Поначалу переезд не казался таким уж плохим. Мать изо всех сил пыталась сохранить видимость идеальной семьи, но с каждым днём отец погружался всё глубже в наркотический кошмар. Однажды утром мы проснулись, а мамы и след простыл. Она попросту бросила своих детей наедине с этим конченым наркоманом.

С девяти лет я был вынужден защищать Джину от дружков папаши. Ему наплевать было на всё, кроме дозы. Стоило ему наглотаться дряни, как он терял над собой контроль. И тогда эти ублюдки отрывались на мне. Но я предпочитал, чтобы доставалось мне, а не Джине.

Я пытался подрабатывать, но где уж девятилетнему ребёнку найти нормальную работу? Вскоре я понял, что честным путём нас с сестрой не прокормить. В десять лет я начал воровать. Сначала еду из супермаркетов, потом перешёл на кражу денег у прохожих. Стыдно ли мне? Нет, ни капли. Когда видишь, что творится у тебя дома, и понимаешь, что выжить можно, только обокрав кого-то на улице, начинаешь забивать на проблемы других.

Пару раз соседи вызывали опеку, чтобы спасти нас с Джиной. Опека просто закрывала глаза, будто всё шло как по маслу. В этом погрязшем в коррупции мире деньги решают всё.

С одиннадцати лет ублюдок начал свои грязные предложения — распространять наркоту по городу. Обещал быстрые бабки, которых нам так не хватало.

Я всячески старался оградить Джину от негатива за стенами нашего дома. Берег и лелеял её, как мог. Но когда мы пошли в старшую школу, сестра часто плакала. Сучки-одноклассницы доставали её, обзывали оборванкой. Денег на одежду не хватало. Джи ни разу не проболталась о причине своих слёз, но я и так всё прекрасно понимал. Что я мог тогда сделать с этими злобными стервами? С пацанами я мог разобраться по-мужски, а с девками такой номер не прокатывал.

Отбросив неприятные воспоминания, подъезжаю к нашему дому на байке. Кругом ухоженные лужайки, аккуратно подстриженные кусты, счастливые семьи с детворой резвятся на газонах. Лишь наш обветшалый домишко выделяется на их фоне. Стены в трещинах и подтёках, стёкла выбиты, а у самого крыльца навалена целая гора мусора: пустые бутылки, коробки из-под фастфуда и прочий хлам.

Отпихнув ногой ошмётки грязи, захожу внутрь. Едва переступаю порог, меня охватывает волна тошнотворного зловония — смесь перегара, плесени и каких-то до жути химических испарений. Закрыв нос рукавом косухи, пробираюсь дальше, в царство кромешного мрака. Все окна замурованы толстым слоем многолетней грязи. На продавленном диване, как всегда, возлежит бесформенная туша моего отца с бутылкой пива в руках. Пихаю его ботинком — может, очнется от бесконечного запоя.

— Просыпайся, мудак, — рявкаю.

Спустя пару минут он начинает сонно ворочаться, открывая помутневшие белки.

— А, Дем, сынок, — сипит заплетающимся языком. — Как жизнь молодая?

— Получше, чем у тебя, ископаемое, — огрызаюсь в ответ.

— Решил проведать старика, узнать, не околел ли? — каркает он с ехидцей.

— Такие прожженные мрази, как ты, околеть не могут. Живучие, как тараканы.

— Ну и зачем припёрся? — спрашивает отец, прихлёбывая из горлышка.

— Устал разгребать твоё дерьмо, — едко роняю. — Ты вечно гребёшь под себя, а мне приходится разбираться с твоими долгами и проблемами.

Отец издаёт сипящий смешок и начинает кашлять, похлопывая себя по отвислой груди — видать, пытается удостовериться, что ещё жив.

— Да и не стоит, сынок, — выдавливает он сквозь приступ кашля. — Ты не Мать Тереза, чтобы вытаскивать из ямы такого отпетого наркомана, как я.

Смотрю на этот жалкий обломок человека и вспоминаю, каким он был когда-то — сильным, надёжным, тем, на кого можно было равняться. Но теперь лишь руины остались от прежнего отца.

— И всё же, какой же ты мудак, — цежу сквозь зубы. — Нахватал долгов, а расхлёбывать мне!

Отец медленно приподнимает голову, его мутный взгляд плавает в никуда.

— А что мне остаётся? — хрипит безжизненно. — Думаешь, мне это всё в кайф? Просто… я потерял контроль когда-то…

— "Потерял контроль"?! — не выдерживаю. — Да ты его никогда и не имел после бабушкиной смерти! Перевернулась бы она в гробу, узнав, во что ты превратился, ленивый ублюдок!

Отец опускает взгляд, и на его лице мелькает тень стыда. Но я прекрасно знаю, что это чувство быстро рассеется.

— Каждый раз ты обещаешь, что это последний раз, а потом всё повторяется, — вздыхаю. — Я, чёрт возьми, не могу так больше.

Делаю паузу, собираясь с мыслями, и задаю вопрос, который меня действительно беспокоит:

— А теперь ответь мне честно: ты брал в долг у Хэдвига или нет? Потому что, если этот ублюдок придёт и скажет возвращать твои долги, я придушу тебя собственными руками.

Отец смотрит на меня несколько мгновений. Наконец, он отвечает:

— Нет, сынок. Я брал только у Лео.

Вглядываюсь в его потухшие глаза, пытаясь распознать ложь, но вижу лишь бездонную пустоту.

— Лео, я уже всё вернул, — произношу устало.

На его лице не отражается никакого понимания. Разворачиваюсь и покидаю это богом забытое место.

Три дня спустя…

Демиан перестал со мной разговаривать и даже здороваться. Всё его время поглощала Вирджиния. Их бесконечные поцелуи раздражали меня, словно капли кислоты, обжигающие кожу. Каждый раз, замечая их вместе, эта парочка тут же принималась страстно лобызаться, беззастенчиво демонстрируя свои чувства на виду у всего университета. Я никак не могла взять в толк, что же вызывает такую сильную злость, но стоило моим глазам наткнуться на них, как ярость будто проникала в каждую клеточку тела, заставляя сердце бешено колотиться. Сколько я ни пыталась стать равнодушной — обмануть себя было невозможно.

Вчера, наблюдая за их объятиями на переполненной площади, меня чуть не захлестнуло безудержное желание схватить Вирджинию за её густые каштановые локоны и резко дёрнуть в сторону, вырвав из рук Демиана.

Сегодня после занятий долго размышляла, ехать домой на выходные или остаться. Джина звала меня на вечеринку, но если там окажется Демиан с Вирджинией, я точно не смогу сдержаться и выдеру клок волос у этой стервы. Меня также охватила тоска по друзьям. Их компания всегда была для меня источником радости и поддержки, особенно в трудные моменты жизни.

Решительно качаю головой, глядя прямо в глаза Джине:

— На этот раз не выйдет. Хочу повидаться с друзьями на выходных. Мне нужно развеяться и побыть в другой обстановке.

Джина не сдается, ее глаза загораются хитрым блеском:

— Тогда позови их сюда.

— Не уверена, что они согласятся, — мнусь, теребя край футболки. — У них могут быть свои планы.

— А ты позвони и узнай, — настаивает она, подталкивая меня локтем. — Ничего не узнаешь, пока не спросишь.

Вздыхаю и хватаю телефон, лежащий на прикроватной тумбочке. Пальцы дрожат, когда набираю номер Карен. Сердце колотится от волнения.

— Алло, солнышко! — слышу ее веселый голос, и на душе сразу становится теплее.

— Слушай, не хотите с Роем приехать ко мне на выходные? У нас тут…

— Погоди секунду, спрошу у него, — перебивает она меня.

На заднем плане слышится приглушенный разговор. Нервно кусаю губу, ожидая ответа. Кажется, прошла вечность. В голове проносятся мысли о том, что я, возможно, отвлекаю их от чего — то важного.

— Эй, ты там? — внезапно раздается голос подруги.

— Да — да! — чуть не кричу, вздрагивая от неожиданности.

— Отлично, мы приедем завтра! Рой говорит, что давно хотел вырваться к тебе.

Визжу от радости, подпрыгивая на кровати:

— Ааааа, супер! Обожаю вас! Вы лучшие друзья на свете!

— Ого, полегче! Я чуть не оглохла, — смеется она, но в ее голосе слышится теплота.

— Прости! Просто так рада! Жду вас завтра, целую! — тараторю, едва сдерживая эмоции.

Отключаюсь и швыряю телефон на подушку. Поворачиваюсь к Джине, которая смотрит на меня с довольной ухмылкой.

— Ну что, едут твои друзья? — спрашивает она, хотя ответ очевиден.