Художник рассеянно пошел к краю ритуальной площадки и заметил, что Лиюнь куда-то подевалась. Служанки взвизгнули от неожиданности и бросились к нему с веерами, чтобы прикрыть от толпы. Он был одет, но в данный момент не планировалось, что он предстанет перед зрителями, поэтому женщины были обязаны его закрыть.

– Не уходи с площадки. – Юми против воли потянулась за ним. – Художник, нам нельзя уходить!

Но ему были знакомы такие толпы. Они всегда собирались на месте происшествия. На месте появления кошмара. Он отмахнулся от вееров, а когда служанки не отступились, с силой оттолкнул их, после чего они отстали. Толпа раздавалась перед ним, перешептываясь, пока он не приблизился к источнику переполоха.

К счастью, никого не убили. В кибитке приехали несколько усатых и бородатых мужчин в белых одеждах. Их особо выделяли причудливые шапки – короткие спереди, высокие сзади, похожие на… маленькие стулья. А по бокам у них были крылышки.

– Мудрецы, – объяснила Юми, подойдя к Художнику, и прикрыла рот ладонью. – Из Торио. Из университета. Я всегда мечтала их увидеть.

– …о вашем отчаянном положении донеслись до самого Торио, – вещал старший мудрец. – Поэтому мы принесли вам наше благословение.

Он обращался к тучному городскому старосте, хотя слова, безусловно, предназначались для всех горожан. Староста поклонился мудрецам, а затем еще раз, на случай, если первого оказалось недостаточно.

– О глубокоуважаемые мудрецы, – произнес он высочайшим стилем и со всей возможной пышностью, – добро пожаловать в наш скромный городок.

Художник нахмурился. Подобным образом изъяснялись персонажи исторических сериалов, обращаясь к правителю. Нетрудно было догадаться, как высоко здесь ценили мудрецов.

Позади четверки мудрецов группа более молодых мужчин в похожих черных шапочках, только поменьше, распахнула задние двери повозки и потащила наружу груз. Это была металлическая конструкция размером с платяной шкаф, с множеством торчащих длинных прутьев. Она смахивала бы на паука, отрасти тот несколько десятков лишних конечностей.

– Ваш город, – произнес самый высокий из мудрецов, – пострадал от прискорбного порока нашей системы. Достопочтенная (высоким стилем) йоки-хидзё, – он поклонился Художнику, – безусловно, занимает особое место в наших традициях. Тем не менее людские возможности ограниченны, и крайне ненадежно полагаться на них для удовлетворения всех нужд нашего общества. С благословения ее величества в Институте механических решений мы придумали решение этой проблемы.

Он указал на удивительную машину, и Художник сразу обо всем догадался. Быстрее, чем помощники мудрецов принялись раскладывать вокруг машины камни.

– О чем они говорят? – спросила Юми.

Ждать оставалось недолго. Высокий мудрец застыл с указующим перстом, пока его помощники возились с механизмом. Наконец он бросил взгляд на команду, и один из помощников подбежал и зашептал ему на ухо.

Они обменялись резкими, но тихими репликами, сопровождая их оживленной жестикуляцией.

– Демонстрация состоится, – объявил мудрец, – когда мы все настроим и отдохнем после трудного и долгого пути.

– Демонстрация чего, о глубокоуважаемые мудрецы? – спросил староста, кланяясь.

– Машины, – улыбнулся старший мудрец, – складывающей камни.

– Это чудовищно! – повторяла Юми, расхаживая по комнате Художника. – Это святотатство! Мертвая машина не может призывать духов. А если и сможет, то это будет обман. Жульничество. Чего ты улыбаешься?

– Да так, ничего. – Художник разлегся на своем алтаре. – Причитай дальше, не стесняйся.

– Ты со мной не согласен, – заключила Юми, щурясь на него. Она приблизилась. Ее возмущение было столь велико, что она даже не переодела пижаму. – Признавайся, почему ты не согласен?

– Просто я нахожу это немного лицемерным. Ты описываешь сложение камней, уделяя особое внимание точности, как будто это механический процесс. Ты жалуешься всякий раз, когда я вкладываю в него эмоции, а однажды даже сказала, что лучше бы тебе быть машиной. А теперь… вот.

Юми фыркнула и сложила руки на груди:

– Художник, я запрещаю тебе усматривать в этом иронию.

Он вскинул брови.

– Но только в моем мире, – добавила она с кивком, – где действуют мои правила. – Она отошла в сторону, пытаясь совладать с нахлынувшими эмоциями.

Машина. Для сложения камней.

Машина… чтобы заменить ее.

Если сработает, то отпадет надобность в йоки-хидзё? Девочки больше не будут проводить жизнь в невидимых стенах ответственности и чужих ожиданий?

Но ведь эта роль почетна…

Будет ли столь уж плохо, если больше никому не выпадет такая честь?

«Духи мучаются, – подумала она. – Хотят, чтобы я их спасла».

– Готова поспорить, – повернулась она к Художнику, – что именно поэтому духи просят помощи. Они хотят помешать кощунству. – Она слабо вздохнула. – Вот и вселили в мое тело бездаря. Мне нужно было потерпеть неудачу в сложении камней… чтобы эти мудрецы объявились, а я потом разрушила их коварные планы!

– Постараюсь не обращать внимание на «бездаря», – ответил Художник, – но эти мудрецы вовсе не кажутся мне злодеями.

– Они создают устройства на замену честному труду простых людей! – Юми круто развернулась. – Что, если они придумают машины для сбора урожая? Для шитья одежды? Скоро всем станет нечего делать! Люди увянут, как опавшие на землю фрукты.

– Ух, Юми… А откуда, по-твоему, взялась эта пижама? А твои платья?

Она осмотрела свою одежду. Ей и раньше бросалось в глаза, что стежки уж очень правильные.

– У нас есть все, что ты сейчас перечислила, – сказал Художник. – Машины, помогающие сеять и собирать урожай. Машины для шитья. А твой любимый душ? Тоже машина. И приемник. Но представь себе, в моем мире людям все равно есть чем заняться. Чтобы строить и обслуживать машины, нужны рабочие. Для усовершенствования и размещения хионных линий – тоже. Все с вами будет нормально.

– Ваши машины не заменяют священное служение, – возразила Юми. – Духи будут оскорблены.

– Если так, то они просто не придут, сколько бы каменных башен ни сложила машина.

Ну… наверное.

Если только проблема не гораздо серьезнее. Если что-то не мешает им искать помощь в другом месте.

«Освободи нас…»

– Интересно, на чем эта штука работает? – задумался Художник, глядя на потолочный светильник, к которому тянулись две тонкие нити вездесущего хиона. – Вы же еще не открыли хион?

– Думаю, на моей планете его вообще не существует, – ответила Юми.

– Может, используется что-то более древнее. Паровые двигатели у вас есть?

Юми недоумевающе посмотрела на него. Паровые?

– Очевидно, нет, – заключил Художник.

– Не стоит думать, что мы примитивны, – замахала руками Юми, – только потому, что не умеем заставить лица появляться в настенных ящиках. Вы-то, например, не знаете, как поднять дом в воздух.

Художник не ответил. Юми сложила в стопку несколько листков с нарисованным бамбуком и принялась за утренние процедуры. Помывшись, расчесавшись и переодевшись, она взяла кисть и тушь.

– Мастер, я готова к уроку, – с низким поклоном объявила девушка.

– Ты ко мне так обращаешься, потому что меня это бесит? – спросил Художник.

– Да, – с повторным поклоном ответила Юми.

– Ты открыто это признаешь?

– Зачем еще звать тебя так, как тебе не нравится? По-моему, все очевидно.

Он махнул рукой и сел на свой алтарь.

– А разве духовным девушкам позволено раздражать людей?

– Твой мир, – ответила Юми, с вызовом вскинув голову, – твои правила. Художник, у меня сложилось впечатление, что раздражать людей для тебя сродни религии.

Юми чувствовала, что чересчур озорует и надо бы остановиться. Но… дразнить Художника было так забавно. Если бы он вдруг понурил голову, Юми, скорее всего, устыдилась бы. Но он воздел руки к небу и драматически потряс головой:

– Я совершенно тебя не понимаю!