— А она сама позвонила, представляете? Она, оказывается, живёт с троюродной сестрой на её ферме в какой-то глуши. И вот объявилась! Телевизора у них нет, радио тоже редко слушают… Она даже не знала, что леди Клементину нашли. Сегодня где-то услышала. Плачет, говорит, даже на похороны не успела… Бедная! Она же с рождения её растила!

Айрис вздохнула.

— Может быть, она всё равно приедет? Сможет прийти на кладбище…

— Так она поэтому и звонила. Сказала, чтобы её в Стоктоне с поезда встретили. — Миссис Пайк всплеснула руками: — Ох, я вас заболтала опять! Вы же по делу пришли.

— Не совсем по делу… Даже не знаю, как и сказать. Очень странный вопрос, но у меня так и крутится в голове одна дата, и не могу вспомнить, что это такое. Может быть, вы знаете… Двадцать второе февраля.

— Конечно, знаю, — не задумываясь ответила миссис Пайк. — Это день рождения сэра Дэвида.

Айрис подумала, что не может дышать, — как будто что-то ударило её изнутри. Ужасная догадка.

Одно мгновение ей казалось, что все те нити, что она нащупывала и распутывала, расплелись — и она увидела весь узор. Но в следующую секунду они стянулись в какой-то невообразимый узел. Такой, что невозможно развязать.

— Вы уверены? — произнесла Айрис плохо слушающимися губами. — Это точно?

— Разумеется, я уверена, — ответила миссис Пайк почти обиженно. — Как бы я могла спутать? Мы же всё планируем заранее, продумываем стол, принимаем гостей. Если тут празднуют, а не в Лондоне, конечно.

Странное совпадение… Могло оно быть не просто совпадением?

— А где он родился? — задала Айрис вопрос, который должен был разрешить её сомнения окончательно. — В Лондоне или здесь?

— Ох… — выдохнула миссис Пайк. — Как же его, дай бог памяти!.. Городок какой-то под Лондоном. Стратфорд!

Кровь бросилась Айрис в голову. Этого не могло быть, просто не могло быть! Дата рождения могла совпасть случайно, но ещё и место… Таких случайностей не бывает.

— Но как?! — спросила она. — Не понимаю…

— Там такая история… — протянула миссис Пайк. — В доме её вспоминать не любили. Я здесь лет шесть или семь проработала до того, когда узнала. Приятного мало, надо сказать.

Айрис не пришлось долго уговаривать миссис Пайк. Та охотно делилась историями из жизни хозяев — при условии, что это не выставляло их с плохой стороны. Из спутанного рассказа — миссис Пайк несколько раз исправляла саму себя или возвращалась к началу истории, потому что забыла упомянуть что-то важное, — Айрис поняла следующее:

Когда леди Клементина была на последних месяцах беременности, она навещала свою тётку, графиню Гвендолин Шелторп, чей день рождения ни в коем случае нельзя было пропускать… Айрис понаблюдала за графиней во время похорон: все подчинялись ей беспрекословно. Она была властным матриархом не только Шелторпов (семьи своего мужа), но и Сетонов — по праву рождения в этой семье. До родов было ещё несколько недель, и после празднования леди Клементина осталась погостить в поместье. Её муж пробыл там два дня и уехал. У него возникли срочные дела на одном из предприятий, но ходили слухи, что он оттуда просто сбежал: Гвендолин Шелторп его недолюбливала и даже не пыталась это скрыть. Она считала, что Клементина, дочь графа Сетон и её родная племянница, должна была и замуж выйти, самое меньшее, за графа… А с таким приданым могла бы стать даже герцогиней. Брак с жалким баронетом, к тому же небогатым, казался графине мезальянсом. Двадцать четвёртого февраля леди Клементине нужно было быть в Лондоне на каком-то другом празднике или приёме. Во время беременности её ужасно тошнило в машинах, поэтому двадцать второго февраля она отправилась в Лондон на поезде, и отправилась одна, потому что родов так скоро никто не ждал. В пути у неё начались схватки. До Лондона было близко, так что она решила, что в запасе ещё несколько часов, и она доберётся до дома. Ей многократно предлагали сойти с поезда раньше, но она упорствовала до последнего. В конце концов, когда оставалась всего одна станция до вокзала Ливерпуль-Стрит, стало понятно, что ждать больше нельзя. С поезда пришлось сойти в Стратфорде, и со станции её быстро доставили в больницу.

Айрис представляла, что леди Клементина чувствовала: она и без того была напугана, мучилась от боли, и к тому же ей предстояло рожать не с заботливой акушеркой у себя дома, зная, что если что-то пойдёт не так, к ней немедленно прибудет доктор из лучшего в городе госпиталя, а в крошечной старой больнице, куда в случае обычных родов попадали или очень бедные, или безмужние¹.

Родные хотели забрать леди Клементину из больницы на следующее утро после родов, но и она, и преждевременно родившийся ребёнок были так слабы, что доктора не рискнули такое одобрить. Спустя неделю леди Клементину всё же перевезли в госпиталь в Лондоне, и там они с Дэвидом пробыли ещё почти месяц. Но родился он в Стратфорде. В том самом Стратфорде.

Поговорив с миссис Пайк, Айрис поднялась к себе в комнату. Ей надо было подумать. Хорошенько подумать и чтобы никто не мешал.

Она не верила в такие совпадения.

Тони Хьюз и Дэвид Вентворт родились в один день в одной и той же больнице. Так что если Руперт и был тем самым Тони Хьюзом, то леди Клементина усыновила вовсе не случайного ребёнка. Возможно, она знала его мать… Насколько Айрис могла судить, было очень маловероятно, что в Стратфордском госпитале были палаты для одного человека. У леди Клементины были соседки…

И что дальше?

Она два года спустя усыновляет ребёнка одной из этих женщин. Зачем?

А что, если детей перепутали?

Но тогда их надо было бы поменять, как в случае Бамбергеров и Уоткинсов, а не забирать обоих себе. Но на каком основании она могла бы их поменять? Если то, что рассказал инспектор Годдард — правда, то в начале сороковых у людей и мыслей не было, что родство можно точно установить научными методами.

А Руперт, получается, изучал статьи по генетике и читал про Бамбергеров и Уоткинсов, потому что знал про общую дату рождения? Знал, что усыновлённый ребёнок мог быть на самом деле родным, и это в скором будущем можно будет доказать?

А что, если…

Айрис даже боялась о таком думать.

Она сняла колпачок с ручки, чтобы записать свои версии в блокнот, но тут же отложила. Из-за дверей доносился шум — редкое дело в этом доме (если не считать плача Мэтью).

Кто-то — судя по интонациям, Мюриэл — был очень возмущён и яростно что-то выговаривал.

Айрис осторожно приоткрыла дверь в коридор.

Она подумала, что Мюриэл отчитывает горничную или, в крайнем случае, свою дочь, но в коридоре, к удивлению Айрис, стояли миссис Пайк, инспектор Годдард и детектив-сержант Леннокс.

Годдард и его сержант были настроены довольно решительно, а миссис Пайк пряталась за их спинами с таким видом, точно ей хотелось немедленно исчезнуть отсюда. Куда угодно. Хоть под землю провалиться.

Мюриэл Вентворт стояла в дверях своей комнаты, широко разведя руки, чтобы преградить вход в неё, — точно если бы она этого не сделала, то полицейские прошмыгнули бы сбоку.

— Вы не имеет права обыскивать мои вещи! — негодующе кричала Мюриэл. — Я знаю свои права! Никому не разрешается прикасаться к личным вещам без согласия владельца. Я подам жалобу, будьте уверены!

— Хорошо, миссис Вентворт, — сказал Годдард. — Я хотел обойтись без ордера, но если вы настаиваете, детектив-сержант Леннокс сейчас отправится в Стоктон и получит ордер. На это уйдёт, самое меньшее, три часа. Вам в это время нельзя будет находиться в комнате, вы будете под постоянным наблюдением констебля. Дверь в вашу комнату тоже. — Инспектор Годдард повернулся к миссис Пайк. — В комнате ведь нет смежных дверей?

— Нет, — подтвердила миссис Пайк. — Только эта дверь.

— Да что вам надо? — гневно выплёвывая слово за словом, возмутилась Мюриэл. — Что вы собираетесь искать? Думаете, я прячу в своих вещах орудие убийства? Вы в своём уме?! Вы подозреваете меня? — в её глазах горели обида и гнев. — Меня?! На каком основании, позвольте спросить?