Половинка поднимались до вершины чуть ли не до обеда. Она оказалась тихоходна до безобразия, все пожалели, что решились ее взять. По пути Половинка раз пятнадцать рухнула в снег, вся обросла ледяными колтунами, варежки вообще пропали под налипшим снегом. Теперь они не согревали, а скорее морозили голые руки. Палаускас терпеливо сопровождал. Уже пожертвовал свитером, шарфом, заставил съесть пригоршню бледно-зеленого мха. К подножию Крестовой горы Половинка добралась изможденная, молчаливая, счастливая. От жаркого дыхания на отвороты шапки нарос иней. Не снимая лыж, устроилась задом на голом камне. Сквозь снег корчился хилый сухостой. Он словно пытался согреться в праздничном танце, ломал перемороженное тело, терял ветки. Отовсюду сквозило, будто бы колдовское дыхание всех ветров мира тушило именинные свечи. Стена Крестовой горы растянулась гигантской пирамидкой с бурыми пятнами лишайника, с едко желтыми железно-минеральными прослойками.

— Как же вам повезло, — сказала Половинка, расстегнула куртку, сунула в рот пригоршню снега. Это было чрезвычайно рискованно. Ветер трепал ее мокрые волосы, тонкая цепочка с серебристым знаком «Овна» криво прилипла к влажному горлу. Половинка вновь потянулась за снегом, стала глотать, не согревая во рту.

Все переглянулись.

— Зря вы так, — осторожно предупредила Ася, — заболеете.

— Я пока плелась за вами, перевлюблялась во все деревья, кусты, заячьи следы… — улыбалась она, потом виновато добавила. — Я из Бугульмы, а там степь бескрайная и я бескрайне скучаю по маме. А тут красиво и спокойно, как дома.

Все молчали, глядя друг на друга. Никто не понимал ее восторга: ну лес, ну снег, ну тайга. Чего так подступилась?

— Кропачев, поможешь мне взобраться на скалу? — попросила Половинка.

— Ага, — заторопился он, протянул руку.

За время, пока Половинка поднималась, погода на вершине сильно поменялась. Пошел снег. Он валил крупными хлопьями и не думал переставать.

Половинка ступала шаг за шагом за Кропачевым. Вопреки всеобщим сомнениям Половинка на гору вскарабкалась легко — без лыж куда сподручнее, даже на подъем. Голые камни отнимали меньше сил, чем проминающаяся снежная лыжня. Единственная опасность — поскользнуться. Несколько раз ее лыжные ботинки срывали тонкий слой влажного мха, и нога предательски уходила куда-то в сторону или вниз.

Потрясенная видами, Половинка стояла на вершине хребта, подняв лицо к небу. Она даже не могла произнести ни слова, только вдыхала, внимала, поглощала. В воздухе, под сильным ветром, трепетала ее длинная коса и, словно стрелка, кружила в разные стороны.

Долго смотрела вниз, где хорошо просматривался лес. Небо хоть и чистое, но абсолютно непрозрачное, заполненное снежной тенью.

При спуске Половинка метра три проскользила на пятой точке, больно ударилась коленом о камень. И все равно быстро вскочила, засеменила вниз, хватаясь за камни и мох.

К вечеру вернулись в город. Ася не стала снимать лыжи и катилась до дома по накатанной автомобильной дороге. Задача не влететь в пешеходов, машины, дорожные снежные отвалы. В них скрывались провалы поворотов, оттуда выезжали машины, встреча с которыми сулила неприятности. Такое «фигурное катание» быстро утомило, ноги болезненно затекли от усталости. Приходилось усиленно держать равновесие, направлять носы лыж по колее, скрадывать неровности, гасить скорость. Лыжи не особо слушались, покорялись потоку ледяного наста. И не понятно кто победит. Стихия, человек или время. При таком спуске время переставало существовать, оно было противоположно скорости, оно останавливалось, замирало от стресса. Не понимая почему, из сегодняшнего дня Ася запомнила именно этот спуск. Накопилось, наверное.

И конечно же, для полноты момента, навстречу двигалась машина, мелодично позвякала, требуя освободить дорогу.

«А не пошла бы ты!» — Ася залихватским движением оттолкнулась палками, шумно проскочила перед капотом и свернула к своему дому.

Отец сидел на диване и смотрел телевизор, но по силуэту было понятно, что погрузился в собственные мысли. Теребил брови, нащупывал длинный волос, выдергивал, долго разглядывал, бросал на половики. Со стороны могло показаться, что он был занят этим целый день. Мать вязала носок с длинным голенищем. как у гольфов. На появление Аси отреагировала вздохом. Вместе с ней в квартиру пришел запах костра, хвои, мороза.

Ася поставила лыжи в туалете на тряпку. Когда замки начнут оттаивать, на полу будет копиться вода. Ботинки и одежду сунула на батарею. Она носилась по квартире и натыкалась на какие-то преграды, ненужное барахло, уходила на кухню, открывала холодильник, снова убегала в свою комнату, включала радио, выключала, открывала портфель, дневник, что-то читала, не понимала. Ее нехило штормило и она не понимала почему, пока взгляд не упал на учебник истории с картиной полной луны. За окном была точно такая же. Она горела над ночным горизонтом огромным ярким пятном и в желтоватом тумане плескались звезды, просвечивали макушки гор и сосен. А в квартире тоской шуршал телевизор.

Уже совсем стемнело, когда мать заглянула в комнату.

— Радио сделай потише. Там, — махнула она рукой, словно это «там» находилось у черта на куличках, — там к тебе жених на таратайке.

Алексей!

Из прихожей раздался мужской голос, Ася слов на разобрала, но по интонации уловила, что скорее всего гость поздоровался с отцом. Отец наверняка в ответ кивнул.

— Каждый день разные, — сурово выдала мать.

Значит не Алексей, расстроилась.

— Я его приглашала зайти, а он попросил отпустить тебя с ним погулять. — Мать внимательно уставилась на Асю, словно она стояла перед ней на девятом месяце беременности. — Смотри у меня, — угрожающе покачала кривым пальцем.

— Это ж кто такой смелый? — удивилась Ася и вышла в коридор. — Палаускас? Ты чего? Списать домашку? Или у кого-то день рождения? Или чего там? Что я пропустила?

— Пошли погуляем, — улыбнулся Палаускас. Утренний разговор с водителем автобуса придал ему уверенности. Ася в который раз отметила его белоснежную улыбку, ровные белые зубы. Сам огромный, глазки маленькие, а улыбка настолько яркая, что перечеркивала все недостатки.

— Офонарел? Мы с тобой сегодня целый день гуляли.

— Пошли, на улице замечательная погода. Снег валит.

«А не отвалить ли тебе самому», подумала Ася и поежилась от его взгляда. Никто не смотрел на нее так, как он. Это было ласковое созерцание, трепетное колыхание надежды. Она и раньше замечала, что он смотрел на нее дольше, чем на других. Разумеется, она все списывала на собственные фантазии.

В черной фуфайке, высоких валенках, широко размахивая руками, он катил по льду к далекому краю улицы; его движения были уверенными и счастливыми, он двигался так, будто выиграл олимпиаду. И тут был облаян, словно из-под земли появившимся псом. Мчавшийся пес хватал его за пятки и никак не мог прокусить жесткий войлок. Палаускас беззвучно смеялся, останавливался, трепал пса за загривок, потом торопился к Асе, подхватывал за талию и кружил, тыкался носом в ее щеку. Пес подпрыгивал рядом, кувыркался через голову, валился в сугроб, всем видом показывал, что он счастлив тем, что кто-то счастлив рядом.

Палаускас вновь укатил вперед, что-то проорал в небо, собачий лай заглушил слова.

Ася тихо смеялась, и в этот самый момент чья-то ладонь хлопнула ее по плечу. Их было трое — пьяные, разгоряченные, вонючие, наглые. Один из них вплотную приблизился к Асе, открыл рот и выдохнул ей в лицо струйку папиросного дыма. А Палаускас уже торопился вернуться, словно собираясь всех уничтожить, пес молча скакал рядом. К всеобщему счастью, двое других подхватили друга подмышки и потащили прочь.

— Испугалась? — Сергей забрал руку Аси, перекинул за свою, локтем прижал к телу, словно взял в плен. — Вот так-то лучше.

— Что будем делать? — выдернула Ася руку.

— А ты что хочешь?

— Может, по домам? А то бродят тут всякие.

— Не, — вновь расцвел улыбкой Сергей, — хочешь? — и он стал лихорадочно оглядываться по сторонам. — Хочешь я подарю тебе эту гору. — Показал на Крестовую.