Художник застонал, но последовал за ней. Юми подкралась к окну, собралась с духом и заглянула внутрь. На кровати лежала хрупкого вида старая женщина. Свет из окна обрамлял ее тело, а на лицо падала тень. Широкая кровать как будто поглотила ее.

Кошмар сидел у изголовья. Юми затаила дыхание. Она ожидала увидеть нечто похожее на человека. Тень, что-нибудь в таком роде. Но кошмар больше напоминал паука с лапами, сотканными из дыма. Эти лапы впились в матрас вокруг старушки, образовав подобие клетки. Кошмар был (низким стилем) огромным. Размером с самого крупного ястреба, что парили в небесах ее мира. Полностью вытянув лапы-щупальца, он мог достичь в ширину добрых пятнадцати футов.

Юми застыла в цепких когтях тревоги. Ей хотелось сорваться и помчаться вниз по лестнице, бежать, пока не оставят силы. Но она не смогла пошевелиться.

Что-то внутри ее узнало эту чудовищную фигуру и до смерти перепугалось. Первобытные инстинкты подсказывали, что не стоит вставать на пути существа, считающего людей добычей.

– Так, – прошептал Художник. – Осторожно сними сумку и успокойся, как я тебя учил. Если не будешь слишком пугаться, кошмар не отвлечется от жертвы.

– Как мне…

– Помедитируй. И достань принадлежности.

Невозможно было одновременно медитировать и доставать принадлежности. По крайней мере, у Юми не получалось.

Стоя неподвижно, она попробовала дыхательную гимнастику. Кажется, помогло.

– Не делай резких движений и не разговаривай громко, – наставлял Художник. – Тогда он не обратит на тебя внимания. Если повезет, успеешь все нарисовать, прежде чем он отстанет от жертвы. Изгонишь его тихонько, и несчастная старушка даже не узнает, что случилось.

Юми не шелохнулась.

– Юми? – окликнул Художник. Затем повторил чуть громче: – Юми?

Кошмар шевельнулся и повернул к ним подобие головы. С «лица» на пол капала жидкая тьма. Глаз не было…

Или вот эти крошечные белые точки – глаза? Как булавки, вонзенные в бесконечность. Тварь выпрямила четыре из множества своих лап и потянулась через всю комнату к окну.

Она увидела людей.

Нет… она услышала Художника.

– Подожди. – Художник поднялся. – Он указывает на меня. Неужели (низким стилем) заметил?

Юми наконец собралась с силами. Торопливо опустила взгляд и выудила из сумки тушечницу. Дрожащими пальцами попыталась открутить крышку, но та держалась плотно, как приклеенная.

– Ты меня слышишь? – громко произнес Художник, шагнув вперед.

Кошмар остановился и опустил лапы. Затем развернул свое массивное тело под крутым углом, опираясь лишь на две конечности, и снова потянулся к окну. Лапы-щупальца медленно, осторожно удлинялись, как будто сама ночь тянулась к Художнику, чтобы проглотить его.

– Ты меня видишь, – удостоверился Художник. – Неудивительно. Раз Виньетка меня видит, то и… – Он сбился, после чего издал сдавленный вскрик.

Юми обернулась.

И увидела, что Художник рассеивается.

Он застыл, вытаращив глаза. Его руки и ноги расплылись дымкой, потеряли четкость. Его тело потянулось к кошмару. Его сущность закрутилась, разделившись на два миниатюрных вихря. Один голубой. Другой розовый.

Хион. Его душа превращалась в хион. А кошмар, раскинувший лапы вокруг окна и подтягивавший свое тело к Художнику, не сводя с того глаз-булавок, впитывал эту энергию.

Юми закричала.

Художник просил ее не делать этого. Слабые кошмары страшатся внезапных звуков, но задача художника не в том, чтобы просто их спугнуть. Их нужно поймать, чтобы не напали на кого-нибудь еще. Тем не менее громкий шум способен дезориентировать чудовище, и, если у художника закончились холсты или тушь либо он не может рисовать по иной причине, допустимо прибегнуть к крику. Но Юми, конечно, не руководствовалась этой логикой.

Ход ее мыслей сводился примерно к этому:

– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!

Не всему можно научить в школе. Чтобы узнать некоторые вещи, нужно слопать большую ложку жирного личного опыта. У кого при первой встрече с кошмаром как минимум не возникло желание завопить?

Кошмар отпрянул и поджал лапы. Затем метнулся прочь, сквозь противоположную стену, оставив дрожащего Художника. К тому постепенно начала возвращаться форма.

– Это, – произнес он (низким стилем), – было неожиданно. Он может сожрать меня, как сновидения.

– Почему ты так спокоен?! – взволнованно воскликнула Юми.

– Наверное, просто оцепенел, – ответил Художник. – Спасибо, что спугнула его.

– Х-художник? – раздался голос из комнаты.

Старушка проснулась и села на кровати, совершенно сбитая с толку.

– Скажи ей, что просто проверяла и испугалась случайной тени, – посоветовал Художник. – Никому не хочется знать, что к нему присосался кошмар. Так… лучше.

Ошеломленная Юми последовала совету. Затем, покраснев до кончиков ушей, схватила сумку. Ее тело все еще было наэлектризовано; в нем смешался безумный коктейль из всевозможных гормонов. Ей казалось, что нужно сделать еще что-нибудь. Хотя бы снова закричать.

К счастью, Художник оставался спокоен, как будто инцидент был исчерпан. Он даже не заглядывал в комнату. Что, если тварь вернется?

Какой прискорбный провал! Юми хотелось сжаться в комочек и исчезнуть. А она еще Художника трусом считала…

– Могло быть хуже, – сказал он.

– Что? – ошалело спросила Юми.

– В первый раз всем трудно, – с улыбкой сказал Художник. – Не переживай. Я после первого раза несколько дней спать не мог, хотя на том дежурстве меня сопровождали двое опытных кошмаристов. Ты нормально справилась.

– Я ничего не сделала.

– Ты не сбежала. Это уже хорошо. – Он вдруг нахмурился. – А вот это уже чревато неприятностями…

Юми не сразу поняла, о чем речь. Художник подошел к перилам и указал вниз. В переулке появились двое людей, привлеченные паническим криком.

Аканэ и Тодзин.

Художник прикинул, можно ли Юми улизнуть незамеченной, но опоздал. Тодзин уже заметил ее, Аканэ окликнула. Юми робко подошла к ограждению площадки.

Да, Художник беспокоился, что их увидят не те, кому можно. Надеялся, что Тодзин и Аканэ встретятся с Юми лишь после того, как та выполнит задание и докажет существование стабильного кошмара. Как теперь объяснить им, что здесь происходит?

Аканэ полезла наверх, Тодзин за ней.

– Юми?! – возмущенно спросила она, заметив сумку художника. – Что ты здесь… – Аканэ запнулась, увидев в окне старушку. – Извините! – крикнула она. – Мы… э-э-э… новобранцев тренируем! Не обращайте внимания. – Аканэ схватила Юми за руку и потащила вниз, мимо сбитого с толку Тодзина.

Серьезно, где он одежду достает? Может, ему на заказ делают, сшивая вместе две обычные рубашки? Художник тяжело вздохнул и направился следом. Юми оглянулась на него круглыми от паники глазами. Он развел руками. Ничего спасительного не приходило в голову; хуже того, она после встречи с кошмаром прямо-таки раскалывалась. Кто бы мог подумать, что у призраков бывает головная боль?

– Что (низким стилем) ты здесь делаешь? – повторила Аканэ, когда они с Юми спустились. – Ты не обучена! Тебе нельзя здесь находиться!

Юми потупила взгляд.

– Она его прикрывает, – догадался Тодзин. – Никаро взял «отгул». Готов поспорить, он где-нибудь прохлаждается, вместо того, чтобы на работу ходить. Аканэ, все как… в прошлый раз. – Он подошел и воодушевляюще улыбнулся Юми. – Ты ему помогаешь? Делаешь работу за брата, да? Потому что понимаешь, что ее нужно делать? Он у нас трусишка, а ты ответственная?

– Ох, Юми. – Аканэ хлопнула себя по лбу. – Это, конечно, мило с твоей стороны, но, серьезно, ты не можешь просто так взять и отдежурить смену художника. Ладно бы Никаро на конвейере работал.

– Никаро не трус, – тихо сказала Юми и подняла голову. – А я не совсем дилетант. Он меня кое-чему научил.

Художник подавил стон. Юми наверняка надеется, что такое объяснение поможет, но все наоборот. Теперь его сочтут безответственным за то, что он взялся ее обучать. И будут не так уж не правы.