Айрис хорошо помнила полную напряжения гравюру Доре, на которой корчащиеся в муках полулюди-полудеревья тянули к небу ветви. Лес за Эбберли нисколько не напоминал ту картину. Он был тихим, безмолвным, похожим на зачарованный лес из сказки, на тёмный зал с сотнями колонн, сквозь купол которого свет падал длинными тонкими лучами.

Да, скорее, Уильям Блейк, чем Доре. Мощные стволы, бесконечность прямых линий… И, может быть, даже угнездившиеся в ветвях гарпии с переливчатыми крыльями и старушечьими лицами.

Даже мистер Хоутон замолчал, видимо, заворожённый мрачным величием этого места.

Наконец они вышли на небольшую поляну, где на расстоянии дюжины шагов друг от друга стояли часовня и кенотаф.

Мистер Хоутон, взбодрившись, начал объяснять, где в шестнадцатом веке проходили дороги, где пересекались… «Следы» одной из дорог до сих пор были заметны: если смотреть с определённого места, то было видно нечто вроде прохода между деревьев, который однако, быстро терялся, если глядеть вдаль.

Потом Айрис повторно выслушала рассказ про Анну Вентворт, на этот раз рассматривая кенотаф, его маленькие арки и башенки, тонкую каменную резьбу, отполированные зеркальца гранита на месте окон и почти незаметный шов там, где сдвигалась крышка. Толщиной крышка была с полфута, если не считать башенок, и весила наверняка немало.

— Кенотаф ещё недавно был совсем другим. Он зарос мхом и лишайником, но девять лет назад Вентворты разрешили провести на своих землях раскопки и тогда же пригласили реставраторов. Оказалось, что мох скрывал вот такую красоту. Внутри кенотафа были обнаружены записки, к сожалению не в том состоянии, чтобы можно было их прочесть, но это, тем не менее, свидетельствует о том, что кенотаф не единожды открывали, возможно, привлечённые легендой об Анне Вентворт. Зато под ним…

Покончив с кенотафом и историей о перезахоронении тел, мистер Хоутон увёл всех к часовне. Айрис осталась возле крошечной церкви Святого Ботольфа и обошла её вокруг. Чуть поодаль курили и тихо переговаривались двое молодых мужчин. Один пришёл на экскурсию с матерью, второй, видимо, тоже попал сюда не по своей воле. Про самоубийц и найденные тела они слушали с вниманием, но вот часовня и утраченные фрески их совершенно не интересовали, и оба не пытались скрыть, что невыносимо скучают.

Айрис не вслушивалась в их болтовню, так что даже не поняла, о чём речь, когда один сказал:

— Ну что, попробуем? Думаешь, хватит силёнок?

— Знаешь, какие я на стройке поддоны ворочал?! — отозвался второй. — А тут всё отполированное… Да я один могу.

Оба, как по команде, двинулись к кенотафу и, встав с торца, упёрлись руками в крышку.

— Отойдите немедленно! — возмутилась Айрис. — Что вы делаете?!

— Прекратите сейчас же! — завопил с другого края поляны мистер Хоутон.

— Джонни, ты рехнулся?! — заглушил его высокий женский голос.

Всё это произошло в одну секунду, а в следующую крышка — не со скрежетом, как можно было бы ожидать от столь древнего сооружения, а с мягким, чуть свистящим звуком, — сдвинулась фута на полтора.

— Не трогайте! Вы же сломаете! Вот придурки! — раздались сразу несколько голосов.

Джонни и его друг отскочили от кенотафа, точно их током ударило.

Оба таращились на что-то внутри.

Айрис сделала два шага.

Она думала, что-то лежит на самом дне, но ей не потребовалось заглядывать. Уже под самой крышкой было что-то… Что-то непонятное, похожее на… Айрис почему-то подумала о Коко, стареньком йоркширском терьере соседки. Коко сворачивалась в кресле в клубок, и не было видно ни носа, ни хвоста; лежала как комок рыжевато-пепельных волос.

Внутри кенотафа было что-то похожее. И ещё отвратительный запах.

Вокруг собрались все остальные, Уилсон пытался оттеснить их в сторону. Возникла неразбериха, кто-то закричал. Айрис всё ещё не понимала и глупо таращилась на то, что было в кенотафе. Что-то жуткое…

К ней, растолкав толпу, бросился Уилсон.

— Бегите в дом, мисс Бирн. Надо вызвать полицию…

— Я не поняла… Что им сказать? Что это?!

— Скажите, что нашли тело. — У Уилсона задрожали губы. — Это она… Это леди Клементина.

6 сентября 1964 года

Констебль из Тэддингтон-Грин был в поместье уже через полчаса. Через час приехали полицейские и коронер из Стоктона, а ближе к вечеру — ещё какие-то полицейские и судебные медики.

Айрис старалась не путаться у них под ногами, но констебль её всё же допросил, потому что полицию вызвала она. Больше всего он расспрашивал про то, зачем те молодые люди сдвинули крышку с кенотафа, точно ли это было сделано просто со скуки, для демонстрации силы.

Неужели он думал, что те двое дурней могли быть замешаны и знать заранее, что найдут?

Потом Айрис вернулась в свою комнату, и не выходила до поздней ночи, когда прокралась на пустую кухню и налила себе воды. Есть она не то что не хотела — физически не могла.

Она всё думала о том, что успела увидеть. Комок блеклых иссохших волос — вот и всё, что она разглядела. Даже не поняла, что это был человек. Вернее, останки человека.

Уилсон стоял ближе и по другую сторону кенотафа. Что видел он? Полусгнившее лицо? Череп? Айрис не знала, что может произойти с телом за шесть лет.

Она шесть лет пролежала там. Шесть лет её искали, ждали, мучились тайной, а она была здесь, совсем рядом.

Вот и разгадка тайны Клементины Вентворт. Она была мертва все эти годы.

Просто мертва.

Но вот как она умерла? Где? Когда? Почему оказалась внутри фальшивой гробницы?

Эта страшная находка порождала только больше вопросов. Раньше вопрос был один: куда пропала леди Клементина? Теперь их было множество. И был ещё один, прямо её не касавшийся, но очень тревоживший Айрис: что сейчас происходит с Дэвидом Вентвортом?

Айрис просто не могла представить, что он чувствовал, какую боль, какое потрясение. И ещё, наверное, непонимание. Господи, как такое вообще могло произойти?

Насколько Айрис знала, сэр Дэвид не выходил из комнаты. Даже на вопросы полицейских не отвечал. Но они и не настаивали — из уважения к его горю.

Айрис, сидевшая со стаканом воды за столом, едва не подпрыгнула, когда открылась дверь на кухню.

— А, это вы, мисс Бирн! — протянул Уилсон. Лицо у него как будто состарилось за полдня. Уилсон был немолод, но лицо было бодрое, гладкое, почти без морщин. Теперь же он словно иссох. — Я шёл к миссис Пайк, увидел свет и решил проверить… Мало ли, кто тут бродит.

— Это всего лишь я.

— Не спится? — спросил Уилсон, не глядя ей в глаза. Он так и стоял, ссутулившись, в дверях.

— Вам тоже?

— Потому-то и я пошёл к миссис Пайк. Не храню у себя спиртное… Не пью уже четырнадцать лет. После войны пил, а потом… Ну, знаете… В общем, не пью. Хотел попросить у неё из домашних запасов, потому что… — он приложил руку к груди. — Не могу просто. Не могу! Так и стоит перед глазами!

— У меня тоже. Хотя тогда я не сообразила даже… Только когда вы сказали. — Айрис тяжело выдохнула.

Она вспомнила, как неслась в большой дом. Она понимала, что по сравнению с шестью прошедшими годами лишние пять минут ничего не решали, но всё равно бежала изо всех сил, пока у неё не закололо в боку, а грудь не начало рвать изнутри спазмами.

— А как вы поняли? Там же…

Уилсон потёр красные воспалённые глаза.

— По волосам, — сказал он. — Они в паутине были, но я всё равно узнал. Остатки блузки, брошь…

— Она надевала брошь, чтобы кататься на лодке?

— Это для шали, чтобы не спадала. У неё этих шалей несколько штук прямо в эллинге лежало, на случай, если забудет из дома взять… Я… Мы все так хорошо её помним, леди Клементину… Все её привычки. Как будто было неделю назад.

— А шали на ней не было… — задумчиво сказала Айрис. — И они не пропадали, шали эти?