— Ты поступил так, потому что пошёл на поводу у своих эмоций.

— Выморозили оба!

— Ревность — плохое чувство, Марсель. И если разобраться, оснований для того, чтобы открыто проявлять её, у тебя нет.

— Ну как сказать, — не соглашаюсь.

— Прости, вынуждена напомнить. У Таты в Москве есть жених. Пожалуй, это исключительно его право.

— Плевать мне на жениха! В тот вечер Джугели целовалась СО МНОЙ, а не с ним!

Матушка смотрит на меня, широко распахнув глаза.

— Вы…

— Она к нему ровно дышит, мам. Отвечаю. Я теперь точно это знаю! Уверен!

— Марсель, послушай, там всё очень сложно. Абсолютно другой менталитет, свои традиции, обычаи.

— И что? Двадцать первый век на дворе. Религия у нас одна. Это главное.

— Её отец никогда не позволит ей быть с русским мальчиком.

— Посмотрим.

— Ты не понимаешь, что это за человек, — взволнованно на меня смотрит, качая головой.

— Главное, чтобы Тата понимала.

— Что ты имеешь ввиду?

— Я рассказал ей про свадьбу родителей и про их несчастливый вынужденный брак. Пусть призадумается и проведёт аналогию.

— Но откуда ты… — в шоке приоткрывает рот.

— Без обид, — в извиняющемся жесте вскидываю ладони. — Пару раз случайно стал свидетелем ваших взрослых разговоров.

Мать краснеет и приосанивается.

— Сорян.

— Девочка поверила тебе? Как отреагировала?

— Бурно отреагировала, но это ничего. Перебесится. Остынет.

— Сынок…

— Я решил озвучить ей правду. Кто-то должен был, верно?

— Да, но…

— Было страшно, что опять на нервной почве случится приступ, но всё обошлось. Я позвонил её бабушке, проверил.

— Марсель.

— Я люблю её, мам.

Она тяжело вздыхает.

— Не могу без неё. Пробовал. Сама видела, как мне рвало крышу.

— Тебе важно знать одну вещь.

— Какую?

— Отец категорически против того, чтобы ты связывался с этой семьёй.

— Мне всё равно. Замуж за другого Джугели не выйдет. Я, на фиг, не позволю этому случится, ясно? — глядя ей в глаза, топлю уверенно.

Тата не появляется в школе несколько дней, а когда появляется, злости моей нет предела. Потому что на линейку, посвящённую Последнему звонку, буквально за пять минут до начала, её привозит тот самый жених из соцсетей.

Сперва узнаю затянутую в хромированную плёнку тачку, а потом и самого грузина идентифицирую.

— Тихо, стопэ, — дёргает назад Ромасенко, проследив за моим взглядом.

Тата, одетая в парадную школьную форму, заходит во двор и направляется к Матильде, чтобы вручить той цветы.

Жених в это время паркует свой внедорожник следом за машиной Зарецких.

— Какого хера он тут делает?

— Прикатил на невесту полюбоваться.

— Я ему шею сверну, — цежу, с трудом контролируя ярость, растекающуюся по венам.

— Непременно. Только давай чуть позже, окей? Мать просила хотя бы в эти сорок пять минут обойтись без кипиша.

Киваю, а у самого за грудиной бомбит нещадно.

Мои сообщения во Френдапе Джугели так и не прочитала. Номер занесла в чёрный список. Гадай теперь. Это из-за того, что про отца рассказал правду? Или вот из-за этого расфуфыренного недоразумения в нелепом пятнистом костюме?

— Выдохни, бро, — Макс хлопает меня по плечу. — Чё за чел с ним, кстати? Отец её?

— Нет. Его, по ходу, — поправляю закатанные рукава ненавистной белой рубашки.

— Точняк, такой же модник, — ржёт, глядя на костюм и туфли старшего. Там всё под змею. — Давай отвлеку тебя, пока ты не сорвался и не погнал рихтовать хлебало его сыну.

Ищу глазами Горького, с которым не разговариваю со дня его рождения и в параллель слушаю Ромасенко.

— Я ж завалил её всё-таки. Ещё пару месяцев назад.

— Кого? — не сразу отдупляю, о ком идёт речь.

— Кого-кого, психолога бывшего нашего, — бесится он.

Поворачиваюсь. Удивлённо выгибаю бровь.

Марго, вообще-то, из-за него уволилась и о том, что история имела продолжение, лично я не знал.

— Ты серьёзно?

— Ага, — самодовольно ухмыляется. — Прикол хочешь? У неё, оказывается, муж есть.

— Чего?

— Того. Служит по контракту. Заявился тут недавно к ней на хату.

— А ты? — в шоке на него таращусь.

Надо признать, Максу действительно удалось своим монологом отвлечь меня от происходящего.

— Чё я? Начистил ему рожу. Выставил за дверь. Так эта дура побежала за ним. Сидела там на ступеньках ревела, по башке его гладила и нацеловывала. Орать на меня начала. Мол, что ты наделал, я его люблю, — смыкает челюсти так, что желваки под кожей проступают.

— Жесть.

— Я это к чему, Кучерявый, — хрустит шеей, но успеваю заметить в глазах проскользнувшие боль и разочарование. — Поди разбери этих баб. С одним в постели кувыркаются, второму в любви признаются. Ваще никому верить нельзя.

Не успеваю поразмыслить над его словами. Милана объявляет номер от выпускников и я замечаю подошедшего Пашу.

— Меняемся партнёршами, — коротко информирую, сдвигая его плечом в сторону.

— А извиниться ты не хочешь?

— Нет, — перекатываю меж пальцев стебель розы.

— Ну и дебил.

— От дебила слышу.

— Чё?

— Завязывайте, пацаны, выступать щас, — на стадии зародыша гасит конфликт Дэн как раз перед тем, как начинает играть вступление нашей песни.

«Медлячок» Басты. Хит всех выпускных. Любимая песня дяди Беркута.

Выходим на площадку.

Джугели, когда видит, что я занимаю место Горького, округляет глаза и начинает заметно нервничать.

Слежу за ней неотрывно, пока идёт навстречу вся такая нарядная и красивая.

Банты на причудливо сплетённых косах.

Белый фартук с кружевами. Короткое чёрное платье под ним. Гольфы. Туфли.

Это Филатова придумала идею с формой в стиле СССР. И, надо сказать, выглядят в ней наши девчонки обалденно. А уж моя длинноногая Тата — хороша в особенности.

Выгибает бровь, выдавая немой вопрос.

Взглядом предупреждаю: «Не вздумай финт какой-нибудь выкинуть».

— И как это понимать? — останавливается рядом.

— Со мной танцуешь. Что непонятного? — отвечаю, глядя при этом на её жениха.

— Ладно, — смирившись, тягостно выдыхает и осторожно кладёт руку мне на плечо.

— Будем попутно вести диалог. Ты думала, спрячешься в своём замке, обнесённом железной проволокой, и я до тебя не доберусь?

Проволока появилась после моего вторжения. Видать, охрана запись с камер тогда подняла.

— Я не хочу с тобой разговаривать.

— Придётся. Иначе начну целовать у всех на виду.

— Ты… совсем? — лепечет задушенно.

— Уже рассказала этому клоуну про нас? — перехватываю её пальцы.

— А есть что рассказывать? — отзывается равнодушно, описывая круг вокруг меня.

— Ясно, — клацаю от гнева зубами. — Сам расскажу.

— Абрамов, пожалуйста, хватит. Всё.

Встаём в пару и она ощутимо вздрагивает, когда я прижимаю её к своей груди.

— Что значит всё? Поясни-ка, — наклоняюсь ближе, пока кружимся по знакомой траектории.

— То и значит. Ты переходишь всякие границы!

— Ещё пока нет, — делаю глубокий вдох, запуская в ноздри её запах. — Скучал по тебе смертельно, Джугели.

— Прекрати провоцировать.

— Спровоцировала ты, притащив на праздник этого павлина. Будь уверена, на своих двоих он отсюда не уйдёт! В порошок сотру!

— Перестань. Не смей его трогать. Хочешь, чтобы меня посадили под замок?

Её голос дрожит. Да и сама она вся в моих руках трясётся.

Разворот. Руки на талии. Поддержка.

— Что ты решила? Озвучить можешь? — спрашиваю прямо, когда мы снова оказываемся с ней лицом к лицу.

— Да. Я выхожу замуж за Горозию, — произносит вроде как уверенно, но пряча при этом глаза. — Так надо.

Выхожу замуж за Горозию.

Так надо.

Разрывает своими словами нутро. Чёртову гранату мне туда закидывает, чтобы наверняка, в хлам, раздолбило.

— А за меня пойдёшь, если позову? — горячо выпаливаю ей на ухо, захлёбываясь в своём отчаянии.