Но вот Камиши Десай…

Десай был другим делом. Яд змеи не всегда убивает мгновенно, но и одного легкого укуса может хватить, чтобы жертва корчилась в муках, моля о милосердии. Одно неверное слово, и отравленные клыки вонзятся в мою шею. Этот человек уже привык идти по головам и добиваться своего любой ценой. И уж точно не станет церемониться с той, кого почему-то считает своей угрозой.

Я с трудом отогнала липкий страх.

— Не понимаю о чем вы …

— Вот только не строй из себя дурочку, — он прищурился, гневный проблеск контрастировал с невозмутимостью его бледного лица. — Думаешь, я не понимаю, зачем ты тут?

Молчание зависло в воздухе между нами. Страх все сильнее леденил внутренности и жаром обдавал лицо. Он… он не может знать, что мы задумали. Ни единая душа, кроме меня, Ады и Ари, не знала о наших планах.

— Так и будешь молчать? Или, может, еще скажешь, что просто так сильно интересуешься магией в последнее время и ищешь способы незаконно проникнуть в Лабораториум?

Сомнения еще сильнее нахлынули волной, норовя утащить в темные пучины отчаяния. «Держаться. Сохранять спокойствие. Это блеф. Он просто блефует…» — велела я себе, чтобы придать голосу хотя бы немного уверенности.

— Может, вы меня с кем-то перепутали? Я не разу не была в лабораториях вне учебного расписания…

— Правда? А вот мой хороший друг говорил иное… Или Лукас Роксли решил просто так придумать сказку он некой студентке с замершим пламенем, неведомым образом оказавшейся в Лабораториуме?

Во рту пересохло, вставший ком ужаса в горле перекрывал дыхание, не давая вдохнуть.

— Господин, я здесь просто по дружеской просьбе…

— Дружеской просьбе, — он усмехнулся. — Ты про Хуса? Или о милейшей Бьянке?

Мне даже не пришлось изображать недоумение.

— А причем тут Арелан?

— Думаешь, я не знаю, что ее бабка сильно заинтересована в встрече с тобой? — он внимательно вглядывался в мое лицо, словно бы выискивая в нем ответы на свои вопросы. — Как интересно получается, правда? Старой карге стоило немалых сил совладать со своей гордостью, чтобы пойти ко мне на поклон из-за своей несмышленой внучки… А потом Камилла Кустодес сначала пробирается тайком в лаборатории, а затем и так удачно попадает на «экскурсию»…

Я все еще не понимала, к чему он вел, однако в голове засияла догадка, словно разгоняющий тьму утренний свет — он ничего не знает про задуманный нами ритуал. Я была готова выдохнуть от облегчения, однако под испытующим взглядом арраканца, которое, казалось, управлял сердцебиением, было тяжело взять себя в руки.

— Я не знаю, причем тут Бьянка и госпожа Луиза, Камиши…

— Господин Десай, — резко поправил он.

— …Господин Десай, чтобы вы не подумали, но мы с друзьями просто хотим очень основательно подойти к нашему дальнейшему обучению и определиться со своим будущим заранее. Не более.

Мгновения, пока он решал — верить моим словам или нет, тянулись вечность. Прищуренные, полные ненависти глаза пронизывали насквозь.

— Я не знаю, по чьей указке ты действуешь — Луизы или своего отца, но если пытаешься вынюхать что-то моей работе или ищешь, чем можно меня шантажировать, можешь сразу бросить свои нелепые попытки.

Мерзкий сладкий запах липкими щупальцами стремился проникнуть в нос, рот, горло… Я зажмурилась, когда почувствовала его дыхание рядом с ухом.

— Если я еще раз услышу или узнаю, что кто-то вновь проник в Лабораториум, или кто-то из младших курсов попал в помещения внеурочного времени, ты будешь первой, кто попадет под мои подозрения. И я не побоюсь испортить тебе жизнь так, что даже твоему отцу не отмыться от такого пятна на безупречной репутации вашего Дома.

Он отпрянул от меня, и маска на его лице сменилась с той же быстротой, как летняя гроза сменяется ясной погодой. Поправив свой лабораторный халат, с вежливой улыбкой он пропустил меня к уже успевшим отойти дальше по коридору Ари и Аде. Увлеченные беседой с Чембером, они даже не заметили, что я отстала от них.

Однако брошенная мне в спину напоследок фраза, словно нож, вонзилась в самое сердце, заставив почувствовать тошнотворный привкус во рту от вкрадчивости голоса и мерзкого скрытого в нем намека:

— Передавайте мои наилучшие пожелания Каталине Андо.

***

В видес[пр.: третий день недели] занятия всегда заканчивались очень поздно. Как только дни стали настолько короткими, что солнце садилось за окутанный маревом горизонт почти в середине дня, у нас начались вечерние практические занятия по астрономии, которую я терпеть не могла.

Мне нравилось изучать звездные карты, созвездия и легенды, что стояли за их возникновением. В историях всегда было больше жизни, чем в скупых цифрах. Большую часть времени мы вычисляли по формулам движения небесных объектов, наблюдали в телескоп положение спутников и далеких звезд, что плохо сочеталось с моим представлением об изучении небосвода. Единственные исторические справки, которые нам давали на лекциях, были о том или ином ученом, внесшим свой неоценимый вклад в развитие науки, но это было совсем не то.

Звезды всегда были чем-то особенным для веасийцев, а потому с детства, сколько я себя помню, мы с братьями поднимались на самую высокую замковую башню Лусноче, служившую в Каса-де-Вентос маяком, и любовались завораживающим ночным небом во всей его красе. Летом мы наблюдали созвездием Любовников, по легенде разлученных возлюбленных Алайну и Микаэля. Осенью на небо выходила Рысь, что вскормила и выходила перерожденное в теле котенка божество и в награду получила место на небосклоне. Зимой небо становилось охотничьими угодьями Следопыта и его своры Гончих, обреченных вечно догонять обитающего на южном небосклоне Белого Оленя. А весной выглядывали резвящиеся на небе озорные Нимфы.

Мы наблюдали за созвездиями, за луной и сменой ее фаз, за меняющей каждую ночь свой цвет звездой Септимией. Сестра София рассказала легенду, согласно которой звезда была обителью Старых богов. Каждому из Старших, возглавляющих пантеон — Огню, Ветру, Воде, Земле, Жизни, Смерти и Свету, — по одному дню и соответствующему цвету звезды, чтобы люди знали, кому возносят молитвы, а боги могли слышать их просьбы. Свет Септимии разгонял полумрак, которым был окутан первозданный мир, и если Старшие Боги были недовольны, то мир, в наказание, снова погружался во тьму.

Однако Младшие Боги, дети старших или порожденные людскими чаяниями, были недовольны таким самодурством, а потому общими усилиями усыпали черноту космоса звездами, создали луну и солнце, чтобы смертные не боялись остаться без света одной-единственной звезды. Так появились зима и лето, осень и весна, день и ночь, приливы и отливы, дав нашему миру тот вид, который мы знаем теперь.

Красивые легенды всегда производили неизгладимое впечатление, особенно когда над тобой разливается сияющее черное море ночного неба. Но когда все эти истории сводились к простым расчетам, звезды лишались всей их таинственности и мистичности. Что может быть прекрасного в том, что поддается описанию в виде формулы с нужными параметрами? Все эти бесконечные расчеты, по которым можно было предсказать закономерности движения планет, мне давались очень тяжело. По поверьям, древние астрологи могли предсказывать и само будущее по расположению звезд и планет в тот или иной момент времени, что, конечно, сейчас звучало смешно. Но, наверное, если я могла составить себе гороскоп на сегодняшний день, я бы вернулась домой еще позднее.

Когда я, распрощавшись с Яном на крыльце, зашла в дом, София, несмотря на поздний час, сидела в кресле гостиной. В руках ее танцевали спицы — для сестры Оре вязание и вышивка были способом сладить с негодованием, и потому для меня это всегда был знак, что София чем-то очень недовольна.

— Камилла, могу я с тобой поговорить? — тон, с которым она меня окликнула, не предвещал ничего хорошего.

Я судорожно вздохнула и, пытаясь припомнить, где же успела оплошать, уселась на диван, напротив наставницы