— Ты сказала, что иногда приезжаешь в город, чтобы навестить свою подругу.

— Клару. — Белла ковыряет палочками тонко нарезанную рыбу на своей тарелке, наконец берет кусочек лосося и отправляет его в рот. Я заметил, что она мало ест, но списал это на нервы. А может, она действительно привередлива в еде и просто не хотела разочаровать меня, сказав, что ей не нравится мой выбор для нашего ужина. — Я стараюсь навещать ее раз в две недели. И она тоже приходит ко мне домой, когда не работает или не слишком устала после работы.

— Куда вы обычно любите ходить в городе? — Я беру кусок тунца и макаю его в соус, прежде чем откусить. Блюдо изысканное, одно из лучших, что я ел за последнее время, но я почти не обращаю на него внимания. Я больше сосредоточен на женщине передо мной.

— В разные места. — Белла машет рукой. — Парк, музеи, в прошлый раз, когда я была здесь, мы ходили в ботанический сад. Там очень красиво.

— Не могу сказать, что я там был. Надо будет как-нибудь заглянуть туда.

Мне легко расслабиться, разговаривая с ней. Прошло много времени с тех пор, как я разговаривал с кем-то вот так за ужином. Было бы здорово сделать это снова, думаю я, и тут же ловлю себя на том, что немного застываю в кресле, осознав направление своих мыслей. Это деловой ужин, а не свидание. Он никогда не должен был быть свиданием, и как бы ни была приятна Белла в общении, это не имеет ничего общего с удовольствием. Только бизнес.

Я чувствую себя немного виноватым за то, что наслаждаюсь ее обществом, и по мере того, как ужин заканчивается, мне хочется, чтобы он продолжался и дальше. Мне давно не доставляло такого удовольствия проводить время с кем-то, и каждый раз, когда я чувствую, что начинаю погружаться в ритм разговора, не имеющего ничего общего с работой, ради которой я пригласил ее сюда, я снова ощущаю это чувство вины.

Она интригующая женщина. Ее явно интересует многое, хотя она, кажется, не уверена, что это может быть, и я вряд ли могу ее в этом винить. Она колеблется между уравновешенностью и нервозностью, уверенностью и неуверенностью. Ее интеллект, который проявляется, когда мы обсуждаем недавнюю выставку в музее и когда она описывает экспозицию в ботаническом саду, говорит о многом, когда она рассказывает из какого региона привезен один из видов цветов.

Но есть и вещи, которые меня немного смущают, — например, как она одевается летом. Я вспомнил, что видел ее в толстовке с капюшоном в то утро, когда она столкнулась со мной в коридоре. Я просто решил, что она легко мерзнет. Но ее толстая вышитая шаль кажется слишком тяжелой для температуры на улице, да и в ресторане тепло. Но она не снимала ее весь вечер.

Я предполагаю, что она просто очень скромная. Это понятно, тем более что она думала, что пришла на свидание… Уверен, ей надоело, что мужчины пялятся на нее, особенно те, которые, вероятно, считают, что имеют на это право, ведь они могли бы купить ее у ее отца, если бы сильно захотели. Но все же в том, как она ее носит, есть что-то такое, что мне не нравится, и я не могу понять, почему.

Десерт — последнее блюдо, которое нам принесли: миска сладкого клейкого риса для каждого из нас со свежим манго и густым кокосовым сиропом сверху. Белла осторожно окунает в него чайную ложку, откусывает маленький кусочек и издает гул удовольствия. От неожиданности этот звук пронзает меня, искра пробегает по позвоночнику, и я вздрагиваю.

Бизнес, резко напоминаю я себе. Неудивительно, что после столь долгого перерыва небольшой стон красивой женщины заставил меня так отреагировать, но это не должно быть так, когда речь идет о ней. По целому ряду причин.

Белла улыбается мне, когда мы доедаем десерт, и я кладу на стол тяжелую черную кредитку, чтобы ее забрал сервер. Она поправляет шаль на руках, и мне кажется, что я улавливаю дрожь в ее пальцах, но не могу быть уверен.

— Спасибо за ужин, — тихо говорит она. — И за предложение работы. Не могу передать словами, как я этого жду.

Я улыбаюсь в ответ и ставлю свою подпись на чеке, прежде чем встать.

— Я тоже с нетерпением жду этого. Думаю, это будет полезно для всех нас.

Она ждет меня, прежде чем начать идти к выходу, между нами остается расстояние в шесть дюймов. Нам незачем касаться друг друга, но я помню, как она уклонилась от моей руки, когда я предложил ей ее раньше, чтобы помочь выйти из машины. Интересно, пыталась ли она не произвести на меня неправильного впечатления, ведь она всегда знала, что скажет мне, что ее не интересует помолвка, которую, как она думала, я предложу.

Это также заставляет меня задуматься, почему она вообще согласилась на ужин, зная, что не хочет этого. Может быть, она просто хотела выбраться из дома, в чем я не могу ее винить, но я не могу отделаться от мысли, что для этого есть какая-то более глубокая причина. Белла кажется многослойной, и я не думаю, что причина ее согласия так проста.

Она согласилась на эту работу, так что это не имеет значения, говорю я себе, пока жду, пока парковщик подаст машину. Я открываю перед ней дверь, позволяя ей проскользнуть внутрь, а затем прохожу к водительской стороне. Я вспоминаю, какое впечатление произвела на нее Феррари, когда она впервые увидела ее, и чувствую внезапный прилив безрассудства, желание сделать что-то, что когда-то не было бы для меня необычным, но теперь совсем не соответствует тому, кем я был последние четыре года.

Я должен отвезти ее прямо домой. Наш деловой ужин закончен, пока она не переедет и не приступит к работе, для которой я ее нанял. Мне тоже пора домой. Но вместо этого я смотрю на нее, желая продлить этот вечер еще немного. Я хочу почувствовать себя хорошо еще немного, и я хочу продолжить ее любопытство по поводу моей любимой машины.

— Хочешь посмотреть, на что она способна? — Я похлопал по приборной панели, и глаза Беллы расширились.

— Что-здесь?

— Нет. — Я смеюсь. — Как только мы выберемся из города на более спокойную дорогу. Там я смогу по-настоящему раскрыть ее. Что скажешь?

Она нервно кусает губу.

— Я имею в виду… я не хочу тебя задерживать. Я уверена, что ты хочешь вернуться домой.

— У меня давно не было возможности прокатиться на этой машине. Я готов это сделать, если ты согласна. Уверен ты никогда не испытывала такого драйва, как при езде со скоростью более ста миль в час на такой машине.

Я не хочу заходить слишком далеко. Но я вижу, как загораются ее глаза — смесь нервозности и любопытства, и она сглатывает.

Я должен просто отвезти ее домой. Я знаю, что должен. Но я вижу, что она хочет этого, и все, о чем я могу думать, это о том, как редко этой девушке позволяли делать то, что она действительно хочет.

— Это будет весело. — Я приподнимаю бровь, и Белла чуть глубже впивается зубами в губу, прежде чем кивнуть.

— Хорошо, — нерешительно говорит она, и я улыбаюсь.

— Тебе понравится.

Как только мы выезжаем из города, и ночь сгущается вокруг нас, оставляя яркие огни позади, я еду по дороге, которая, как я знаю, имеет длинный, пустой, прямой участок, по которому не часто ездят в это время суток. Здесь нет никаких неожиданных поворотов или необычного движения, единственным препятствием может быть то, что за этой дорогой сегодня следит полицейский, но деньги могут позаботиться об этом, если меня остановят. Я никогда об этом не беспокоился.

Я оглядываюсь на Беллу.

— Ты готова?

Она издала маленький, придушенный смешок, который напомнил мне тот икающий всхлип, вырвавшийся из нее в коридоре. Звук, вырвавшийся без ее желания, но на этот раз счастливый, а не печальный. Она кивает, снова прикусывая губу.

— Ты уверен, что это безопасно?

— Я уже делал это раньше. Здесь. Просто прошло много времени.

Я не заканчиваю эту мысль, потому что не хочу доводить ее до конца прямо сейчас. Я не хочу думать о тех ночах, когда я приезжал сюда, отчаянно пытаясь почувствовать хоть что-то, кроме горя, мчался по этой дороге так быстро, как только позволяла машина и Дэнни и Сесилия были единственными, кто удерживал меня от того, чтобы обернуть ее вокруг дерева, вместо того чтобы наконец затормозить и поехать домой.