– Ты правда готов говорить со мной, Джаред?

Он молча смотрит на меня. Кажется, я его обидела.

– Конечно. А почему нет?

– Думаю, тебе трудно смотреть правде в глаза.

– Никто не хочет смотреть правде в глаза, Сара… – начинает он, но я его прерываю:

– Взрослые люди, которые хотят, чтобы у них что-то получилось, изо дня в день сталкиваются с необходимостью говорить правду. Но не ты. Эвелин рассказала мне, как разорвалась ваша помолвка – она сказала, что ты даже не пытался за нее бороться. Во мне тогда взыграло самодовольство – я действительно верила, хотя мы так мало времени провели вместе, – что со мной ты никогда так не поступишь. Что за меня ты будешь бороться.

– И я бы боролся, – произносит он тихо. – Но я не могу заставить тебя изменить мнение, Сара. Если тебе это не подходит, что ж… – Он колеблется, а затем говорит: – Мне жаль, что ты так считаешь.

Мой мозг взрывается. Серьезно – это именно то, что он говорил Эвелин. Ему наплевать на меня.

Ему наплевать на всех.

– Какая же я идиотка. Не будешь ты бороться за меня. И вообще ни за кого не будешь бороться, даже за себя. – Я вытаскиваю ручку чемодана и иду в сторону дома. – Я так больше не могу, Джаред, – бросаю я через плечо. – Я не хочу быть с человеком, который плывет по течению и ничего не делает со своей жизнью.

Я ухожу. Моя голова высоко поднята, подбородок дрожит, слезы наполняют глаза и уже стекают по щекам. Я шмыгаю носом, поджимаю губы и ускоряю шаг. Захожу в дом, хлопнув дверью.

Прижимаюсь к двери и даю волю рыданиям, благодарная за то, что в гостиной нет никого, кто мог бы увидеть мою истерику.

Я так и не обернулась, чтобы увидеть, пытался ли Джаред пойти за мной. Полагаю, это не важно. Он не сделал ничего, чтобы улучшить ситуацию.

Вечер обещает быть веселым. Я с подругами сижу за огромным столом в «Тоскане», ресторане братьев Стеллы, и мы веселимся. Много вина, корзины со свежим горячим хлебом, закуски только что принесли, и мы ждем основных блюд, и это уже, казалось бы, повод для радости. Я благодарна подругам за поддержку. За то, что они рядом в самые сложные моменты.

Если это звучит так, будто я слишком драматизирую, значит, так тому и быть. А еще я уставшая, грустная, заплаканная. И немного злая.

Ладно. Очень злая.

Протянув руку, беру ближайшую ко мне бутылку вина и наполняю бокал. Вино красное, а я весь вечер пила белое. Упс. Ладно, плевать.

– Сара. – На мое предплечье ложится рука, я поворачиваюсь и вижу Элеонору, сидящую рядом. В ее васильково-голубых глазах беспокойство. – Может, не стоит пить столько вина?

– Но мне так легче. – Я делаю глоток. Потом еще один. Потом осушаю половину бокала. Я пью с тех пор, как мы сюда приехали, а мы здесь всего час. Вероятно, я выпила довольно много алкоголя за короткий промежуток времени.

– Стел, можно остаться у тебя на ночь? – Я спрашиваю у подруги. Стелла, сидящая напротив меня, кивает:

– Конечно. – Она бросает на Элеонору понимающий взгляд, и я догадываюсь, что они говорили обо мне.

Они все обо мне говорили. Именно поэтому они здесь, сплотились вокруг меня в трудную минуту. Мы собирались так ради Кэролайн, когда с Алексом все шло наперекосяк, но теперь у них все настолько хорошо, что мы все втайне даже немного завидуем. Даже Амелия, хоть она и утверждает, что счастлива со своим парнем-придурком. Но я вижу, что она сидит во главе стола и прихлебывает вино почти так же быстро, как и я.

Хм.

– А что с Энди? – спрашивает Элеонора. – Где она?

– В школе. Помогает организовать последний звонок, а на ночь останется у подруги.

Сестра – лидер студенческого совета, и это всегда держит ее в напряжении. Ей нравится социальная активность. И мне тоже нравится – так она не попадет в неприятности.

– Ладно. – Элеонора похлопывает меня по руке. – Просто уточнила.

Они беспокоятся обо мне, я понимаю. Я бы на их месте тоже за себя волновалась.

От Джареда нет вестей уже больше недели. Больше недели, ребят! Он не пытался позвонить или написать. Ничего. Даже не делал никаких странных подарков. Его как будто вообще никогда не было в моей жизни.

Когда я на работе в «Блаженстве», я ожидаю, что он войдет в одном из своих сексуальных костюмов и потребует моей помощи. Я сделаю язвительное замечание, он отмахнется, а потом мы упадем друг к другу в объятия. Джаред много раз повторит, что я ему небезразлична, что ему жаль и что он будет бороться за меня, что бы ни случилось. А я обниму его и поцелую. Скажу, что простила его.

Неужели я так легко позволю ему уйти от ответственности? Этого не стоит делать. Он из тех, кого нужно приструнить за плохое поведение, – а с ним этого никто никогда не делал. Ни его семья, ни его бывшая невеста. Никто.

Единственный человек, указавший на то, что он ведет себя как придурок, – я. Но это все равно не сработало.

Приносят еду. Подруги рассаживаются по своим местам, и я обнаруживаю, что рядом со мной сидит Келси. Она – новенькая в нашей компании. Она помощница парня Кэролайн, и Кэролайн однажды привела ее к нам за столик, когда ее бросил какой-то придурок. Прямо здесь, в «Тоскане». Келси сразу же вписалась в нашу компанию, как будто всегда была с нами.

Она мне очень нравится. Она может быть тихой, но в то же время язвительной, а я безумно люблю сарказм. Это заставляет меня думать о Джареде и о том, каким саркастичным он может быть…

У меня вырывает громкий вздох, и я качаю головой, когда Келси предлагает мне фаршированный гриб.

– Слышала, у тебя в последнее время нет аппетита, – замечает Келси и съедает огромный гриб.

– Все в порядке. – Это ложь. Я живу в основном на кофе. А сегодня еще и на вине. Иногда съедаю бейгл.

– А мне кажется, нет. – Келси морщит нос, положив на мою тарелку еще один гриб и ломтик хлеба. От запаха свежего, теплого хлеба мой желудок урчит, и я не задумываясь тянусь за ним, отрываю кусочек и запихиваю его в рот.

Углеводы – моя слабость.

Углеводы и тошнотворно привлекательные мужчины, которые не понимают, что значит «быть в отношениях».

– Ты заказала что-нибудь? – спрашивает Келси.

– Заказала, так что прекрати играть в мамочку.

Господи. Произнеся эти слова, я теряю контроль над собой. Я плачу, слезы текут по щекам, а легкие болят от сдерживаемых рыданий. Келси это замечает, и я бы даже посмеялась над ее выражением лица, если бы не была настолько расстроена.

Поднявшись на ноги, я бегу в уборную. Келси бежит за мной. Я закрываюсь в кабинке, сажусь на край унитаза, разматываю туалетную бумагу, чтобы вытереть слезы с лица и высморкаться.

– Сара, прости, – Келси явно расстроена, и я чувствую себя виноватой за то, что сорвалась на нее. Не ее вина, что я сейчас нахожусь в нестабильном состоянии. – Не совсем понимаю, чем тебя задела, но чувствую себя сволочью.

Наклонившись, я отпираю дверь кабинки, она распахивается внутрь. Келси стоит перед кабинкой с несчастным видом.

– Ты не сволочь.

Она проскальзывает ко мне, запирает дверь и прислоняется к ней спиной.

– Я не хотела напоминать о твоей маме.

– Так это же я о ней вспомнила. – Я тычу большим пальцем себе в грудь, выдавливая улыбку. Получается плохо. Не помогает и то, что мое лицо покраснело – не нужно смотреть в зеркало, чтобы это понять, – а глаза опухли от слез. Здесь помогли бы капли, но я никогда не могу их закапать, всегда смаргиваю, так что все равно бесполезно.

– Да, но я не хотела тебя расстраивать. Я знаю, что это расставание было тяжелым.

– В этом-то и вся шутка. – Я пытаюсь смеяться. Это самый жалкий звук, что я когда-либо слышала, и я прекращаю. – Мы с Джаредом не расстались Просто все… закончилось, не успев начаться. В этом есть смысл?

Келси кивает. Интересно, насколько глупым ей это кажется? В последнее время меня не покидает ощущение, что вся моя жизнь кажется всем бессмысленной.

– Он не знает, что теряет.