— Вы точно уверены в своей затее?

— В этом городе на удивление много тех, кто задает мне подобные вопросы.

— Пути назад не будет. А то знание, за которым вы так настойчиво гоняетесь, принесет вам только несчастья, — Марк проигнорировал мой резкий и холодный тон, все продолжая внимательно смотреть на меня. — Уверены, что готовы рискнуть всем ради ненужной вам правды?

Теперь во мне начинало закипать негодование. Почему каждый считал своим долгом доказать мне, как лучше мне проживать мою жизнь и какие решения мне принимать. Я резко вскочила, смерив контрабандиста гневным взглядом.

— Вы сговорились с моей наставницей? Или решили в мои сервитуарии податься, чтобы мне нотации читать? Это мое решение, и касаться вас это не должно никак. Я плачу вам за вашу работу, а не за ваши советы.

Красивое лицо тронула печальная улыбка, но более Хеби ничего не сказал. Он подался вперед, и крепко стиснул мою ладонь.

Снаружи раздался негромкий стук в дверь.

— Камилла, я зайду?

Дверь без предупреждения начала медленно открываться.

— С-софия, погоди…

Но было поздно. Наставница отворила дверь. Сердце колотилось как бешеное. Что она скажет, увидев у моих покоях мужчину, да еще и самого главу Красного Синдиката? И как я буду это сейчас объяснять? Голова опустела, все слова выветрились, словно пух одуванчиков под порывом легкого бриза.

— Я сейчас все объясню…

Она непонимающе уставилась на меня.

— Я подумала, что вы слишком устали и хотела предложить помочь вам подготовиться ко сну. Вы бы только сначала закрыли окно, а то простудитесь.

В недоумении я оглянулась через плечо.

Марка Хеби и след простыл. И лишь настежь отворенное окно да завывающий ветер были свидетелями его бесшумного побега.

— Господин Леонард скоро спустится к вам, госпожа, — учтиво сказал слуга и закрыл за собой высокие резные двери из беленого дерева, оставив меня одну в гостевом зале.

Чтобы хоть как-то сгладить напряжение, я сделала глоток из бокала. Синевато-фиолетовый насыщенный напиток сладостью растворялся на языке. Марьейское синее было редким и крайне дорогим вином, и если Леонард подает его гостям во время ожидания…

Я еще раз нервно обвела взглядом просторную комнату. Высокие до потолка окна делали помещение просторным, и даже самого скудного зимнего света хватало, чтобы зал оставался светлым. Дорогая отделка позолотой и медью не казалась вычурной, но добавляла изыска, стены были украшены тем же белым деревом, что и распашные двери. Если это не краска, то, вероятно, серебристая осина, которой отделывали мьедранны именитые северные Дома. Мягкая мебель, обитая синим бархатом, покоилась на коврах с изображением мифических морских обитателей — явная дань уважения родному краю.

О доме напоминали и шторы из синего тюля. Мысли сразу уносили за сотни миль, в родной Каса-де-Вентос. «Дом ветров» недаром носил свое название — из-за особенности строения в летнюю жару замок всегда продувался насквозь. Все основные коридоры Каса-де-Вентос были сквозными, позволяя прохладному морскому бризу остужать каменные стены и не давая тем самым замку нагреваться под палящим солнцем. На террасах и в коридорах, выходящих на улицу, всегда висели длинные тюли, укрывающие от беспощадных солнечных лучей. В детстве я любила носиться по таким коридорам вместе с юрким ветром, воображая, что раздувшиеся ткани — настоящие облака или паруса сказочных кораблей … Наверное, летом, когда прислуга раскрывает настежь панорамные окна, вот так же развивающийся синий тюль напоминает Лео о родном доме.

Изящная упаковка жалобно зашуршала, когда я нервно сжала ее в руках. Еще вчера утром, когда подмастерье торжественно вручил мне посылку с заветным перстнем, я была уверена, что столь роскошный подарок придется под стать золотому гвардейцу. Но сейчас кольцо казалось грубым, нелепым, недостойным находиться на пальце Хранителя Чести.

Двери распахнулись, заставив меня резко вскочить от неожиданности. Словно яркая слепящая вспышка, Лео влетел в комнату пружинящей походкой и заключил в крепкие объятия. Он был великолепен, само воплощение мужественности и благородства, в белом с золотом мундире с вышивкой и вставками. Плечо его украшал теплый плотный белый плащ с мехом, на которой гордо красовался…

— Лео, я думала, ты получил имперское гражданство, когда вступил в ряды Белой гвардии…

— Все верно, — он улыбнулся, хотя и не слишком весело.

— Тогда почему у тебя герб Дома? — я указала на накидку, где под эмблемой Золотой Гвардии гордо красовался щит с мечом.

— Ну, вообще-то, сестрица, если посмотришь внимательней — это не наш фамильный герб. А мой собственный.

И действительно. Присмотревшись, я заметила явные отличия, которые не сразу бросились в глаза — вместо щита там были изображены два клинка. Я сразу вспомнила и ту печать, которой было скреплено письмо от брата. И все же, если не вглядываться, гербы были очень похожи, и наверняка это могло вызвать вопросы…

— У тебя не будет проблем из-за этого? Разве ты не должен показывать свою верность Империи?..

Лео лишь отмахнулся от моего замечания, словно бы такая дерзость, как ношение явного знака отличия, была простым пустяком.

— Патриции всегда размещают свою личную символику, — пояснил он. — Чем я хуже? Преданность определяется не именем, а деяниями.

Однако выдержки брату не хватило — он отвел глаза, в которых читалась неловкость. Неужели Лео все еще винил себя за сделанный им выбор? Он потряс головой, отбрасывая неприятные мысли, словно пес надоедливых блох.

— Так, все, хватит расспросов, — Лео взял себя в руки, легко отбросив промелькнувший стыд. Теперь лицо его вновь горело радостным предвкушением, и он скрестил руки на груди в притворном упреке. — Я и так в свой выходной должен был выйти на службу, потому что канцлерам, видите ли, приспичило именно сегодня устроить заседание Триумвирата…

— Ты присутствуешь на советах? — ахнула я.

— Только обеспечиваю безопасность совещания высших чинов государства. Не забывай, что мы должны охранять верховных канцлеров, помимо других наших гвардейских обязанностей.

— Этим могли бы и белые гвардейцы заниматься.

— Так и есть. Защита дворца и его территорий лежит на преторианцах Первого Легиона, — кивнул брат. — Но как только канцлеры закрываются в Зале Мудрости, мы должны следить, чтобы никто не проник на совещание и не разведал информацию, не предназначенную для чужих ушей. В Золотые Щиты все-таки не за красивые глаза берут.

— Такое ощущение, что Первая Масерия — это какая-то тюрьма… Канцлеры и их семьи дворцовых территорий не покидают, вы тоже большую часть времени проводите тут…

— Так оно им и не нужно. Знаешь, в народе есть такая шуточная присказка — если когда-нибудь Столица падет, сменится не одно поколение, прежде чем падет Люцерис. И в это поговорке есть доля правды, — он посмотрел в окно и обвел рукой возвышающуюся на десятки футов ввысь белую стену. — Императорский дворец и ограждающая его стена Масерии, по сути, город в городе. Тут есть все — свои теплицы, скотный двор, мастерские, гарнизон и сотни слуг, готовых выполнить любой приказ своих господ.

— Даже гарнизон Серой гвардии есть… — я тоном пораженным от одной только попытки вообразить все это. Стоило представить, что весь Мар-де-Сеаль — просто центральный район города, по телу мурашками пробегал благоговейный трепет.

Лео схватил графин с вином, и пока он вынимал штоф, слуга уже подал ему чистый бокал. Молодой гвардеец наполнил его почти до краев и, не церемонясь с правилами этикета, почти залпом опустошил.

— Если бы Серой гвардии, сестрица, — произнес он на выдох. — Первый Легион целиком и полностью состоит из преторианцев. Он, конечно, вполовину меньше обычной численности легиона, но все равно, даже пяти тысяч преторианцев достаточно, чтобы, в случае чего, дать отпор.

Я склонила голову на бок в недоумении. Мне была плохо знакома структура Имперской Гвардии, но даже из поверхностных уроков Софии хорошо помнила, что легионы включают в себя когорты, которые уже в свою очередь делятся на полки Серой гвардии и центурии Белой. Обычно одного легиона хватало за глаза для охраны имперской префектуры или даже провинции. Наш личный гарнизон в Каса-де-Вентос составлял всего человек пятьсот, а городской стражи, может, около тысячи… Я даже не могла себе вообразить масштабы, с которыми Империя подходит к своей армии.