Я бросаю на него взгляд, который должен показать, насколько плохо я себя чувствую.

— Я просто прикалываюсь над тобой, София. Господи, я же горячий самец. Я приду в себя.

Затем он целует меня в щеку, прежде чем уйти.

Я захожу в дом, закрываю за собой дверь и падаю на кровать. Что за безумные выходные. Сначала вечеринка-сюрприз, потом я лишаюсь девственности с Антонио, прежде чем мы узнаём, что отец Томмазо убит.

Наверное, мне следовало бы переключиться на ту часть, где был убит отец моего друга, но с прошлой ночи я только и делаю, что одержима мыслями о нашей встрече с Антонио.

Я не жалею, что потеряла с ним девственность. Совсем нет, хотя, наверное, стоило бы.

Это был тот опыт, о котором я мечтала, и я потеряла его с человеком, к которому испытываю глубокие чувства, даже если мы никогда не сможем быть вместе надолго. Я до сих пор не могу выбросить из головы выражение его лица, когда он впервые вошел в мое тело.

Боль отвлекала, но я никогда не видела его таким уязвимым и ошеломленным. То, как он смотрел на меня сверху вниз, заставило меня подумать, что, возможно, если бы все было иначе, он тоже мог бы испытывать ко мне чувства.

Я громко застонала. Мне нужно перестать делать это — представлять себе, каким может быть будущее с ним. У нас с ним нет будущего.

Летом он женится на Авроре, а когда-нибудь и я выйду замуж за кого-нибудь другого, связанного с семьей. Я должна наслаждаться этим временем — двумя людьми, которых связывает физическая связь. Я хочу испытать с Антонио все, что можно испытать физически. Я хочу, чтобы именно он подарил мне все мои первые ощущения. Я хочу, чтобы он научил меня быть хорошим любовником — отдавать столько же, сколько и получать. Я твердо решила, что это произойдет до окончания семестра, потому что после этого мне придется жить только воспоминаниями о нашем совместном времяпрепровождении.

Этого должно быть достаточно, даже если я знаю, что ничего, кроме всего, никогда не будет достаточно.

Стук в дверь моей комнаты в общежитии, которого я так ждала, раздается около девяти часов.

Я встаю с дивана, где делаю домашнее задание, и без особого энтузиазма направляюсь к двери.

— Ты рассталась с Джованни?

Мирабелла протискивается мимо меня.

Я закрываю дверь. Она не удосуживается сесть. Она стоит посреди комнаты между кроватью и диваном, скрестив руки, и выглядит как обеспокоенный родитель.

— Разве это можно назвать расставанием, если у меня было всего несколько свиданий и я ясно дала понять, что не хочу ничего серьезного?

— Я думала, он тебе нравится. Что случилось?

Она опускает руки в боки и делает шаг ко мне.

— Он мне действительно нравится. Просто не так. Я не могла переступить через то, что он мне просто друг.

Она хмурится, и ее плечи опускаются. — Ты уверена?

Я киваю. — Поверь мне, я бы хотела, чтобы он нравился мне больше.

Это стопроцентная правда. Моя жизнь была бы намного проще, если бы я влюбилась в Джованни, а не в ее брата. А так я чувствую себя коварной лгуньей, потому что Мира ничего не знает о том, что происходит между ее братом и мной.

— Я так расстроена.

Она подходит к дивану и опускается на него.

— Я знала, что так и будет.

Я присоединяюсь к ней.

— Так вот почему ты не сказала мне об этом до того, как рассталась с ним? — Она поднимает бровь.

— Я не хотела, чтобы ты пытался отговорить меня от этого. Все к лучшему.

Она подносит руку к груди. — Я бы никогда!

Когда я смотрю на нее, она говорит: — Ладно, я бы сделала. Но на самом деле все, чего я хочу, — это чтобы ты была счастлива. Это самое важное для меня. Я просто надеялась…

— Что Джованни сможет сделать меня счастливой. Я понимаю. Я бы тоже этого хотела, но этому не суждено было случиться.

Она нахмурилась. — Есть кто-то еще, кто тебя интересует?

Я стараюсь как можно лучше изобразить невинность. Дело в том, что я знаю Миру всю свою жизнь, и она знает меня лучше, чем кто-либо другой, и ответ, который я должна дать ей, — это откровенная ложь. — Больше никого нет.

— А если бы был, ты бы мне сказала?

Она смотрит на меня с подозрением?

— Конечно, сказала бы. — Чтобы ее ищейка не учуяла запах моей лжи, я меняю тему. — Ты видела Томмазо? Как он поживает?

Ее поведение мгновенно меняется. — Я его не видела, но я написала брату. Антонио с ним. Я думаю, он просто пытается успокоить его, чтобы он не пошел и не сжег Московский дом. Он звонил Марсело ночью.

Я не обращаю внимания на то, как у меня заныло в животе, когда Мира произнесла имя своего брата.

Я рада, что нас не будет почти всю следующую неделю. В кампусе всегда немного напряженная обстановка между различными группировками, но с учетом всего происходящего она должна стать еще хуже.

— Мне так жаль его. Я не могу себе представить.

— Мне тоже. — Она встряхивает всем телом, словно пытаясь избавиться от мысли, что находится в том же положении, что и Томмазо. — Будем надеяться, что никому из нас не придется узнать, каково это — потерять такого близкого человека.

Мы сидим в тишине несколько мгновений, оба погруженные в свои мысли, прежде чем она уходит, чтобы вернуться в свою комнату с Марсело.

Как только она уходит, я чувствую ее отсутствие, и мне интересно, наступит ли когда-нибудь время, когда я не буду постоянно ощущать отсутствие Ла Росы.

АНТОНИО

Мы возвращаемся в кампус в воскресенье днем после совершенно адской недели, проведенной в Майами. Ситуация напряженная, как никогда, и мы с отцом согласны, что никто из нас не уверен на сто процентов, что русские убили Лео. Не потому, что мы не думаем, что они на это способны, а потому, что не видим, что они могли бы получить от этого.

Развязывание войны с нами приведет только к потерям с обеих сторон — и людей, и денег. Если они забирают наше оружие из порта, это одно дело. Они могут либо использовать его сами, либо продать на черном рынке и прикарманить деньги.

Но похищать, допрашивать и убивать одного из наших? Какая информация могла быть у Лео, ради которой они готовы рискнуть войной с нами? Особенно теперь, когда мы связаны с преступной семьей Коста через помолвку Мирабеллы с Марсело.

Единственное, что имеет смысл, — это то, что Лео занимался чем-то, о чем никто не знал, и русские были как-то в этом замешаны.

Отец приказал мне держаться поближе к Томмазо. Он хочет, чтобы я попытался выяснить, не знает ли он что-нибудь о том, что могло происходить с его отцом. Я сделаю это, потому что это часть моей роли в семье, но я не могу сказать, что мне приятно испытывать недоверие к своему лучшему другу, который скорбит.

Помимо похорон и поминок, моя неделя была заполнена встречами с моим отцом, отцом Авроры и капо, на которых обсуждались наши планы в отношении русских. Я думаю, что никто из капо не понял приказа моего отца о том, что мы пока отступаем. Он объяснил это тем, что хочет быть стратегическим в наших атаках и что они будут готовы к нам, но я знаю, что он хочет убедиться, что это действительно были русские, прежде чем мы начнем тотальную войну с ними.

Я видел Софию мимоходом на всех мероприятиях для Лео, но у меня не было с ней времени. Не только потому, что долг позвал, но и потому, что Аврора была прикована к моему боку, желая показать, насколько мы близки и как она поддерживает своего жениха. Пока мы были на людях, она делала вид, что расстроена смертью Лео, но наедине с собой она обсуждала детали свадьбы со своей и моей мамой, настаивая на том, что это хорошее отвлечение для всех от печальных событий, которые привели нас домой.

Видеть Софию и не иметь возможности прикоснуться к ней — это была пытка. Мои руки словно горели, когда она находилась на расстоянии вытянутой руки, но я не мог дотянуться до нее и почувствовать ее изгибы на своих ладонях. Я следил за каждым ее движением, и каждый вечер, когда я ложился спать, я думал только о Софии и жаждал, когда я обхватывал рукой свой член и изливал свое семя.