Все еще не могу поверить, что мы это делаем. Это чистое безумие.

– У тебя с собой только чемодан? – уточняет он, запихивая в багажник прелестный розовый чемоданчик Стеллы. – Тебе нужно еще что-то захватить перед тем, как мы уедем?

– Нет. – Я качаю головой, похлопывая по сумке через плечо. – Я готова ехать.

Кивнув, он захлопывает багажник и направляется к дверце с пассажирской стороны, чтобы открыть ее для меня. Я благодарно улыбаюсь, и он закрывает дверь.

Пока он обходит машину, я изучаю его. Он открывает водительскую дверцу, садится и закрывает ее с глухим стуком. Заводит машину, бросая на меня любопытный взгляд, обнаружив, что я не открываю от него глаз.

– Что?

– Ты молчаливый и какой-то напряженный.

А мы знаем, что это плохой знак, верно?

Он смеется, хотя в его голосе не слышно радости.

– Я напряжен. Думаю, примерно так это можно описать.

– Почему? Что случилось? Твоя семья действительно такая ужасная?

Я представляю кошмарные, жестокие сценарии, хотя, честно говоря, все это очень неправдоподобно – я ведь знаю, как мила Кендис. Хотя Джаред ведет себя так, будто он помешан на контроле. Что, если его отец в сто раз хуже?

Боже, а вдруг я попаду в какую-нибудь жуткую ситуацию и мне придется звонить подругам и умолять меня спасти? В крайнем случае я же смогу доехать из Сан-Франциско на такси, верно?

Вытянувшись, Джаред сжимает руль обеими руками, глядя прямо перед собой, хотя машина не двигается.

– Они неплохие люди. Вообще-то даже замечательные. Отец – хороший человек. Мачеха… тоже ничего. Мы никогда не были особенно близки, но это моя вина. Мой брат классный парень. Он адвокат, и я знаю, что он добьется успеха. Ну а с Кендис ты знакома.

Так, о близких он отзывается хорошо. Это успокаивает. По крайней мере, если верить его словам.

Хотя, если бы ему было что скрывать, он бы это скрыл.

– Тогда в чем дело? Очевидно, тебя что-то беспокоит.

– Ничего, – он качает головой, сжав челюсть. – Я просто… я всегда себя так чувствую перед встречей с семьей. Такая у меня странность.

Он сейчас очень искренен со мной, и я ценю это больше, чем он думает.

– Они все живут в Сан-Франциско?

– Нет, отец и его жена живут здесь. Точнее, недалеко отсюда, в Пасифик-Гроув. – Он выезжает на дорогу и едет по городским улицам на север в сторону шоссе.

Мне не нравится, что мы едем в тишине. Даже музыка не играет. Я сжимаю руки, страшно нервничая.

– Ну давай, спрашивай, – наконец оживляется он. – Я же вижу, что ты умираешь от желания что-то сказать.

Я вздыхаю с облегчением, получив его разрешение. Я не хотела лезть не в свое дело, но…

– Ты работаешь с отцом?

– Да, хотя он сейчас в основном работает из своего домашнего офиса. Он частично вышел на пенсию. Делами по большей части занимаюсь я, – говорит он, выезжая на шоссе.

– А чем именно вы занимаетесь?

Я пытаюсь поддерживать разговор, но одновременно хочу вытащить из него как можно больше информации. Он усмехается:

– Покупаю и продаю компании в надежде получить прибыль.

– И как, получаешь ее?

– Определенно. Конечно, некоторые сделки не оправдывают ожидания. – Он пожимает плечами. –  Иногда мы выигрываем, иногда проигрываем.

– А брат почему не пошел в семейный бизнес?

Здорово. Он попал в мой плен – я собираюсь задать ему столько вопросов, сколько успею за нашу двухчасовую поездку.

– Он с детства хотел помогать людям. Я был тем, кто покупал в магазине конфеты и продавал их одноклассникам в два раза дороже, а он защищал детей от хулиганов. Неудивительно, что он стал адвокатом. Хотя когда-то он хотел стать врачом.

Он не замолкает почти целый час. Это здорово. Я запоминаю всю информацию, чтобы, когда лягу спать, вспомнить и обдумать. О его отце, сестре, матери. Похоже, она была прекрасным человеком: милая, нежная и добрая. Иногда чрезмерно заботливая. Из тех мам, что ездят на все экскурсии вместе с классом и устраивают все праздники.

Похожа на мою.

– Я устал говорить о себе, – наконец признается он, бросая на меня быстрый взгляд. – Думаю, теперь твоя очередь.

– Может, послушаем музыку? – с надеждой предлагаю я.

– Нет уж. Теперь я могу задать двадцать вопросов.

– О, ты тоже играл в эту игру, когда был ребенком? – спрашиваю я, изо всех сил стараясь отвлечь его.

– Я как раз сейчас играю в нее с тобой, Сара. Теперь рассказывай. Есть братья-сестры?

Отлично. Похоже, придется выложить свои (не)грязные секреты.

– И брат, и сестра.

– Прямо как у меня.

Он прав. Похоже, это еще одна наша общая черта.

– А кто старший?

– Я старшая. Потом идет мой брат Брент, потом сестра Энди.

– Снова все как у меня.

Движение становится интенсивнее. Мы приближаемся к городу.

– А что насчет твоих родителей?

Я потираю рукой внезапно заболевшую грудь.

– А что с ними?

– Они все еще вместе или в разводе?

– Они… эм… – Я с трудом сглатываю. Ладно, стоит сказать как есть. – Они умерли.

Он резко поворачивает голову, широко раскрыв глаза.

– Что? Ты серьезно?

– Да, серьезно. – Я машу рукой на лобовое стекло. – Может, тебе стоит смотреть на дорогу, Джаред?

Он делает, как я говорю; его рот открывается и закрывается, как будто он с трудом подбирает слова.

– Как… что случилось?

– Погибли в аварии. Четыре года назад.

На его лице отражается боль.

– Тебе было всего двадцать.

– Да, – киваю я. – Было тяжело. Брат учился в старших классах, а Энди было всего двенадцать. Было правда… – Я резко выдыхаю. – Трудно.

– Вам помогали родственники?

– Нет.

– Нет? – Он бросает на меня быстрый, полный ужаса взгляд. – Тогда кто вам помогал?

– Никто. Я справилась сама. Через пару лет начал помогать Брент. До этого он учился в школе и был страшно зол, что родители ушли вот так.

Прошло так много времени с тех пор, как я делилась с кем-то своей историей – ни один парень не задерживался рядом достаточно долго, а такое откровение могло случиться только в серьезных отношениях.

Этот случай – исключение. У нас с Джаредом все не по-настоящему.

– Сара, это так… должно быть, ты была сильно опустошена.

– Да, это был невообразимый кошмар, – соглашаюсь я. Мой тон звучит практически безразлично, потому что я уже не в состоянии плакать каждый раз, когда вспоминаю первые дни после аварии. Смятение, боль, ужас от осознания того, что родителей просто… их больше нет. Я была такой юной, а брат и сестра еще младше. Мы были тремя детьми, выброшенными в море. Дрейфовали и изо всех сил старались выжить. На какое-то время вокруг нас сплотились друзья родителей, но потом они исчезли. У них свои жизни, хотя тогда я этого не понимала.

Отец был поздним ребенком, и бабушки с дедушкой уже не было в живых к тому моменту, как произошел несчастный случай. Родители матери были недовольны тем, что она вышла замуж за отца, и оборвали все контакты еще до нашего рождения.

Бабушка прислала мне письмо после похорон, на которые они не удосужились приехать. Она написала, что они будут рады взять нас всех к себе и позаботятся о нас. Я не стала тратить время на ответ и выбросила письмо в мусорное ведро. Неудивительно, что больше мы о них не слышали.

Остались только мы. Одни. Я работала как могла. У родителей была небольшая страховка, но большая часть денег ушла на оплату похорон. Когда Брент пришел в себя, он тоже начал работать, и я убедила его пойти в колледж при местном университете Монтерея, чтобы он получил образование. Родители бы этого хотели.

Они бы хотели этого и для меня, но мне пришлось поставить свою жизнь на паузу. Бренту и Энди нужен был кто-то, кто о них позаботится, и этим кем-то была я.

Я рассказываю эту историю Джареду, не упуская ни одной детали. Открываясь ему, я почти испытываю катарсис. Он хороший слушатель, не перебивает, пока я изливаю душу. В нужные моменты он издает звуки и задает деликатные наводящие вопросы, когда я отклоняюсь от темы.