаясь тем, как его возбуждение вдавливается в мою попку.

— Ты думаешь, он заслуживает тебя, потому что устраивает вечеринку и покупает тебе дорогие часы? Мужчина, который даже не знает, что ты не любишь носить часы?

Я все еще под ним. — Откуда ты это знаешь?

— Я знаю тебя, София. Я помню, как папа купил тебе часы на пятнадцатилетие, а ты их так и не надела, потому что сказала, что тебя раздражает, когда ты носишь что-то на запястье.

Мое сердце замирает от того, что он помнит такую обыденную деталь, произошедшую столько лет назад.

— Скажи мне то, что ты собиралась сказать минуту назад.

Я с трудом удерживаюсь под ним, но его вес легко удерживает меня на месте.

— Скажи мне, София. Скажи мне, чего ты не хочешь, чтобы я знал.

— Ничего.

— Лгунья. Зачем ты дразнишь меня и говоришь, что хочешь, чтобы я украл твою девственность?

Я сжимаю губы, стараясь не выдать себя. Может быть, это была плохая идея — давить на него. Просто я была так смущена и зла после его отрицания и разговора о добродетели.

— Ну ладно. Может быть, мне стоит поступить по-другому?

Его вес исчезает, и я вдыхаю полной грудью, теперь он не вдавливает меня в матрас. В то же время мне не хватает тепла его тела рядом с моим. Он переворачивает меня так, что моя спина оказывается на матрасе, а он нависает надо мной. Я никогда раньше не видела, чтобы бледно-голубые глаза Антонио были такими напряженными, такими решительными, и я тяжело сглатываю.

— Давай попробуем еще раз. — Его голос стал мягче, плавнее, когда его рука переместилась к поясу на моем халате, но он не отпускает ее. Я вдыхаю. — Теперь скажи мне правду, София… — Его палец проводит по шелку, пока не находит мой сосок, и слегка обводит его, сжимая в точку. — Почему ты попросила меня лишить тебя девственности?

Я задыхаюсь, когда он зажимает мой сосок между пальцами, не отрывая от меня взгляда. Я качаю головой, и он ухмыляется, как будто я дала ему то, что он хотел. Он тянет за край пояса, и халат распахивается, открывая ему мое обнаженное тело. Он проводит рукой между грудей и вниз, к бугорку. Но он не трогает меня там, где я жажду его больше всего, и мои бедра приподнимаются в приглашении.

Он прищелкивает языком. — Сейчас, сейчас, cara. Ты не получишь то, что тебе нужно, пока я не получу то, что хочу. Скажи мне правду, почему ты попросила меня лишить тебя девственности?

Он продолжает водить рукой по моему телу, но не приносит облегчения. Я мяукаю, как котенок, и снова выгибаю спину, отчаянно желая, чтобы он действительно прикоснулся ко мне. Это чистая пытка.

По правде говоря, я удивила даже саму себя. Я не планировала предлагать ему свою девственность. Я не планировала больше никогда ничего делать с Антонио, но одно прикосновение его пальцев — и все мои силы, которые я накопила, рухнули в прах. Потому что это как-то само собой получилось. Я наполовину влюблена в этого человека уже много лет, и, хотя я не должна этого делать, я хочу, чтобы он был моим первым. Это будет только воспоминание, которое я буду свято хранить всю жизнь, несмотря на то, что мы не можем быть вместе.