– И ты солгал им? И этим сделал только хуже?

– Да, я знаю! – всплеснул он руками, а затем встал и вошел в комнату. – Я решил рассказать на следующий день. Вступительные экзамены пришлись на день рождения Аканэ, и я не желал портить праздник дурными новостями. Я позволил ребятам поверить, что меня приняли. Не сказал этого прямо, но и иного не сказал. Вскоре начались экзамены, и мне не хотелось никого отвлекать. А потом… потом, как говорится, пошло-поехало. Наверное… тогда со мной было что-то не так. Первые недели я жил как в тумане. Мои надежды валялись вокруг с перерезанной глоткой, а эмоции превратились в черное, как Пелена, облако. Я убедил себя, что нет ничего дурного в том, чтобы обманывать дальше. Я думал так от отчаяния, от страха, с которым не хотел бороться. Или не мог бороться? Юми, я был не в состоянии здраво мыслить. То, что я сделал, ненормально, но я не мог остановиться. Смотрел, как обман растет, будто опухоль. Не в легких или горле, а в душе́.

Он подошел к ней, опустился на колени рядом с рисунками и принялся методично извлекать из них души и складывать обратно в стопку.

– А как насчет этих работ? – спросила Юми. – Ты больше так не рисуешь? Почему? Не обязательно состоять в Соннадзоре, чтобы заниматься искусством.

– Знаешь поговорку, что истинные мастера творят, даже когда никто не видит? – тихо произнес он. – Это настоящие энтузиасты. Я считал себя таким же много лет. Забавно, правда? Я-то… Поступив в художественную школу, я обрел поклонников и понял, что получаю гораздо большее удовлетворение, если творю для других. Такой вот я мастер. Аканэ и другие ребята были моей аудиторией. Мне нравилось показывать им новые работы. Нравилось, как они ими любуются… и нравилось получать похвалу. Но затем… я взял и все это уничтожил. – Он опустил голову и умолк, когда душа одного из рисунков улетучилась из его пальцев. – У меня наконец-то появились друзья. Но ненадолго.

Он с мольбой во взгляде указал на рисунки, и Юми неохотно сложила их.

– Теперь смысла нет, – сказал Художник. – Ни в чем. Как бы я ни притворялся, как бы ни убеждал себя в собственной важности. – Он улыбнулся. – Я и с тобой повел себя точно так же. Сразу начал обманывать. По собственной воле выставил себя героем, не сомневаясь, что рано или поздно ты узнаешь правду. И всего-то пара недель тебе на это понадобилась…

Утешение

Юми глубоко огорчилась, увидев слезы на его щеках. Фантомные, призрачные слезы. Она потянулась к Художнику, остановилась, но все же коснулась пальцем слезы. Палец намок.

Художник отвел взгляд.

– Вот такого человека духи к тебе прицепили, – произнес он, утирая глаза. – Ума не приложу, что на них нашло. Может, нам… Не знаю. – Он вздохнул и направился к двери. – Оставлю тебя. Хоть что-то я могу сделать правильно.

– Художник, – окликнула она. – Никаро.

Он замер у двери и поник. Юми поняла, что он ожидал порицания. Такого, от которого даже камни воспламенятся. Он вполне этого заслуживал. Юми приучили не терпеть лжи, а эта ложь была поистине монументальной. Величайшей из всех, что она слышала, не считая той, что говорил ей человек, учивший никогда не лгать.

Полнейшая неразбериха. Эмоции Юми бурлили, вились, как кварцевые жилки в распиленном камне. С одной стороны, она злилась на Художника. С другой – испытывала к нему сострадание.

Она успела почувствовать вкус дружбы. И в этот миг поняла, что потеряет своих новых друзей. Когда все закончится, она больше не увидит ни Аканэ, ни Тодзина.

– Никаро, посмотри на меня, – сказала она, поднимаясь.

Он обернулся, и Юми подошла к нему. Стала близко. Опасно близко.

– Пойдем прогуляемся, – тихо предложила она.

– Прогуляемся?

– Прогуляемся. – Она махнула в сторону окна. – Что-нибудь сделаем. Вдвоем. Никаких кошмаров, духов, машин. Никакого обмана. Просто… прогуляемся. Один вечер.

– Юми, ты ведь теперь знаешь, каков я, – сказал он. – Что я наделал. Нам придется это учитывать. Разобраться с этим.

– А надо ли? – робко спросила она. – Без этого никак?

– Я оказался в таком положении, потому что игнорировал свои проблемы.

– А что мы игнорируем? – спросила Юми. – Я выслушала тебя. Выслушала ребят. Я все знаю. – Девушка посмотрела ему в глаза. – Мы со всем разобрались. Раз и навсегда. Идем.

– Но…

– Не хочу сегодня брать ни за что ответственность! Не хочу, чтобы все проблемы приходилось решать мне. Понимаешь?

Он встретил ее взгляд. И смущенно отвернулся.

– Идем, – повторила Юми, а затем обошла его и протянула руку. – Давай. Сегодня мы не художник и йоки-хидзё. Сегодня мы просто люди. Я много лет мечтала посетить большой город, но мне не позволяли. Никаро, ты тоже не позволишь? Хочешь разбить мне сердце?

Наконец, к ее радости, он шагнул вперед.

– Ни за что, – тихо проговорил он. – Кажется… у нас сейчас ярмарка в честь звездной экспедиции.

– Вот и отлично. Пойдем посмотрим.

– Ты ведь даже не знаешь, что такое ярмарка.

– Ты идешь или нет?

Он помешкал, но кивнул.

– Тогда мне все равно, что это такое.

Ярмарка – штука, одинаково понятная всем. Их проводят повсюду. На планетах, где верхом технологического развития остается карета, запряженная шестеркой лошадей, и на планетах, освещаемых свободнонаправленными световыми линиями в небе. Для проведения ярмарки не нужно ни электричество, ни инвеститура, ни прочие виды энергии. Энергия ярмарки – люди.

Всеобщее оживление заразительно. Оно накрывает тебя, как речные волны. Спроси любого ярмарочного продавца, и он согласится, что ярмарки подобны бурной реке. Да, все это искусственно. Но и электричество, питающее лампочку, тоже. Искусственное – не значит ненастоящее. У всего искусственного есть четкое предназначение.

Ярмарки живут за счет оживления и радостного волнения. Эксплуатируют его. Но не спешите называть ярмарки аферой или средством облапошивания граждан. Мы ходим на них для того, чтобы нас облапошили. В этом их особое очарование. Пока вы там, среди ослепительных огней, людского шума, возбужденных возгласов, толкотни и сомнительных развлечений, вы чувствуете, что буквально переполняетесь энергией.

Человеческое веселье – возобновляемый ресурс, и вы можете генерировать его с помощью дешевых плюшевых игрушек и жареной еды.

Художник удивился тому, насколько на площади людно. Но их с Юми обход закончился раньше времени, и ночь еще не наступила. На ярмарке было полно людей, опьяненных желанием поскорее услышать известие о том, что они не одни в Космере. Это важное открытие для любого общества. Важнее узнать лишь то, что гости с других планет заглядывали уже давно, но не пожелали представиться. Подобные визиты, видите ли, часто приводят к необходимости заполнять уйму лишних бумаг. И к всеобщей панике.

Нужно признать, что планета Художника не входит в число наиболее космополитичных и значимых в политическом и экономическом плане. Но я все равно рекомендую посетить ее. Уж поверьте человеку, два года простоявшему там в виде статуи. Мало кто умеет закатывать такие вечеринки, как жители планеты вечной ночи.

(К слову, в их языке, разумеется, нет слова «ярмарка». Как и в прочих случаях, я подобрал наиболее подходящий синоним. Вам может быть интересно, что означает слово, которым они называют ярмарку. Так вот, оно приблизительно переводится как «место, освещенное миллионом огней». А знаете, как они называют рабочих? «Хранители света».)

Художник шагал рядом с девушкой, стараясь не проходить сквозь других людей. Ощущения от таких контактов были тревожными. Юми глазела по сторонам, и в ее зрачках отражались хионные завитки каруселей и фонари над прилавками – они ритмично мерцали, как на взлетно-посадочной полосе, направляя посетителей прямым курсом в свою ловушку. Не станет ли ей дурно от этой цветистой кутерьмы?