Мысли о том, что Десай может быть как-то причастен к этом, или хотя бы располагать какой-то информацией, не раз приходили ко мне. Я надеялась, что Андо, по своему обыкновению, перегорит, успокоится и вернется как ни в чем не бывало. Не первый раз уже между ней и Софией были такие ссоры, и всегда для фрейлины побег был единственным способом решить ее. Она отводила душу в городе, на территориях поместья или просто ловко избегала общества Оре — всегда после они обе делали вид, что ничего не произошло, обмениваясь парой сухих, как осенние листья, слов. Что же изменилось между ними, когда мы покинули родные края, мне было неведомо. Но прошла уже почти неделя, а фрейлина так и не вернулась…
— Удивлен, что ты в итоге подружилась с Ари, — заметил Лео, когда я завела разговор о новых друзьях. — Помню, когда Хусы гостили у нас, ты весь месяц их пребывания косилась на мальчонку словно на прокаженного.
«Это ты просто не знаешь, что с ним сталось теперь,» — мрачно подумала я.
— Ну, тогда он только и мог, что раздражать заносчивостью и неуместным бахвальством. Но все-таки книги делают из полного олуха человека.
— Он был странным парнишкой, — кивнул Лео. — Все грезил о ратных подвигах, чтобы превзойти отца, хотя тренировочный меч-то с трудом удержать мог. Сложно поверить, что теперь он — лучший студент на курсе.
— Никто не знает, куда заведет судьба, — обреченность, которая уже давненько не проскальзывала у меня, вырвалась сама собой, стоило мне вспомнить худое болезненное лицо и впалые глаза с горящими голубыми огоньками.
— А с Набелит тебя как судьба свела? По своему опыту скажу — с ними служить еще труднее, чем с узкоглазыми ублюдками… Ох, прости.
Он потупился. На секунду в нем вырвалась простая солдатская речь, грубая и постыдная для приличного общества. Вспомнилось, как с тренировочных площадок дома доносились ругательства и брань, когда мы тайком подглядывала за тренировками Лео и Вала. А еще я помнила, как решила при Софии на спор похвастаться своим лексиконом, за что тут же получила от побледневшей наставницы — даме не подобает так выражаться.
Я сделала вид, что ничего не услышала, за что брат остался благодарен.
— С Адой у нас как-то сначала не заладилось. Но под колючей скорлупой, оказалось, прячется интересный человек. Хотя на язык она все еще остра — такой палец в рот не клади.
— Нашу Каталину напоминает чем-то.
Сначала я хотела возразить такому замечанию, но, поразмыслив, решила, что все же доля истины в этом есть.
— Кажется, Ада как-то упоминала, что ее братья служат в Белой гвардии, — припомнила я наш с ней разговор.
— Да во Втором Легионе этих Набелит что собак у мясницкой лавки, — недовольно фыркнул он. — Арраканцы еще ладно — отдаю должное их мастерству, потерпеть их заносчивость еще можно, а эти-то… Подавай им лучшие поручения, лучшие отряды для патруля, личные приемные… — Лео не на шутку разошелся в своих причитаниях. — И хотя бы службу свою несли, как положено, так нет. Мне знакомый из четвертого взвода жаловался, что все канцелярскую работу скидывают, не стесняясь, на младших офицеров, а сами только и дело что жалование прогуливают да подлизываю за… — он снова осекся. — Задабривают, в общем, нужных людей ради хороших назначений.
— Странно, что имперцы, с их любовью к законопорядочности, еще не отправили под Трибунал всех взяточников.
— Законопорядочность часто заканчивается там, где есть деньги и власть, — проскрипел сквозь зубы Лео. — Некоторых не останавливают ни плеть, ни разжалование. Они готовы рискнуть всем. Многие и вовсе пользуются своей карьерой только для того, чтобы заработать денег за двадцать пять зим контракта, а потом возвращаются обратно в провинции и преспокойно живут на накопленные средства.
— Я думала, что все в основном поголовно за имперским гражданством гонятся. Иначе выше капитана все равно не подняться.
— Да это не обязательно. Можешь отслужить хоть все двадцать пять рядовым или сержантом, и в ус не дуть. Можешь пахать годами, чтобы был шанс подняться по службе выше. А можешь подлизаться к начальству, чтобы себе должность получше выбить. Тем более, все равно раньше, чем черед пятнадцать зим службы на гражданство провинциалы претендовать не могут. Только в каких-то исключительных случаях.
— Ну ты вот всего за шесть зим стал Хранителем Чести, — поддела его я. — Мне стоит спрашивать, кого ты «задабривал», чтобы так взлететь?
Я ожидала, что Лео по привычке отшутится в ответ, но он внезапно стал пугающе серьезен.
— Ты не знаешь, сколько мне пришлось трудиться, чтобы доказать, что с моим именем стоит считаться не только потому, что я «аристократишка из захолустья», — глаза Лео странно блеснули, а в голосе прошелестело предостережение, которое сразу же осадило меня.
— Прости, я не хотела тебя задеть… — пролепетала я. — Поверь, я очень горжусь тобой и ничуть не сомневаюсь, что всего что ты добился — заработано тяжким трудом.
Постепенно мы перешли от бесед о Столице к рассказу о минувших годах, но тут мой рассказ был скуп на подробности. Даже когда я писала брату в Столицу, всегда мой рассказ был пересчетом бесконечно тянущихся дней, полных будничной рутины, а то и вовсе праздной лени. Жизнь в обратном отсчете до дня, когда мне суждено было покинуть отчий дом, отмерялась лишь сменой сезонов. Сейчас, когда я перечисляла все это вслух, что даже становилось досадно от того, что я так бесполезно прожигала жизнь день за днем.
Потом пришла моя очередь расспрашивать брата о его прошедших годах, о которых я знала ничтожно мало. Рассказ парень вел осторожно, со знакомой манерой — старался не взболтнуть ничего лишнего.
— В Кадетском корпусе первое время было тяжело. Я сразу же нашел себе компанию ребят из Домов Торвальд, Традсон и Мунридж. Я думал, что мы все вместе пойдем дальше, тем более они сами горели желанием сделать карьеру в Империи, но… — он раздраженно повел плечами. — Стоило их отцам пообещать им хорошую долю наследства или хорошую партию на выданье, так через два года их и след простыл… Так я и подружился с теми, кто больше ценил возможности, которую дает военная карьера, и больше не сомневался в своем выборе.
— Ты ни разу не писал мне об этом, — голос мой был немного обиженным из-за того, что брат за все годы нашей переписки ни разу не упоминал о своих терзаниях.
Все это время я тешила себя уверенностью, что брат решил с самого начала решил пойти по хоть и не слишком почетному для маркиза пути, но хотя бы чтобы не прозябать в тени старшего брата всю свою жизнь.
— Я… не был уверен, что поступаю правильно по отношению к своему Дому, — слова комом встали поперек его горла. — Но потом, когда пробыл здесь почти год, я вспомнил детские годы, когда мы еще жили здесь с…
Он не договорил, виновато запнувшись, но я и так прекрасно знала, о чем он. Пальцы с силой стискивали ткань платья. Выходит, за девять зим Мар-де-Сеаль так и не смог стать Леонарду настоящим домом. И теперь становилось очевидным, почему на самом деле брат предпочел суровые столичные нравы безмятежности далекого южного побережья.
Лео быстро продолжил, оставив позади момент, что вызвал у нас обоих неприятный жгучий осадок, и продолжил свое повествование. Он рассказал, что попал сначала в Серую гвардию сержантом, потом отслужил вместе с Александером Вибером и неким Аурелием Санторосом, выходцем из купеческого сословия среднеземцам из префектуры. Однако вскоре заметное имя Кустодес не осталось без внимания, и начался быстрый карьерный взлет.
За два с лишним года, дослужившись до капитана, Лео побывал и в охранявшем столицу Втором Легионе, потом в Шестом, отвечающим за префектуру Сектум, а последние полгода, перед тем как попал в преторианцы, отслужил на границах с Набелитом в рядах Девятого Легиона. Именно там его заметил трибун Маркус Веруксас, некогда служивший вместе с Эстебаном.
— Маркус предложил пойти к нему в декурию. Поручился, что поможет с комиссией на получение статуса гражданина. Однако сказал обдумать хорошенько это решение, не торопиться. Все же я всего семь зим отслужил. Так-то, конечно, два с лишним года, но после выпуска из Кадетского корпуса, если дворяне решают дать присягу, пятилетнее обучение сразу засчитывают в общий стаж. Так я и попал обратно в Столицу… О, вот мы и приехали.