А потом в их маленький мир ворвался хаос. Сначала сильный порыв ветра толкнул Гормери в спину, и чтобы не упасть на Тамит, он, растопырив руки уперся пальцами в стены прохода. Ее же фигурка с легким вскриком безвольно рухнула в темноту. Пламя, коротко вспыхнув, погасло. Брякнула о каменную ступеньку медная лампа. Где-то в недрах подземелья закричала женщина. Жуткий ее крик, в котором смешались ужас и отчаяние, замер на высокой ноте. И он сразу понял, что кричала вдова Хорит. Он узнал ее низкий красивый голос даже таким искаженным.

— Тамит! — он боялся произносить ее имя. Боялся, что она не ответит. И все же повторял и повторял, — Тамит! Тамит!

Сердце его сжималось от тишины.

— Ты мой! — зашипело ниоткуда и сразу со всех сторон, — Ты мой!

Он понял, что лежит на спине, потому что в шею и поясницу давят каменные ступени.

— Мой… Ты мой!

— Кто ты! Назови свое имя! — он дернулся, желая подняться, но невидимые руки прижали его к камню.

— Только если пообещаешь покинуть город.

— Покинуть?

— Да…

— Зачем мне такое обещать?

— Ради жизни!

— Хочешь убить меня? — в горле пекла пустыня. До боли хотелось пить. Но больше всего горло его сжимал страх за Тамит.

— Не тебя… — возле уха хрипло рассмеялись, — Какой толк убивать тебя. Я убью ее.

— Тамит! — он снова попытался встать, но бестолку.

— Хочешь, чтобы она выжила? Обещай, что уедешь на закате!

— Но я не… — он хотел было признаться, что у него свидание, и вообще, он остался в Уадже вовсе не затем, чтобы кого-то преследовать, он тут по личному интересу, но вовремя прикусил язык. Это существо, кем бы оно ни было, опасно. Не стоит рассказывать ему про Неферет. А то он и ее жизнью начнет шантажировать.

— Убирайся из моего города! — лицо обдало жаром. На него дохнула тьма Дуата.

— Твоего⁈

— А ты не сдаешься, писец циновки, да? — кажется мгла слегка развеселилась. Даже хрипло хихикнула, — Все еще считаешь, что Уадж принадлежит вашему глупому царю? Древняя обитель богов не подвластна человеку.

— Сыну божьему! — выпалил Гормери, — И отец его великий бог Атон!

Тьма надолго замолчала, словно обдумывая услышанное. Горло сдавили невидимые пальцы с такой силой, что глаза дознавателя наполнились горячими слезами.

— Если он не выдумка, да? — наконец прошелестело у него над ухом, — Что, если Атон — всего лишь сказка самоуверенного человечка, возомнившего себя выше богов и предков.

— За такие речи тебя призовут к ответу! — прохрипел он из последних сил.

Воздуха не хватало, он стремительно проваливался в темноту. В ту страшную, чужую, которая за горизонтом мира людей.

— Ну вот я. Призови меня к ответу, если сможешь, писец Гормери! — неслось ему вслед.

Его мучитель смеялся. Хрипло и отрывисто.

— Ты же не хотел меня убивать, — подумал он.

Сил на слова не осталось. Горло разрывалось от боли.

— То, что чувствуешь сейчас ты, твоя девчонка получает втройне. Она крепкая, но и ее силам есть предел!

Сквозь тело от макушки до пяток пронеся поток жгучей боли. Как будто изнутри его полоснул когтем огромный хищник. Гормери застонал против воли. Как сейчас приходится Тамит он даже думать боялся.

— Отпусти ее! Я обещаю! Я уеду!

— Не надейся меня обмануть! Я убью девчонку, если ты останешься в моем городе!

Горло слегка отпустило, и Гормери осторожно втянул в грудь теплый воздух.

— Освободи вдову Хорит. Ведь ты держишь ее в плену вместе со слугами.

— Что тебе эта дура? Она сама виновата. Ей не нужна свобода!

— Чего же ей нужно? Счастливые люди так не кричат.

— Власть… как и всем вам. Люди всегда желают одного и того же — власти богов.

Щеки его коснулось мягкое тепло. А голос прошептал почти нежно, если бы не скрежетал словно песок, трущий мрамор:

— Какой ты странный. Сам одной ногой в Дуате, а думаешь о других. О женщинах… Мне плохо, когда ты думаешь о них. Перестань!

— Если освободишь их, я не буду о них думать. Я думаю о них, когда они страдают.

Ему показалось, что тьма вдруг оставила его. Стало пусто, горло отпустило. Он закрыл глаза, наслаждаясь вдохом.

— Ты думаешь о тех, кто страдает… — в голосе, прошелестевшим рядом слышалось недоумение, — Мы ближе, чем можно представить… Ты и я…

Гормери сглотнул и задал давно назревший вопрос:

— Чего ты хочешь от меня?

Воздух вокруг него загустел, набух, стал ощутимым, будто живым. Он чувствовал кожей, как ритмично бьется в этом нечто чужая жизнь. Тук-тук-тук. Его собственное сердце замерло на мгновение, ужас сковал мышцы.

— Ты вкусный… очень, — прошелестело у уха.

— И что? Сожрешь меня? — он инстинктивно дернул головой в сторону.

Жаркая, густая, пульсирующая тьма прижала его затылок к каменной ступеньке.

— Хочу! Очень! — полыхнуло жаром в его приоткрытый рот. Он зажмурился, хотя вокруг и так было темно. Просто из страха разглядеть хоть что-то, — Но не могу. Буду только облизывать.

Кажется, эта темная дрянь причмокнула. Гормери почувствовал, как вроде бы давно съеденный завтрак стремительно двинулся в обратном, противоестественном направлении. Он попытался представить тьму огромным псом. Или котом, чьи облизывания не были бы так отвратительны.

— А еще буду обнимать тебя. И целовать. И ласкать… Тебе понравится.

Вот это вряд ли! Но вслух расстраивать размечтавшийся мрак он не стал.

— Ты же хочешь, чтобы я покинул Уадж?

— Да. Теперь я могу к тебе приходить. В любом месте.

«Прекрасная новость!» — кисло подумал Гормери. И решил, что потом решит, как ему избавиться от преследования неизвестного темного сгустка. Вполне возможно, что он ударился головой и все это вообще ему привиделось. И все же он сказал твердо:

— А теперь отпусти нас, как мы договорились!

— Да, повелитель…

Дышать вдруг стало легко. Свежий воздух с силой ворвался в грудь, растянув ее до хруста ребер. А еще в глаза били густые желтые лучи солнца. Горячие и живые. Гормери распахнул веки лишь на мгновение, чтобы снова зажмуриться. Спиной он чувствовал шершавые камешки и иссохшую на много локтей вглубь землю. Землю дано ждущую разлива Реки. Он вздрогнул, открыл глаза и повертел головой.

Тамит лежала к нему спиной, на боку, согнувшись как спящий младенец. Он подполз к ней, с замирающим от страха сердцем и моля Атона, чтобы она дышала. Немного посидел рядом, переводя дух и боясь до нее дотронуться. Хрупкая фигурка, курчавые волосы, упавшие на лицо, тонкая лямка утром еще белого, а теперь перепачканного платья съехала, оголив острое плечико. Беззащитная и трогательная, еще совсем юная. Неужели он стал причиной того, что ее земная жизнь прервалась.

— Только не реви, — пробурчало из-под копны волос, — Терпеть не могу мужские слезы. Когда вы плачете, я не знаю, как себя вести.

Гормери счастливо рассмеялся. Она села, поправила платье и смешанные с песком, а оттого словно поседевшие волосы, потрясла головой, устроив вокруг себя настоящую песчаную бурю. На зубах у дознавателя тут же заскрипели песчинки.

— Эй! Аккуратнее, — он закашлялся.

А она, взглянув на него тут же озадаченно сдвинула брови:

— Знаешь, ты в подземелье больше не ходи.

— А что такого?

— Ну…

Она отвела глаза и вздрогнув, уставилась куда-то в сторону. Проследив за ее взглядом, Гормери тоже замер. В десяти шагах от них лежали еще люди. Раскиданные по высохшему полю как фишки для игры Сенет.

Сенет — популярная в Древнем Египте настольная игра.

Люди были двух цветов — белые, по одежде слуги, и чернокожие рабы. Все с жуткими ранами, словно их тела драл когтями большой хищник. Гормери насчитал десять человек.

— Без татуировок, — как будто даже удивляясь, пробормотала Тамит, переходя от одного неживого тела к другому.

— Это слуги вдовы Хорит.

— А сама она… — глаза девчонки округлились, — Думаешь, это все она⁈

— Есть такой вид помешательства, когда сердце погружается в потемки и человеком овладевают…