У Юми отвисла челюсть. Шероховатый мыльный порошок посыпался сквозь пальцы.

– Что? – Художник уставился на девушку, заметив ее реакцию.

– Художник, это противозаконно!

– Ты же сама предложила сделать что-нибудь против правил!

– Я имела в виду нарядиться и пройтись вприпрыжку перед горожанами! – Она поникла, представив, как сильно будет смущена. – Может, прикрывшись веером. Или парой.

– Духи чего-то от нас хотят, – сказал Художник, – и то, как ты принимаешь пищу, к делу наверняка не относится. По-прежнему думаешь, что наша задача связана с той машиной?

– Да. – Юми кивнула и окунулась в воду, чтобы смыть мыло.

– Тогда нам нужна информация, – заявил Художник. – Итак…

Юми приблизилась к нему, улыбаясь. Она подняла руки к подбородку, прижав локти к бокам.

– Я согласна на твое предложение. – (В конце концов, это, скорее всего, желание духов.) – Но как мы проберемся туда незамеченными?

Это будет хорошей проверкой. Если откровенное нарушение закона не разозлит духов, значит их не разозлит ничто, кроме прямого оскорбления.

– Хорошо, что каждый день нас оставляют одних на несколько часов. – Художник с улыбкой посмотрел на Юми. – Да еще и в таком месте, куда никому нельзя заходить и откуда прогоняют даже работников, чтобы не подглядывали. Удобно, да?

Юми кивнула, смущенная своим энтузиазмом. Ей с трудом удалось дотерпеть до конца омовения и одевания. Еще никогда она не сменяла одно мыло другим с такой умопомрачительной скоростью. А вот Художник, кажется, вовсе не волновался, пока Чхэюн и Хванчжи сопровождали их к саду и святилищу среди парящих деревьев. На этот раз он не прикоснулся к принадлежностям для рисования, а сразу преклонил колени, дожидаясь, когда служанки удалятся.

Тогда он переглянулся с Юми, которая энергично закивала, чувствуя, как сердце – которого в духовной форме у нее, конечно, не было, но казалось, что есть, – торопливо забилось, а руки задрожали. Она готовилась совершить нечто крайне неправильное!

Первым делом Художник взял свои сандалии, снял чулки и обмотал ими деревянную обувь.

– Не получится прокрасться, если топать при каждом шаге, – объяснил он.

– Ого, – впечатлилась Юми. – А ты знаток.

– В сериалах видел. – Художник покраснел. – Там люди обычно обувь снимают, но я решил сделать так, чтобы не орать от боли на каждом шагу.

Он надел сандалии и убедился, что они стали гораздо менее шумными. (Если вы сейчас пытаетесь понять, насколько горяча земля в Торио, то поспешу уточнить: камень в тамошних селениях не способен воспламенить ткань. Он обожжет кожу, если вы решите постоять на нем голыми ногами, но от короткого прикосновения вреда не будет, разве что в наиболее жарких областях.)

Художник кивнул Юми и двинулся прочь от святилища. Девушка мешкала. Это был переломный момент. Готова ли она пойти вразрез с нормами поведения, которым ее учили с детства?

Зажмурившись, она шагнула следом. Приоткрыла глаз, затем второй. Художник не замечал ее переживаний. Он приблизился к одному из наиболее толстых деревьев и толкнул его пальцем, заставив закружиться на цепи.

– Как, говоришь, эти деревья летают? – спросил он.

– На восходящих воздушных потоках.

Он качнул пальцем другое дерево.

– Они удивительно легкие. Я думал, нужно больше усилий, чтобы повернуть их, хоть они и парят. – Он тронул еще одно и отпрянул, уставившись на ладонь.

– Что случилось? – спросила Юми.

– Я как будто часть веса потерял, когда дотронулся, – ответил Художник и обхватил ствол обеими руками. – Невероятно! Чувствую себя воздушным шариком.

– Чем?

– Покажу как-нибудь, – пообещал он, отпуская дерево. – Юми, эти деревья парят не только благодаря воздушным потокам, но и умеют снижать свой вес.

(Он был прав. Если вам интересно, как они это делают, то вот подсказка. Растения в мире Юми не попирают законы физики; они обходят их стороной, пока физика увлечена интересным сериалом. Скорее всего, это сериал о маятниках. Физика просто обожает маятники.)

Все сильнее ощущая греховный восторг, Юми следовала за Художником среди прикованных цепями ленивых деревьев, между которыми то тут, то там открывались тропинки. Она быстро сообразила, что не имеет понятия, как устроен город, знает лишь, что в центре сада находится паровая скважина, что холмы, где притаился холодный источник, расположены к западу, а сад – к югу. Впрочем, Художник ориентировался заметно лучше. Возможно, этот навык развивается, когда тебя не водят повсюду служанки.

Им удалось обойти участки, где работники собирали с деревьев орехи. Художник довел Юми до окраины сада у восточной границы города, невдалеке от ритуальной площадки, и присел под деревом.

Они преодолели большую часть пути до шатра мудрецов, но оставалось еще добрых полтораста футов. Предстояло идти по горячим камням, а еще перелезть через ограду площадки. За шатром приковали три раскидистых дерева, чтобы предоставить мудрецам тень. Под ними можно было спрятаться, но лишь в случае, если удастся незамеченными пересечь открытое пространство.

Художник посмотрел на ритуальный тобок. Платье было яркое, желто-красное.

– Оно бросается в глаза, – сказал он.

– В этом весь смысл, – объяснила Юми.

Художник кивнул. И снял платье.

Юми ахнула. Не из-за того, о чем вы подумали. Они все-таки мылись вместе каждый день. Вдобавок под тобоком было еще три слоя одежды. Но она уже считалась нижним бельем.

– Что ты делаешь? – возмутилась она, когда Художник стянул и вторую юбку. – Прекрати!

Он ухмыльнулся и указал на последний слой одежды – тонкие светло-коричневые шелковые штаны, отдаленно напоминающие панталоны, и свободную зеленую сорочку, тоже шелковую, блестящую и достаточно откровенную. Под ней оставалась лишь нагрудная повязка.

Юми взмолилась, чтобы на этом Художник остановился.

– Это похоже на местную мужскую одежду, – заметил он.

– Вовсе нет, – возразила Юми. – Мужская одежда совсем другая.

– А по-моему, похоже. Думаю, с расстояния меня примут за садовника, уходящего с работы.

– А если приглядятся, то увидят меня, полуголую, и решат, что я спятила!

Художник посмотрел в сторону шатра, как будто все равно собирался направиться к нему, но не шелохнулся. Он перевел взгляд на девушку.

– Юми, если хочешь бросить эту затею, сейчас самое время, – сказал он. – Я с твоей жизнью играю. Если меня поймают, с последствиями придется жить тебе – при условии, что мы рано или поздно поменяемся обратно. Итак… мне остановиться? Или нет? Выбор за тобой.

Предоставить ей выбор было крайне плохой идеей.

Но она испытывала азарт. И целеустремленность. Одновременно. Поэтому, не успела Юми толком все обдумать, как тоже скинула платье и слой нижнего белья, оставшись только в шелках.

– Иди! – скомандовала она.

– А ты-то зачем разделась? – спросил Художник. – Ты же невидимая.

– В знак солидарности! – Она глубоко вздохнула и двинулась вперед по камням.

Юми привыкла, что люди мгновенно узнавали йоки-хидзё. Поэтому прежде не верила ни в какую маскировку.

Но она успела пожить в мире Художника. Побыть нормальной уже полторы недели. По крайней мере, по половине каждого дня, что она там провела. Может быть… Художник прав и никто не заметит?

Но она все равно ощущала себя полевой мышью. Крошечной зверушкой, выпавшей из гнезда в рисовом кусте на горячие камни среди бела дня и теперь отчаянно ищущей местечко повыше на виду у ястребов и ворон. Обжигаясь на каждом шагу.

Любой отдаленный звук казался ей сигналом тревоги. Она была уверена, что многие местные жители уже помчались за Лиюнь. Вскоре всем станет известно, что йоки-хидзё свихнулась и бегает по городу в одном нижнем белье.

Художник неторопливо следовал за ней.

– Быстрее! – прошипела Юми.

– Спешка – враг скрытности, – возразил он. – Доверься мне. Я минимум трижды видел такое в сериалах.

– Трижды? И это весь твой опыт? – Юми подскочила, когда по ней скользнула тень купы рисовых кустов.