— Он Леван!

— Неважно!

Гр-р-р-р!

— Ты мне не нравишься, — выпаливаю, закипая. — В смысле, не мой типаж и всё такое.

В глаза ему посмотреть не могу.

Таращусь на море.

— Ты лжёшь, Джугели, — отражает уверенно, чем выбешивает меня ещё больше.

— Нет, не лгу. Если уж совсем откровенно, — поворачиваюсь, обращая на него раздражённый взгляд. — Любой русский парень — это для меня твёрдое и непоколебимое нет. Понимаешь?

— Не совсем, — его очередь хмурится. — По-моему, традиции давно изжили своё, разве нет?

— А не в традициях дело, — встаю, заприметив одноклассников, толпой идущих по набережной. — Это мои принципы, Марсель. Я никогда не предам своего отца. Тебе ясно?

Толпой мы идём… В ретро кинотеатр «Дом кино», расположенный в двухстах метрах от набережной. Там нон-стопом идёт показ советских фильмов. Ребята решают приобрести так называемый «единый билет», а это означает, что находиться в кинотеатре мы можем весь день. До тех пор, пока не надоест.

«Приключения Шурика», «Москва слезам не верит», «Весна на заречной улице». Попадаем на эти кинокартины.

— Мы были тут много раз. Матильда приучила. Она постоянно нас сюда приводила, — с грустью в голосе рассказывает Полина.

— Ясно.

— Очень жаль, что её уволили. Это так несправедливо…

— Ёу, народ, кого бомбят предки?

Перед посещением кинотеатра мы сговорились не отвечать на телефонные звонки родителей и учителей.

— Мне батя звонил трижды, — отзывается Свободный.

— Мне мать четыре, — пожёвывая жвачку, изрекает Зайцева.

— Дед, — кивает Горький. — Тоже четыре раза набирал.

— Тут у Ромасенко ваще рекорд. Николаевна ему позвонила уже двенадцать раз.

— У-у-у-у…

— Подгорает конкретно.

— Интересно, нас уже показали по телеку?

— Да сто пудово.

— Надеюсь, что мы попали и в утренние, и в дневные новости.

В зале кроме нас никого нет, поэтому и общаться никто не мешает.

— Надо, чтобы этот скандал набрал обороты.

— А он и набирает. Просмотров и комментов уже целая куча.

— Класс.

— А план-то какой? Завтра опять митинг у школы устроим?

— Думаю, уже не позволят.

— Значит, прогуливать будем?

— Лично я бы за, но батя тут грозится отстранить меня от треней по футболу, — хмуро пялится в экран смартфона Петров.

— Отстой.

— Мне бабушка тоже много неприятного написала.

Сразу и не замечаю, что Филатова в слезах.

— Что там?

Судя по её взгляду, ничего хорошо.

Она шмыгает носом и протягивает мне свой допотопный телефон.

Бабуля: «Апполинария! Какое бесстыдство! Что вы там в школе устроили? Я видела тебя по телевизору. Это что такое? Ты с ума сошла???»

Бабуля: «Где ты? Почему не отвечаешь на мои звонки? Светлана Николаевна сказала, что тебя нет на занятиях. Как это понимать??? Что ты творишь? Что за выходки? Ах, какой позор! Она так разочарована в тебе! Как можно было подвести её?! Как можно было сбежать с уроков? Ты смерти моей хочешь?»

Бабуля: «Господь накажет тебя за это! Будешь гореть в геенне огненной!»

Сильно.

Выгибаю бровь.

— За прогулы в ад не попадают, — возвращаю телефон.

— Что будет дома… — качает головой, утирая слёзы.

— Да просто объясни ей ситуацию.

— Бабушка не поймёт.

— Ну вдруг.

— Как думаете, училка будет с ним? — спрашивает Петросян, заинтересовавшийся «Весной на заречной улице».

— Ставлю, что нет, — отвечает ему Свободный.

— Она ему не даст, — подключается Ромасенко.

— Ты дебил? Такого от советского кинематографа точно не жди, — осекает Вепренцева.

— Я всё пропустила с вашей болтовнёй и мониторингом просмотров видоса. Чё там за сюжет? — отрывает взгляд от смартфона Зайцева.

— Пятидесятые годы. В маленький рабочий поселок приезжает выпускница пединститута Татьяна. Ей предстоит преподавать русский и литру в вечерней школе для взрослых, — рассказывает Абрамов, сидящий прямо передо мной. — Обустроиться на новом месте, а заодно и познакомиться с будущими учениками помогает давний приятель Коля, работающий на металлургическом комбинате инженером. Короче, если вкратце, один из учеников Татьяны Сергеевны в неё влюбляется.

— Саша Савченко, вот он, — показывает пальцем на экран Филатова. — Сталевар, передовик производства. Весёлый, харизматичный, обаятельный. Душа компании.

— Кажись, наша монахиня нашла себе кумира, — насмешливо хмыкает Зайцева, и ребята дружно смеются.

— Девушкам Савченко очень нравится, — невозмутимо тараторит Полина. — Но он обращает внимание на молодую учительницу.

— Губа не дура. Танька ничё так.

— Колхозница какая-то.

— Да прям. Для того времени ништяк, — не соглашается с Женей Денис.

— Савченко пытается подкатывать к учительнице, но встречает жёсткий отпор, — продолжает повествование Горький. — Она не раз объясняет ему, что между ними ничего невозможно. Потому что он ученик, а она учительница.

— Бред, он же взрослый мужик, а не малолетка, — хмурится Ромасенко, тоже откладывая гаджет.

— Раньше такие связи не одобряли. Типа зашквар.

— Там дело не только в этом, — Абрамов откидывает голову на спинку сиденья, и его кудри касаются моих голых коленок.

— А в чём ещё?

— Они слишком разные. Савченко — простой работяга, не разбирающийся в высоком: искусстве, литературе, академической музыке. Татьяна — интеллигентная девушка, далёкая от тех реалий, в которых существует герой картины.

— И чё, и чё? Она бортует его, а он?

Похоже, этот киношедевр всерьёз заинтриговал ребят. Да и меня, признаться, тоже. Вижу этот фильм впервые.

— Решает потрепать ей нервы. Дебоширит. Срывает уроки. При всём классе неподобающе шутит.

— А Татьяна Сергеевна?

— Возмущена. Отчитывает его как малого.

— Вы вообще, что ль, не смотрите? — недовольно хмурится Полина. — Уже ведь конец почти.

— Что было дальше?

— Саша случайно видит объект своего обожания рядом с Николаем, тем самым, что помог ей по-началу обустроиться в посёлке.

— У-у-у-у…

— Ему кажется, что Татьяна влюблена в образованного и подходящего ей Колю, поэтому он решает бросить школу и её уроки.

— Одобряю. На фиг она сдалась, — кивает Ромасенко.

— Кто? Школа или училка?

— Да обе.

— Эй! На самом деле, Тане Саша тоже нравится, — вмешивается Вепренцева.

— Тихо, заткнитесь. Давайте досмотрим.

В зале становится непривычно тихо.

На большом экране происходит следующее: Савченко видит Татьяну через стекло. Учительница пишет билеты к предстоящему экзамену.

Саша открывает окно. И вот он уже в кабинете.

Ворвавшийся в помещение ветер разбрасывает по классу билеты.

Парень поднимает один из них, и ему попадается вопрос про многоточие. Он отвечает и уходит, оставляя Татьяну наедине с её мыслями.

— И как понимать слитую концовку? Марсель? — озадаченно хмурится на титрах Рыжая. — Она с ним в итоге или нет?

— А ты как думаешь?

— Не знаю.

— Мне кажется, режиссёр вот этой фишкой про многоточие намекает на то, что их история не окончена.

— Есть вторая часть? Её щас покажут?

— Нет.

— Отстой. И кто так делает вообще? — возмущается она, касаясь губами трубочки от сока.

— Интрига.

— Идиотизм.

— А, по-моему, отличное кино, — высказываю я своё мнение.

— Слышьте, народ, подъём. Погнали уже на улицу. Кости затекли сидеть.

— Куда двинем?

— Пошли в парк, покатаемся на аттракционах. Там новую ладью установили.

— О-о-о…

— Ништяк.

— Я домой уже, наверное. Время видели? Уроки давно закончились.

— Мне на треню пора.

— У меня репетитор.

— Да вы серьёзно?

— Короче, на выход, ребят. Там на воздухе разберёмся, кто куда.

— Стоп-стоп! Ну-ка мусор за собой уберите, — командует Филатова.

— Староста — душнила.