Я молча и терпеливо выслушивала исповедь Софии, не вмешиваясь и не перебивая.
— Их убили у меня на глазах, когда в деревню пришли ищейки. А я смогла улизнуть, только обернувшись животным. После этого я долго не могла пережить эту потерю. Это было все равно, что своих родных детей потерять. Я замкнулась в себе. Хотела отказаться от своего человеческого нутра. Думала, что, оставшись зверем, чувства притупятся, как и мои воспоминания. Но маг все равно остается магом. И даже будучи заключенным в теле животного, от горечи утраты, как и от своего прошлого, никуда не деться.
Глаза Софии блестели, и она сморгнула подступившие слезы.
— Я прожила в лесу, вдали от людей почти половину своей жизни, пока не нашла в себе силы принять свои ошибки и смириться с ними. А после, когда приняла дар долгой жизни, сразу присоединилась к Йане. Именно так мы и придумали этот план с сервитуариями.
— Тебе все еще больно вспоминать их? Даже спустя столько зим?
— Каждый раз, — поморщилась она, лицо ее исказилось от боли. — Это были не последние дети, которым мы не смогли помочь, которых мы не уберегли, но когда вспоминаю их мертвые глаза… больно, как в первый раз.
— Я не понимаю, почему я погрузила вас туда… именно в эти воспоминания.
— «Крик банши» ломает человека изнутри, — вздохнула София. — Достает из глубин самые тяжелые воспоминания, те, которые однажды уже сломили человека, давит на самое больное. Напоминает нам о том, что мы хотим забыть…
Я догадывалась. Догадывалась об этом, особенно когда воспоминания стали отчетливыми, но до последнего не хотела верить доводам разума.
— Я не могу сказать точно, почему случилось именно так, — Оре виновато потупила взгляд, словно бы это была ее личная вина. — Темная магия все же искусство, опутанное тайнами, и ее возможности и границы до конца не известны. Но надеюсь, в Абиссе ты сможешь найти ответы на свои вопросы.
— Вот как… — с тихим смирением произнесла я.
— Камилла, — София смотрела на меня с бесконечной тоской. — Мы с твоим отцом меньше всего хотели, чтобы твоя жизнь стала такой. Хотели, чтобы ты избежала подобной судьбы, но иногда наши решения складываются вопреки нашим желаниям. То, что случилось, уже случилось. Дальше не будет ни проще, ни легче, ни лучше. Но однажды… однажды все станет хорошо. Вот увидишь.
— Нет. Не станет, — вздохнула я, когда София уже размытым силуэтом удалялась по каменистому берегу.
Закрыв дверь в капитанскую каюту, я уселась в угол, желая спрятаться подальше от всего. Но от себя не спрячешься. После разговора с наставницей все то, что открылось мне с моим заклинанием, встало на свои места. Видимо, каким-то образом я и сама очутилась под действием своих чар, но как, почему… все это было уже не важно. Голова упала на колени, но слез не было. Наверное, просто уже кончились, а потому под закрытыми веками всплывали одно за другим чужие воспоминания…
Воспоминание Софии, которая пыталась убежать от своего прошлого, но каждый день из раза в раз видит три маленьких окоченевших трупа с мутными глазами и раскрытыми в немой мольбе ртами.
Воспоминание Йаны, пропитанное скорбью и ненавистью, где она склонилась над мертвым искореженным телом, а тени с горящими глазами, как стая волков, были готовы спуститься на обидчиков по воле своей повелительницы.
Воспоминание двенадцатилетней Каталины, которая протягивает браслет из ракушек юноше с синими, как море, глазами, который сделала специально для него, перед его отъездом. А тот безжалостно выкидывает его с обрыва вместе с предложенными ему чувствами.
Воспоминание Кригера, который после десятилетий скитаний вернулся домой, но дома уже не осталось. Только сожженные развалены и обглоданные трупы тех, кого-то он когда-то знал и любил.
Воспоминание Ады, целующейся в высокой золотой траве в ясную летнюю ночь. На руке юноши, что с такой нежностью проводит пальцами по ее щеке, поблескивает кольцо с зеленым камнем, а позади них, чуть поодаль, начинает заниматься огненное зарево.
И, наконец, воспоминание девятилетней девочки, которая срывает с дерева грушу и протягивает отравленный ее же собственной магией плод худощавому светловолосому мальчику.
