Как будто нам сегодня не суждено встретиться, что меня вполне устраивает. Сегодня я не хочу встречаться с прошлым. Прямо сейчас, рядом с Сарой, у меня такое чувство, будто я вижу свое будущее.

Когда наш смех стихает, я притягиваю ее к себе, касаюсь носом ее щеки и шепчу на ухо:

– Давай убираться отсюда.

– Час еще не прошел, – напоминает она, вздрагивая, когда я задеваю чувствительное место чуть ниже ее уха.

– И как долго мы уже строим из себя экстравертов?

– Не знаю. Я не проверяла телефон, когда мы начали, – признается она, хихикая, когда я покусываю мочку ее уха.

– Тогда я знаю – час назад. Пойдем. – Я беру ее за руку, и мы идем так быстро, как будто нам не терпится уйти. Я даже не смотрю никому в глаза, опасаясь, что нас кто-нибудь остановит и захочет поболтать еще минут двадцать.

Я уже знаю, как у всех дела (прекрасно) и как жизнь (куча дел).

– Уже уходите, ребята? – Из ниоткуда появляется Кендис. Она стоит около выхода, под поздравительным баннером. Мы останавливаемся, обмениваемся взглядами и смотрим на Кендис.

– Да, Джаред не очень хорошо себя чувствует. – Сара сочувственно хмурится. Я киваю с мрачным выражением лица.

– Ага, немного перебрал с алкоголем.

– О-о-о, какой кошмар! – Кендис заключает меня в объятия, меня окружает ее вечное облако духов, от которого я чуть не раскашлялся. – Надеюсь, тебе полегчает.

– Уверена, что ранний отход ко сну его исцелит, – заявляет Сара так убедительно, что даже я начал ей верить.

– Вы уже вызвали машину? – Кендис достает телефон. – Могу вызвать.

– О, если можно. – Я морщусь. – Хочу уйти как можно скорее. Голова кружится.

Строгий взгляд Сары говорит мне, что нужно сбавить обороты.

– Нет проблем. – Кендис вызывает такси, свет от экрана освещает ее милое лицо. – Готово. Машина будет через пять минут.

– Тогда нам лучше идти. – Сара хватает меня за руку и тащит в сторону лифтов. – Большое спасибо, Кендис!

– Вы же пообедаете завтра с нами? – бросает она вдогонку. – Надеюсь, тебе станет лучше.

– Постараюсь, – обещаю я.

– Люблю вас, ребята! – восклицает она, и как только она скрывается из виду, мы бежим по коридору к лифтам. Мы заходим, и Сара много раз жмет кнопку «вниз».

– Ты же знаешь, что лифт от этого быстрее не поедет.

– Я просто хочу, чтобы он приехал раньше, чем Кендис пойдет за нами и увидит, что ты чувствуешь себя просто прекрасно. – Она поворачивается ко мне лицом. – Не знала, что могу так убедительно врать.

– Да, отличная работа.

– Спасибо. – Она наклоняется ко мне, кладет руки мне на грудь и приподнимает лицо, будто в ожидании поцелуя.

Нет. Сейчас нельзя. Если я ее поцелую, то затащу в лифт, продолжу целовать и зайду дальше. В такси ситуация может накалиться. И кем я себя выставлю? Нужно держать себя в руках, пока мы не окажемся в отеле.

Я буквально умираю. По какой-то причине Джаред решил, что «держать себя в руках» до того момента, пока мы не окажемся в отеле, – прекрасная идея. Он так мне и объявил, когда мы вошли в лифт, где я изо всех сил пыталась его совратить. Он отбивался от меня и держал за предплечья, не давая прикоснуться к себе.

– Потерпи, – говорит он раздражающе спокойным тоном, которого я не слышала уже очень давно. Примерно с тех пор, как мы были в «Блаженстве».

Когда я понимаю, что ни в лифте, ни на заднем сиденье такси ничего не будет, я скрещиваю руки, выпятив грудь как можно сильнее, и надуваюсь.

Он даже не смотрит на меня. Вот засранец. Он слишком занят тем, что листает ленту в телефоне и отвечает на сообщение Кендис.

Потом отца.

Потом брата.

Джаред не говорит, о чем пишет, только сообщает, от кого приходят сообщения. Наконец любопытство берет верх.

– А почему они тебе пишут?

Они разве не должны веселиться на вечеринке?

– Кендис сказала им, что я плохо себя чувствую. Теперь все беспокоятся. – Он хихикает. – И чего они так паникуют? Ты же сказала, что я слишком много выпил, а не болен.

– Мне кажется, она не расслышала. Она тоже была навеселе. Уверена, что она придумала свою версию и рассказывает всем, что ты на смертном одре, – шутливо предполагаю я.

– У нее всегда была склонность драматизировать. Так что я даже не сомневаюсь, что все именно так.

Мы болтаем всю оставшуюся дорогу до отеля, которая оказалась куда короче, чем дорога сюда, из-за отсутствия в это время пробок. Когда Джаред открывает номер ключ-картой, я страшно нервничаю. Все тело чешется, комбинезон вдруг оказывается слишком тесным. Интересно, это всегда так, когда ты вот-вот взорвешься от сексуального напряжения? Никогда не испытывала такого раньше, так что я в растерянности.

Как только дверь за нами захлопывается с тихим щелчком, я оказываюсь в объятиях Джареда. Он прижимает меня к стене, его губы находят мои, руки сжимают мои бедра. Я отдаюсь его голодному поцелую, руками тянусь к лацканам его пиджака. Джаред помогает мне избавиться от пиджака, скинув его на пол, затем тянется к галстуку и возится с ним. Он что, дрожит, как и я? Наконец галстук поддается.

Я расстегиваю пуговицы на его рубашке дрожащими пальцами, дыхание учащается, голова кружится. Я чувствую себя наркоманкой. Я хочу его. Хочу так сильно, что все мое тело горит. Его губы возвращаются к моим в жадном, пылком поцелуе. Он убирает руку с моего бедра, чтобы взять меня за голову и запустить пальцы мне в волосы. Его язык исследует мой рот.

Я целую его в ответ с той же силой, внутренности разгораются от желания, у меня вырывается тихий стон. Он заканчивает расстегивать пуговицы на рубашке и пытается сдернуть ее одним движением. Не получается – он забыл про пуговицы на манжетах, и рубашка свисает с запястий. Я открываю глаза, чтобы понаблюдать за происходящим, и не могу сдержать смех.

Выглядит он забавно – растрепанные волосы, распухшие губы, пылающий взгляд, обнаженная мускулистая грудь. И висящая на запястьях рубашка. Все еще смеясь, я сначала расстегиваю одну пуговицу, затем вторую, и он наконец избавляется от рубашки.

– Спасибо, – бормочет он, когда его рот возвращается к моему. – Пытался выглядеть круто, но выставил себя идиотом.

– Куда хуже, ты использовал слово «круто», – шепчу я и вздыхаю, когда он наклоняет голову и целует мою шею.

– А что не так со словом «круто»? – шепотом спрашивает он. Я чувствую его дыхание на чувствительной коже шеи. Я дрожу.

– Все. Это не круто. – Я провожу пальцами по его твердой груди, удивляясь тому, какой он накачанный. Между грудными мышцами немного волос. Я чувствую рельеф на его животе. Не шесть кубиков, но уже близко. Я впечатлена.

Мой фальшивый (или уже настоящий) парень чертовски горяч.

– Тебе просто нравится надо мной смеяться. – Он поднимает голову и заглядывает мне в глаза. В гостиной горит только одна лампа. В номере темно, но я вижу его лицо, тени скрывают одни черты и подчеркивают другие. Он так великолепен, что мне почти больно смотреть на него.

– Ты прав, – говорю я со всей серьезностью, на которую способна. – Мне нравится смеяться над тобой. Это мое гилти плеже.

– Я знаю. Ты постоянно делала это в «Блаженстве», – говорит он, собираясь поцеловать меня. Я прижимаю руки к его груди, останавливая его.

– Я так не делала.

– Еще как делала. – Он снова пытается меня поцеловать.

– Нет, правда. Я в основном делала то, о чем ты просил.

– Ага. И говорила кое-что, чтобы меня разозлить, – бормочет он, касаясь моего предплечья кончиками пальцев. – Например, слово «содержанка».

– Ну так они же у тебя были, – чопорно говорю я.

Он качает головой, убрав руки. Я мгновенно начинаю скучать по его прикосновениям.

– Ненавижу это слово.

– Содержанка?

– Да. Хуже не придумаешь.

– Почти так же плохо, как и «круто», – возражаю я, и он усмехается.

– Точно. Оба слова ужасны.

– Полностью поддерживаю. – Я ухмыляюсь. – Я больше не буду называть их содержанками.