Юми была в ужасе.

К такому ее не готовили. Обучать другую йоки-хидзё? Это ей не пристало. Не для этого ее избрали духи.

Ничего не выйдет. Она почувствовала, что ничего не выходит, когда Художник оказался упрямым учеником. Впрочем, она и сама была упряма. Лиюнь постоянно напоминала, какой своевольной Юми была в детстве, как требовала объяснений, прежде чем выполнять указания.

Тем не менее… она вспомнила, как звучал голос духа, обратившегося к ней, прежде чем их с Художником поменяли телами. Что-то не так. Случилась – или вот-вот должна случиться – какая-то беда, и Юми должна ее предотвратить. Вероятно, при помощи Художника.

Духи рассчитывали на нее. Сильнее всего она боялась их подвести.

– Будь внимательнее, – сказала она Художнику, копируя интонации Лиюнь. – Не зевай.

Он вздохнул и выронил камень. Юми его подловила, когда он уставился вдаль, наверняка раздумывая о том, как еще вывести ее из себя.

– Как я должен «почувствовать» камень и «узнать» его, если ты не даешь мне времени подумать?

– Сейчас тебе не нужно раздумывать, – парировала Юми. – Для этого есть медитация.

– Не обязательно соблюдать такие строгие правила, – возразил Художник. – Нельзя разложить по аккуратным коробочкам все аспекты жизни, чтобы они не пересекались. – Он нашел большой валун и опустился на него, игнорируя разумное требование вырабатывать привычку стоять на коленях либо сидеть на корточках.

– Если убрать все ограничения и правила, жизнь превратится в хаос, – назидательно произнесла Юми.

Художник закатил глаза.

– Ты утверждаешь, что это искусство, но не допускаешь никаких творческих экспериментов? – Он поднял камень. – Если бы мне действительно хотелось узнать этот камень, я подумал бы, откуда он взялся и как получил такие выщербины. Я бы посмотрел, какую тень он отбрасывает под солнцем, какие в нем прожилки и так далее.

– Все это не важно, – сказала Юми. – Важно определить вес камня и местонахождение его центра тяжести. Теперь это твое искусство, Художник.

– Это глупо, – сказал он (низким стилем). – Глупее некуда…

Каждая минута занятий казалась часом. Художника постоянно нужно было поправлять. День тянулся, и Юми все сильнее одолевало раздражение. Они ничуть не продвинулись. После всех ее разъяснений Художник так и не смог понять, как должен балансировать тот или иной камень.

В конце концов он отряхнул рукавицы и снял их. Юми хотела заставить его продолжить, но он уже клевал носом. Учитывая, как быстро они теряли силы в первые дни, было удивительно, что он продержался аж восемь часов.

На ритуальную площадку вступила Лиюнь. Почти весь день она провела снаружи, наблюдая. Ее привычно невозмутимое выражение сменилось откровенно тревожным. Она повела Художника и Юми к кибитке.

«Может, попросить Лиюнь провести тренировку?» – задумалась Юми.

Опекунша, безусловно, более опытный учитель.

Вот только… духи обратились не к Лиюнь. Они выбрали Юми. Как бы она ни страшилась ошибок, долг есть долг.

Но что, если Лиюнь сделает нечто непредвиденное? Юми нервничала от одного взгляда на ее озабоченное лицо.

Рассказчики часто говорят, что по нахмуренному лбу или беглой перемене в лице можно прочесть любые эмоции. Это краткое описание реального феномена; на самом деле он гораздо сложнее, чем нам представляется. Чем больше времени вы проводите с другими людьми, тем лучше их узнаете. Вы не только запоминаете, какую еду они любят, но и учитесь распознавать их реакции. Например, то, как они выражают беспокойство.

Некоторые в самом деле хмурят лоб. Другие витают в облаках и отводят взгляд. Но дело не только во взгляде, позе или складках на лбу. Человеческие существа – сгустки эмоций, управляющие своей мимикой и мускулами, как марионетками. Мы выражаем чувства не только телом, но и душой.

Юми понимала, о чем думает Лиюнь, шагая с нею рядом. Та замышляла нечто опасное. Вернуться вместе с Художником к основам сложения камней – не худшая участь. В чрезвычайной ситуации можно и вовсе отстранить йоки-хидзё от обязанностей.

Юми представила, как вновь отчаянно пытается объяснить Лиюнь ситуацию и как опекунша упорно списывает все на разыгравшееся от усталости воображение подопечной. Лиюнь плохо воспринимает фантазии. Тут Художник прав. Она не поверит, что Юми и мужчина с другой планеты поменялись телами. Стоит чуть перегнуть палку, и Лиюнь сочтет необходимым обратиться к вышестоящему начальству и Юми… освободят от обязанностей. Ее заставят призывать духов в тюремных условиях.

Вот бы ей оставаться спокойной и мыслить позитивно, как Художник.

Тот лениво зевнул, когда они достигли кибитки. Но Юми увидела разочарование и даже гнев на лице Лиюнь, когда он вошел внутрь, совершенно измотанный после всего лишь восьми часов бодрствования.

– Умоляю! – воззвала Юми к Лиюнь. – Умоляю, позвольте мне попытаться еще. Не отстраняйте меня! Не посылайте за палачами.

– Гм?.. – промычал Художник, оборачиваясь.

Входя в кибитку, он забыл снять сандалии.

– Ничего, – ответила Юми, когда он опустился на пол.

Служанки тут же подскочили, чтобы его покормить. Но они чересчур замешкались, и секунду спустя…

…Юми открыла глаза и увидела, что снова лежит среди одеял на полу в квартире Художника. Ощущение было абсурдным, ведь еще секунду назад она стояла возле своей кибитки. Но она чувствовала себя сонной, как будто только что очнулась. Скорее всего, это тело спало, пока Юми с Художником находились на ее планете. Вдобавок при каждом перемещении они теряли время – вероятно, проводили по нескольку часов без сознания.

Художник взъерошил волосы. На вид он был сам не свой: растрепанный, в мятой ворсистой одежде, которую жители этой планеты надевали перед сном. Юми вспомнила, что здесь он ходил в этом наряде целыми днями. И на ней самой сейчас был точно такой же.

– Попробуй другую одежду надеть, вдруг получится, – предложила Юми. – По крайней мене, ее душу.

– Душу одежды? – едва ворочая языком, переспросил Художник.

– Когда я дух, я могу касаться души моей одежды, чтобы снять ее, а потом надеть обратно. У тебя может выйти нечто подобное. – Юми посмотрела на дверь в ванную комнату. Как же удобно, когда вода поступает прямо в дом! – Пойду еще разок испытаю душ.

Юми направилась в ванную, рассчитывая начать день на позитивной ноте. Хватит зря тратить время, как в прошлый раз.

Когда она слишком удалилась, Художник вскрикнул. Юми увлекла его за собой, заставив скатиться с мягкого алтаря и вскочить на ноги. В ответ на ее вопросительный взгляд Художник лишь вяло махнул рукой и пересек комнату. Юми кивнула, закрыла за собой дверь и включила свет.

Пора сосредоточиться.

Какое там! Едва шагнув под горячую воду, хлынувшую в ответ на ее прикосновения к вентилям, она сомлела от удовольствия. Да, это место таит множество опасностей. Юми неохотно покрутила вентили, сделав воду неприятно холодной. Холод пронизал ее до костей, уняв бунтарский жар. Так она мотивировала себя не задерживаться в ванной.

Неуклюже помывшись – служанок ведь рядом не было, – Юми постояла, дрожа, под студеной водой и помолилась.

Наконец она вышла, закуталась в полотенце и расчесала перед зеркалом волосы. И еще сильнее затосковала по служанкам. Чхэюн мастерица распутывать колтуны, не причиняя боли, а Хванчжи за работой всегда напевает успокаивающие песенки. Юми не могла назвать их подругами, ведь ей не полагалось иметь подруг. Более того, если бы они вдруг сдружились, служанок бы заменили. Тем не менее она скучала по ним.

«Удивительно, – подумала девушка, – что они едва прикасаются к волосам Художника, когда готовят его к ритуалам. Они видят вместо него меня, но вместо сотни движений им достаточно провести гребнем несколько раз».

Любопытно. Виньетка не удивилась, что Юми способна заставить тело Художника выглядеть как свое собственное. Юми каким-то образом изменила его фигуру, и в этом наверняка помогло призвание йоки-хидзё. Будь Художник более опытен, может, и ему бы удалось уподобить ее тело своему? Это, конечно, привело бы к катастрофе невероятных масштабов, но вдруг именно таково намерение духов?