– Хорошо, потому что у меня их все равно нет. И, честно говоря, не было последние полгода. – Он снова меня целует.

Подождите-ка. Полгода?

Я отстраняюсь.

– Последние полгода ты покупал много нижнего белья, Джаред.

Он пожимает плечами.

– Так для кого оно было?

– Наверное, только первый комплект был для реального человека. Потом… – Его голос срывается, и он снова пожимает плечами. На мгновение мы замолкаем. Он – от смущения, а я потому, что не могу поверить в услышанное.

– То есть у тебя дома лежит куча нижнего белья в пакетах от «Блаженства»?

– Не совсем. – Он колеблется. – Часть лежит в офисе.

– Ага, значит, все-таки у тебя фетиш на нижнее белье, – поддразниваю я.

– Не совсем. Скорее, на тебя, – признается он.

– Ха! Так я и поверила! – Я пихаю его и направляюсь с гостиную, но Джаред догоняет меня и поднимает с такой легкостью, будто я ничего не вешу. Я вскрикиваю. Он перекидывает меня через плечо. Словно пещерный человек.

– Отпусти меня. – Я бью по его обнаженным плечам и останавливаюсь, заметив татуировку чуть ниже правого плеча.

– О, у тебя татуировка?

Я в шоке. Серьезно – у парня, которого возбуждают формальности и пунктуальность есть чертова татуировка? Да вы что!

– Да. – Он несет меня в свою спальню и бросает на кровать так, что я подпрыгиваю на матрасе. – А что в этом такого?

– Ты последний человек, у которого я ожидала увидеть татушки. – Я показываю пальцем, чтобы он повернулся. – Покажи.

Он поворачивается, я поднимаюсь на колени и подползаю к краю кровати, чтобы лучше разглядеть. Это красное сердце в старом матросском стиле c парусом по центру с надписью «мама».

Вот черт. Я тронута. Я так расчувствовалась, что ощущаю, как к глазам подступили слезы. Я протягиваю руку, обвожу каждую букву и прижимаю ладонь к татуировке.

– Это самое трогательное, что я видела в жизни, – произношу тихим голосом в тишине комнаты.

– Я скучаю по ней, – признается он. Такие простые слова, но за ними такие глубокие эмоции. Я чувствую, что все выходные он был на грани нервного срыва и что вынужденная кротость в общении со мной и с семьей его и правда напрягала.

– Прости, если была слишком требовательна, – говорю я от всего сердца. – Я хотела, чтобы ты изменил отношения с братом, сестрой, отцом и Митци, и, возможно, слишком сильно надавила.

– Это не так. – Я провожу пальцами по его спине, он опускает голову, и на его теле появляются мурашки. Я продолжаю чесать ему спину. – О, это приятно.

Я отодвигаюсь, чтобы уступить ему место.

– Садись.

Он садится на край кровати, матрас прогибается под его весом. Я располагаюсь позади него и начинаю растирать его плечи. Они напряжены, что неудивительно. Я сжимаю его мышцы и пытаюсь заставить его расслабиться. Медленно, но верно я снимаю напряжение, пока ему не становится лучше. Доверившись мне, он наклоняет голову. Я наклоняюсь вслед, целую его в затылок и слышу вздох.

– Ты намного глубже, чем кажешься на первый взгляд, – говорю я. Надеюсь, он не воспримет это как оскорбление.

Потому что это не оскорбление. И мне кажется, что с каждым днем он все больше мне открывается. Мне это нравится.

– Я человек-загадка, – дразнит он.

– Это правда, – соглашаюсь я, отодвинувшись, чтобы получше изучить татуировку. – Когда ты ее сделал?

Цвета такие яркие, что темно-красное сердце, кажется, светится.

– Когда мне исполнилось тридцать.

Значит, не так давно.

– А где? С тобой кто-то был?

– Старый друг из колледжа, Скотт. Он переехал обратно в город, и мы пошли тусить, ходили из бара в бар и потом окончательно напились.

Почему все делают татушки, когда пьяные? Я бы сказала, что это не самое подходящее состояние, но откуда мне знать? У меня их нет.

– Я рассказал ему, что всегда хотел сделать татуировку в честь мамы, он ответил, что знает хорошее место, а следующее, что я помню, – тату-салон и старикашка, с ног до головы покрытый чернилами. Именно покрытый – клянусь, у него почти не было видно кожи, и я не мог перестать пялиться на него. – Он смеется. – Ему было неловко из-за того, что я глазею, но я сказал, что это стоит воспринимать как комплимент, а затем спросил, может ли он показать мне примеры татуировок в честь мам. И он показал такую татуировку, которая была у него на правом бицепсе.

– И ты сделал такую же.

– Да. Она оказалась именно такой, как я и хотел. Он сказал, что тоже недавно потерял маму, во что верилось слабо – он был очень древним, с глубокими морщинами. Но он сказал, что сделал ее в честь лучшей женщины, которую знал, и я тут же заявил, что хочу такую же.

Я еще раз провожу пальцами по татуировке.

– Он явно постарался. Выглядит потрясно.

– Тебе нравится? – Его тон звучит удивленно.

– Конечно, – твердо говорю я. – Особенно если знать ее историю.

Он поворачивается, и через мгновение я оказываюсь лежащей на спине на матрасе, Джаред нависает надо мной, упираясь руками по обе стороны от моей головы. Мышцы на его руках напряжены. Он внимательно наблюдает за мной, разглядывает лицо, шею, грудь.

Я все еще в комбинезоне – так не хочется его снимать, – и моя грудь едва не выпадает.

Он смотрит на меня с таким мечтательным выражением на красивом лице, будто я лучшее, что он когда-либо видел в жизни, и я хочу сказать…

…что чувствую то же самое.

Как нам так повезло найти друг друга? Я, наверное, слишком много об этом думаю, но сейчас меня переполняют эмоции. Мы сейчас во власти влюбленности. Мы пока толком и не в отношениях, но нас явно тянет друг к другу. Мы узнаем друг друга. И я начинаю прикипать к нему.

– Давай-ка вытащим тебя из него. – Он тянет ткань комбинезона. – Перевернись, я расстегну молнию.

Мне становится жарко, когда я представляю, что он может сделать, когда расстегнет молнию. На мне нет ни трусиков, ни лифчика. Под тканью только мое тело.

– Для этого тебе нужно с меня слезть, – напоминаю я, и он тут же ложится на бок рядом со мной. Я переворачиваюсь на живот и опираюсь на локти.

– Ладно. Можешь расстегивать.

Он тянется к задней части комбинезона, скользя пальцами по коже и оставляя на ней мурашки. Я наклоняю голову, волосы падают на лицо. Затаиваю дыхание в предвкушении.

Он медленно расстегивает молнию, обнажая спину. Расстегивает дальше и проводит пальцами по спине.

– М-м-м, на тебе нет лифчика.

– Нет.

Я поджимаю губы, когда его пальцы спускаются к пояснице.

– И трусиков.

– Я уже говорила, что под комбинезоном на мне ничего нет, – напоминаю я. Он замолкает на мгновение, словно впитывает сказанное.

– Просто это забавно, что я накупил столько нижнего белья – больше, чем ты можешь представить. Дважды дарил комплекты, и каждый раз, когда у нас возникает близость… – Я слышу, как он двигается, и его теплые, мягкие губы прижимаются к основанию моего позвоночника. – …ты уже голая. Никакого кружева и шелка.

– Хм-м… – Я резко вдыхаю, когда чувствую его язык на своей коже. – Ты прав. Получается довольно иронично.

– Да. – Он снова целует меня и проводит по моей коже языком. – Так и есть. Приподними бедра.

Я выполняю просьбу и удивленно вздыхаю, когда он стягивает комбинезон, с которым происходит заминка на бедрах и спине, а затем стягивает окончательно. Туфли падают на пол, и комбинезон присоединяется к ним.

Я остаюсь лежать на животе и слышу, как он слезает с кровати, как расстегивает ремень, как лязгает пряжка, жужжит молния. Он скидывает обувь, избавляется от брюк и снова оказывается на кровати, взяв меня руками за лодыжки и аккуратно раздвинув ноги.

Боже мой. Я так возбуждена, что, кажется, кончу, если он подует мне на пальцы ног. Это просто пытка – к рукам на моих лодыжках присоединились еще и губы. Он целует мои икры, поднимаясь по задней части коленей и бедер. Я раздвигаю ноги чуть сильнее и хочу приподняться на коленях, но он командует:

– Не двигайся.