«Джугели, хэй! Смотрю твои фотографии во Френдапе»

«Зачётная у теннисисток форма (смайл с потёкшими слюнями)»

«Ещё эти меня прикололи»

Фото. Фото.

«Поставлю себе на заставку»

«Чем занята, (картинка дятла)?»

Придурок.

Типа отсылка к тому, что я — стукачка?

«Сохрани мой номер. Он тебе понадобится»

Да уж конечно! Жди.

Музыкальный аудиофайл.

Нажимаю на воспроизведение.

Это песня. Совершенно точно новая. Потому что все остальные песни его группы я прослушала ещё в тот вечер.

«Что скажешь, Джугели?»

Прилетает, едва успеваю прогнать трек второй раз.

Кучерявый хулиган тоже в сети. Вышел проверить, ответила ли я? Или просто совпадение?

«???»

«Отстой» — печатаю и незамедлительно отправляю.

«Скептический смайл»

Самоуверенный донельзя.

На самом деле, мне очень понравилась песня. Музыка, голос. Сочетание речетатива и мелодии. Барабаны.

Цепляет. Но он, естественно, об этом не узнает.

Захожу во Френдап. Вижу, что и правда был в гостях, понаставил лайков под моими фотографиями, а где-то даже оставил комментарии.

Удаляю. Заношу его в блэк лист.

Не знаю, что за игру ведёт Марсель, но мне она точно не по душе.

«Накинув плащ», перехожу к нему на страницу. Смотрю новые снимки, которые выложила ему на стену сестра.

Какая-то студия. Его друзья. Ромасенко с одурелыми глазами долбит по барабанной установке. Горький стоит за клавишами, карандаш в зубах. Сам Марсель с сосредоточенным выражением лица читает текст с листка. Жестикулирует поднятой вверх рукой. Погружён в процесс полностью.

«Уже скоро парни дадут жару. На подходе новый хит». Подписано внизу.

Листаю. Там есть и другие свежие фотографии. Одна из них с пожилым мужчиной презентабельного вида.

«Лучший в мире адвокат. Лучший в мире дед»

А, ну теперь мне всё предельно ясно. Он его и отмазал от тюрьмы. Вот вам весь секрет того, как решились созданные им проблемы.

Следующая фотка с собакой и смеющейся младшей сестрой, повисшей на его крепкой шее.

Рубашка расстёгнута. Шевелюра растрёпана. Недовольно хмурится, но уголок губы подёрнут вверх.

Долго и внимательно рассматриваю снимок. Опять испытываю странный диссонанс. Этот парень и тот, которого видела на пляже, — будто бы два абсолютно разных человека.

Чувствую, что машина останавливается. Сбрасываю страницы. Вытаскиваю наушники.

— Это здесь, — бабушка Алиса улыбается, и конкретно сейчас это очень сильно раздражает.

— Прекрасно, — даже не пытаюсь скрыть сарказм.

— Тебе понравится, вот увидишь, — смотрит в окно на толпу собравшихся.

— Мне не нужен этот поход.

— А Матильда Германовна считает, что нужен.

Закатываю глаза.

— Если весь коллектив туда идёт, то и ты должна. Она говорит, что это поможет тебе сблизиться с ребятами.

— Ни с кем из них сближаться я не собираюсь.

— Ну брось, Тата! Тебе целый год учиться в этом коллективе. Надо потихонечку обзаводиться друзьями.

— Может, я как-нибудь сама решу?

— Обижаешься? — вздыхает и кладёт свою ладонь поверх моей.

— Нет. Просто терпеть не могу, когда мне что-то навязывают.

Вытаскиваю руку и, едва Пётр Ильич открывает дверь, выхожу.

— Ваши вещи и вода.

— Спасибо, — забираю у него бутылку и пухлый рюкзак. Закидываю на плечо.

— Хороших выходных, милая, — доносится в спину.

Да она, блин, издевается…

Иду ближе к толпе. Там Шац отмечает присутствующих.

— А вот и наша модница прикатила, — фыркает Зайцева.

Ковалёва, смерив меня презрительным взором, кривится.

Дуры, ну и вырядились. Кто надевает юбку в поход?

— Тише, ребята! Мешаете! У нас перекличка! — осаживает Матильда небезызвестную мужскую компанию.

Парни, как обычно, громко смеются и общаются.

— Ромасенко, притушись! Никого не слышу! — ругается она. — Ковалёва. Ковалёва?

— Да здесь я! Чё орать?

— Мало каши на завтрак съела?

— Какая каша! Я в пять-то еле встала, чтобы успеть к семи накраситься.

— Хоспаде. Котов?

— Здесь.

— Лиговская?

— Тут.

Останавливаюсь возле классного руководителя. Натыкаюсь глазами на Абрамова.

Он жуёт жвачку. Резко поворачивает голову, перехватывая мой взгляд.

Отворачиваюсь.

— Чё, соседка, тоже не в восторге от происходящего? — рядом со мной материализуется чернокнижница Илона. Именно так окрестил её вчера Ромасенко.

— Опять ты.

— Я взяла с собой таро.

— А мне к чему эта информация?

— Могу сделать расклад на тебя и Марселя. Хочешь?

— Хочу, чтобы ты от меня отстала.

— Фу, как недружелюбно. Не будь я законченным интровертом-одиночкой непременно обиделась бы.

— Я не расстроюсь.

— Привет, девочки!

Ещё одна.

— Как настроение? Надеюсь, хорошее? — бодрым голосом интересуется Филатова.

— Настроение перманентно-дерьмовое, Поль, — зевая, отвечает ей Илона.

— Фух… А я чуть не опоздала! Представляете, у меня батарейки на будильнике сели. Хорошо хоть организм в пол седьмого дал команду встать. Ужас. Подвела бы вас всех.

— Филь, не хочу тебя расстраивать, но семеро одного не ждут. Это не твоя бабуленция сюда топает?

— Аполлинария! — зовёт её та. — Ты забыла пирожки!

— Ой…

Девчонка быстрым шагом спешит к ней. Забирает пакет. Целует старушку в щёку и возвращается.

— Угощение для ребят, — изъясняется, запыхавшись.

— АПОЛЛИНАРИЯ! Эй! — ржут с неё Ковалёва и Зайцева. — Звездец прост. Чего мы ещё о тебе не знаем?

Филатова густо краснеет.

— С чем запрещёнка? — интересуется Свободный.

— Картошка, капуста, печень.

— О май гад. Тренер, прости.

— Вот, — она раскрывает пакет, когда Денис подходит к нам.

— Хера се, твоя бабка напекла. Целую кастрюлю, — присвистывает.

— Вообще-то, я сама пекла. По бабушкиному рецепту конечно, но…

— Реально сама? — удивляется он.

— Ну да, — она заливается краской пуще прежнего.

— Дэн, ты несёшь жратву или нет? — орёт Ромасенко.

— Койотам моим возьму тоже? — спрашивает он, складывая в целлофан пирожки.

— Бери сколько нужно.

— Так! А теперь стали все в колонну по двое! — командует физрук, которого я заметила только сейчас.

— Александр Георгиевич, мы чур первая пара. Сразу за вами.

— Становитесь.

— Гля на Зайцеву. Не зря наряжалась в этот раз, — хмыкает Вебер.

— Женя безответно влюблена в младшего сына Шац, — шёпотом поясняет мне Филатова. — В прошлый Александр Георгиевич не смог пойти с нами. Ногу сломал. Она так рыдала… Расстроилась очень.

— Одиннадцатый «А»! Рты закрыли! По двое распределились! Вспомнили игру в ручеёк! Быстро!

Начинается возня. Одноклассники, шумно переговариваясь, занимают места друг за другом.

Оставляю Илону с Полиной. Встаю за ними.

— Считаю, — объявляет Шац. — Два, четыре, шесть, восемь, семнадцать… Джугели без пары.

— Она со мной, — заявляет нарисовавшийся по правую руку Абрамов.

— Нет. У меня есть пара! — возмущённо протестую. — Мозгалин.

— А где он, Боже?

— Вон он. Херню опять складывает из бумаги, — кричит кто-то из толпы.

— Мозгалин! Немедленно иди сюда!

— Иду.

Плетётся к нам.

— Абрамов назад.

Успеваю краем глаза заметить недовольное лицо Кучерявого.

— Матильда Германовна, Джугели — девчонка, нелогично ставить её в пару с Мозгалиным. Пусть он встанет с Ромасенко. Максим поможет ему в случае чего.

— Ну тоже верно. Да, давайте так, — соглашается она.

Какого…

— Чё-чё? Максим поможет? А Максима никто спросить не хочет? — Ромасенко толкает Абрамова в плечо, но тот, довольный собой, лишь улыбается.

— Свободный, Горький — двадцать один, двадцать два. Петросян — двадцать три. Мы с тобой замыкаем колонну.

— Радость-то какая…