Белла закрывает рот рукой, подавляя хихиканье.

— Что? — Я растерянно смотрю на нее, а она опускает взгляд на мой член, все еще твердый, блестящий от нашего возбуждения и почти плотно прижатый к моему животу.

— Это просто… немного странно, — шепчет она. — Мы на улице. И ты полуголый. Но это также… — Она тяжело сглатывает. — А еще здесь очень жарко.

Я окидываю ее взглядом, любуясь ее растрепанными волосами, раскрасневшимися щеками, припухшими губами. Ее платье, задравшееся выше колен, упало на одну сторону, так что я могу лишь мельком увидеть намокшую полоску ткани цвета ню между ее бедер.

Я снова чувствую себя подростком, пытающимся убедить девушку, с которой я вместе, позволить мне добраться до третьей базы. И хотя тогда это разочаровывало, сейчас, с Беллой, это безумно эротично. Говорить ей о том, что я хочу с ней сделать, стонать ей в губы, пока я распределяю ее возбуждение по своему члену и глажу себя, ее вкус все еще у меня во рту с обещанием большего… Я никогда не знал, что что-то может быть таким хорошим. Любой мой сексуальный опыт меркнет по сравнению с этим, и я понимаю, что у меня проблемы.

— И ты тоже, — бормочу я, а затем протягиваю руку, беру ее за руку и вытаскиваю из машины.

Мне приятно, что я могу легко прикоснуться к ней. Меньше недели назад я бы и подумать не мог, что вообще смогу до нее дотронуться. Я впечатлен тем, как легко она пошла со мной на контакт, как доверяет мне. Но я всегда знал, что Белла жесткая. И она решительная. В данном случае я рад, что стал обладателем этой решимости. Отпустить ее будет практически невозможно. За исключением…

Новизна всегда рано или поздно проходит. Всегда. Даже когда я был влюблен, секс становится черствым. Это невозможно, если заниматься им с одним и тем же человеком снова и снова. Существует так много поз, так много вещей, которые можно попробовать, и большинство женщин интересуются лишь некоторыми из них. Но с Беллой я чувствую, что никогда не устану исследовать ее. Никогда не устану учить ее всем возможным удовольствиям, и я никогда не разочаруюсь в ней, когда она захочет замедлиться или остановиться.

С ней все кажется другим.

Я веду ее к передней части машины, мои руки ложатся на ее бедра, когда я наклоняюсь, чтобы снова поцеловать ее.

— Я знаю, как тебе нравится Феррари, — пробормотал я, проводя языком по ее нижней губе. — Как ты смотришь на то, чтобы посидеть на капоте?

Тихий, хныкающий вздох Беллы — единственный ответ, который мне нужен. Я скольжу руками к ее талии, мягко наклоняю ее назад, чтобы ее попка оказалась на краю капота. Я тянусь вниз, скользя ладонью по одной икре, затем по другой, ставя ее ноги на передний бампер. А потом я наклоняюсь и снова целую ее, положив одну руку ей на грудь, а другую на спину.

Она стонет, когда я скольжу рукой вниз по ее животу, сжимая в кулаке материал ее платья и медленно натягивая его. Белла — изысканное мучение: с любой другой женщиной я бы сделал это быстро, грубо, чтобы показать ей, как сильно я ее хочу. Я бы позволил своему желанию задавать темп, и ничего больше. Но с Беллой мне приходится действовать медленно, прикасаться к ней нежно, облегчать ей задачу, и, хотя это означает сдерживать свое желание, пока мы оба не получим то, что хотим, удовольствие в конце становится в тысячу раз лучше.

До сих пор я не знал, насколько чертовски хорошим может быть отложенное удовлетворение.

Когда юбка задралась до самых бедер, я потянулся вверх и осторожно зацепил пальцами край ее трусиков.

— Я хочу их снять, — рычу я, прижимая пальцы к ее острым бедрам. — Но это зависит от тебя, Белла. Снять или нет?

Она выгибает спину, ее дыхание учащенное и быстрое.

— Снять — умоляет она, и мой член содрогается, жаждущий облегчения.

Ощущение только усиливается, когда я спускаю ее трусики по бедрам и ногам, засовывая их в карман. Я скольжу руками по ее внутренним сторонам бедер, не обращая внимания на пульсацию собственной потребности и любуясь ее обнаженной и уязвимой киской, открытой моему взгляду, мягкой, набухшей и мокрой от капель.

— Ты чертовски великолепна, — вздохнул я. — Я, блядь, не могу дождаться, чтобы попробовать тебя на вкус.

Белла смеется — дрожащий, задыхающийся звук, переходящий в стон, когда я провожу пальцем по ее складочкам.

— Тогда поторопись и дай мне свой язык Габриэль…, — задыхается она, каждое слово трещит, пока я дразню ее кончиком пальца, не в силах оторвать от нее взгляд. Она самая красивая из всех, кого я когда-либо видел, распростертая на капоте моего Феррари, ее каштановые волосы разметались по лицу, руки подняты над головой, спина выгнута дугой, когда она умоляет меня о моем рте на ее киске.

Я никогда не буду дрочить ни на что другое до конца своей жизни, кроме этого воспоминания, прямо здесь.

— Хорошая девочка, — бормочу я, наклоняясь, чтобы поцеловать ее чуть ниже пупка. — Мне нравится, когда ты просишь об этом.

А затем я опускаю свой рот вниз, прижимаясь губами к ее влажной киске и проводя языком по ее клитору.

Звук, который издает Белла, я никогда не забуду. Это стон, который перерастает в крик и снова срывается на всхлипывания, когда я провожу языком по ее клитору, облизывая и трепеща на нем, пока я тянусь вверх, чтобы ввести в нее два пальца. Она такая чертовски сладкая на вкус, все в ней так идеально, как будто я создал ее во сне, и я хочу сказать ей все это, но не могу оторвать свой рот от ее киски достаточно долго, чтобы сказать хоть что-то. Я всасываю губы вокруг ее клитора, продолжая облизывать, пожирая ее, как голодный человек, и крики Беллы становятся отчаянными, когда я вгоняю в нее пальцы, желая, чтобы она кончила мне на лицо.

— Габриэль! — Она выкрикивает мое имя, выгибаясь дугой, ее рука вцепилась в мои волосы, одна рука лежит на капоте машины, когда она полусидит, выгнув спину. — Блядь, Габриэль, блядь!

Ее возбуждение заливает мой язык, ее бедра бьются о мое лицо, когда она кончает на меня, сила этого почти до синяков, но меня это не волнует. Она сжимает мои пальцы, как тиски, клитор пульсирует на моем языке, и все, о чем я могу думать, это то, что я бы, блядь, умер за возможность оказаться внутри нее. Мой игнорируемый член напрягается, сперма стекает по стволу, и мне кажется, что я почти потерял контроль, и я чувствую, что нахожусь на грани. Это не займет много времени.

Задыхаясь, Белла откидывается на спинку капота, а я продолжаю погружать в нее свои пальцы, другой рукой роясь в кармане.

— Я хочу, чтобы ты кончила еще раз для меня, — бормочу я, поднимая голову, чтобы посмотреть на нее, раскрасневшуюся и распростертую на моей машине. — Пока я кончаю сам.

— Я хочу… — Она задыхается, и я качаю головой, положив руку ей на живот, чтобы нежно прижать ее к себе.

— Я собираюсь обернуть эти промокшие трусики вокруг своего члена и использовать их, пока я кончаю, Белла. И ты снова кончишь на мой язык, как хорошая девочка, пока я это делаю. — Я наклоняюсь, проводя языком по ее клитору. — Ты можешь сделать это для меня?

— Да-да… — стонет она, когда я снова лижу ее клитор, нежно поглаживая его. — О… Боже, Габриэль, сколько раз…

— Хотя бы еще раз. — Я опускаюсь ниже и поглаживаю себя голой рукой, распространяя ее возбуждение по всей длине своего члена. Я резко вдыхаю, обхватывая мокрую шелковистую ткань ее трусиков вокруг своего ствола, горячее удовольствие пробегает по позвоночнику от этого ощущения, а затем я снова прижимаюсь губами к ее киске, перекатывая язык по ее клитору, когда начинаю поглаживать.

Это так чертовски приятно. Я хочу трахнуть ее так сильно, что едва могу терпеть, но сдерживаю себя. Шелковистое ощущение на моем члене в сочетании с ее вкусом на моих губах и непристойной мыслью о том, что я собираюсь кончить в ее трусики… этого достаточно, чтобы через несколько ударов я оказался на грани контроля.

— Габриэль… — Белла выкрикивает мое имя, ее дыхание учащенное и тяжелое, ее руки прижаты к капоту машины. — О Боже, я думаю, я думаю, ты заставишь меня кончить снова…