Ее рука крепче сжимает мои локоны, и с ее губ срывается порыв воздуха. Я поднимаю ее свитер, и она не сопротивляется. Более того, она поднимает руки, чтобы помочь мне снять его.

Не в силах не смотреть на нее, я отступаю назад, чтобы взять ее в руки. Она и не подозревает, как легко ее читать. Ее покрасневшая кожа и тяжелые веки. Ее тяжелое дыхание и раздвинутые ноги как приглашение.

Бюстгальтер на ней простой, из серого хлопка. Ничего вычурного, ничего такого, что могло бы меня соблазнить, но ее невинность так чертовски возбуждает.

Я наклоняюсь и провожу языком по коже вдоль припухлости ее грудей, а мои руки скользят по ее спине и расстегивают лифчик. Я оттягиваю ткань, позволяя лифчику свисать с ее рук, и без всякого стеснения смотрю на ее идеальные сиськи. Полные буквы "С" с тугими розовыми бутонами сосков, которые так и просятся, чтобы я их пососал.

— Ты чертовски совершенна, София. — Мои глаза встречаются с ее глазами, и она прикусывает губу, как будто беспокоится о моей реакции. — Просто охренительно совершенна.

Я хватаю ее сиськи и крепко сжимаю их. Крепче, чем следовало бы с девушкой, у которой нет опыта, но ей это, должно быть, нравится, потому что ее спина выгибается дугой, предлагая их мне, когда она издает глубокий стон. Я провожу большими пальцами по напряженным пикам, пока сопротивление не ломается, и я беру один из них в рот. Через несколько секунд ее рука оказывается в моих волосах, прижимая меня к себе.

Я ласкаю ее сосок, посасываю его и дразню зубами, затем повторяю все с другой стороны. Бедра Софии извиваются подо мной, и я смещаюсь в сторону, чтобы не быть прямо на ней. Если я позволю ей тереться об меня, как кошке в течке, то, скорее всего, кончу в штаны.

Вместо этого я продолжаю играть с ее сосками, втягивая их в рот, щелкая по ним языком, прежде чем провести рукой по ее бугорку поверх леггинсов. Ее бедра отрываются от кровати, двигаются сами по себе, вжимаясь в мою руку.

— Вот так, tesoro. Бери от меня все, что тебе нужно. — Я крепко посасываю ее сосок.

Она вскрикивает, сильнее прижимаясь к моей руке. В мгновение ока она уже бьется о мою руку, а я сосу ее сиськи. Я облизываю нижнюю часть, и ее грудь покачивается, когда я убираю с нее язык.

— Я так хочу трахнуть эти сиськи, София.

Она стонет, и я снова втягиваю ее сосок в рот. Мне никогда не хватает.

Она прижимается ко мне бедрами, и я прижимаюсь к ее закрытой киске. Ее тяжелое дыхание омывает мой лоб, ее пальцы прижимают мою голову к ее сиськам. Я упираюсь ладонью в ее клитор, давая ей то, что ей нужно, чтобы кончить. Через тридцать секунд ее спина выгибается дугой, как будто она делает позу йоги, и она вскрикивает.

Я закрываю ей рот рукой, чтобы ее не услышали все в Римском доме. После того, как она еще несколько раз бьется о мою руку, она опускается на матрас.

Когда я убираю руку от ее рта, ее глаза встречаются с моими. Клянусь, я что-то вижу в них. Что-то, что мне не нравится — чувство вины. Смущение. Стыд. Не то, что должна чувствовать женщина после оргазма.

— А ты когда-нибудь кончала от другого мужчины? — Я умираю от желания стать для нее первым.

Она медленно качает головой, выглядя обеспокоенной, как будто это не величайший гребаный подарок, который она только что преподнесла мне.

Я усмехаюсь и приникаю к ее губам в целомудренном поцелуе. — Как я и говорил, все идеально.

Мой твердый член натягивает джинсы, и я с треском переворачиваюсь на бок и поправляю себя. Мне придется вернуться в свою комнату и помочь себе.

— Антонио… Я… — Голос у Софии тоненький и неуверенный.

Хотелось бы мне знать, что сказать. Я не собирался заводить отношения с лучшей подругой моей младшей сестры — совсем наоборот. Но что-то в этой женщине слишком сильно, чтобы сопротивляться.

Может, я и не знаю, что сказать, но я знаю, чего я не хочу делать, а именно — заводить разговор о том, что все это значит. Потому что хрен его знает. Поэтому я переворачиваюсь в сидячее положение, а затем встаю. — Я должен вернуться в свою комнату. Хочешь встретиться в кафе "Амброзия" в восемь часов вечера в пятницу? Разведать, что замышляют русские?

Я бросаю взгляд на Софью и тут же жалею об этом. Обида в ее глазах вызывает тошноту в моем желудке.

— Конечно.

Она поднимает руку, чтобы прикрыть свою обнаженную грудь, как будто я еще не запомнил ее.

Быстро кивнув, я поворачиваюсь и иду к двери. — Увидимся.

Я выбегаю из комнаты, как будто за мной гонится сам Сатана, зная, что полуобнаженная женщина, лежащая на кровати, заслуживает большего, чем то, что я ей только что дал. Но я не могу об этом думать.

Я должен помнить о своем долге перед семьей и держаться как можно дальше от Софии.

СОФИЯ

С вечера среды я боюсь встречи с Антонио. Наверное, поэтому мой шаг по направлению к кафе "Амброзия" медленнее, чем обычно.

То, что произошло с Антонио в моей комнате в общежитии, было… ну, для меня это было просто умопомрачительно. Не то чтобы мы занимались сексом или чем-то еще, но я никогда так не дурачилась с парнями. Никогда не испытывала оргазма, который не давала себе сама.

Но как только блаженство улетучилось из моей крови и я посмотрела на лицо Антонио, я увидела только его сожаление. И поэтому я чувствовала то же самое.

Конечно, было чувство вины перед Авророй, но я успокаивала свою совесть, напоминая себе, какой она ужасный человек, и что у них брак по расчету. Это не любовная пара, и каждый, кто проводит с ними хоть немного времени, видит это.

Но есть еще Джованни. У нас ничего серьезного, мы даже не обсуждали эксклюзивные отношения, так что формально я могу встречаться с кем хочу. Но я держу в секрете, что увлечена кем-то другим, и это еще больше запутывает меня.

Антонио, наверное, тоже старается избегать меня, потому что я не видела его в столовой. Сегодня вечером я впервые увижу его с тех пор, как мы с ним переспали, и я не знаю, как он себя поведет.

Будет ли он делать вид, что ничего не произошло, как после поцелуя? Захочет ли он это обсудить?

Наверное, самое ужасное во всей этой истории то, что даже после того, как я увидела сожаление на лице Антонио и чувство вины и стыда захлестнуло меня, в глубине души я знала, что благодарна ему за этот опыт. Опыт, о котором я мечтала долгие годы и который через много лет я снова буду мысленно переживать.

Глубоко вздохнув, я захожу в кафе. Проходит всего несколько секунд, и я замечаю Антонио, сидящего за одним из столиков в одиночестве. Людей здесь немного — может быть, человек двадцать, не больше, хотя кафе рассчитано, наверное, на сто человек.

Он не замечает меня до тех пор, пока я не отхожу от столика на несколько шагов, затем его взгляд переходит на меня и медленно окидывает мое тело. Знакомый блеск в его глазах заставляет меня вздрогнуть, потому что становится ясно, что он представляет, что скрывается под мешковатым свитером, который я надела.

Мой живот вздымается, как будто я на американских горках, которые только что спустились с первой горки. Я здороваюсь и опускаюсь на сиденье напротив него.

— Привет. — Он поднимает на меня подбородок. — Видишь это дерьмо?

Он показывает жестом на стол между нами, и я понимаю, что там лежит настольная игра. Я так засмотрелась на него, что не заметила. На всех остальных столах тоже лежат настольные игры.

— Они устраивают вечер игр?

Он пожимает плечами. — Видимо. Надеюсь, тебе понравится "Змеи и лестницы".

— Я не играла с детства.

На моих губах появляется небольшая улыбка.

Прежде чем Антонио успевает ответить, Катерина нажимает на микрофон на маленькой сцене в дальнем конце комнаты. Незнакомый мне парень встает рядом с ней, пока она объясняет, что сегодня мы будем играть в часовые раунды. По истечении первого часа пора пересаживаться за новый стол с другой игрой.

— Отстой, — говорит Антонио.