— Ужин окончен, — процедил Ари. — Увидимся завтра.
Даже не взглянув на нас, он пнул ногой оказавшийся у него на пути опрокинутый стул и быстрым шагом скрылся в глубинах поместья, оставив собой гробовую тишину и красные следы испачканной в соусе ногой. В приглушенном свете они чудовищно походили на кровавые.
Арсений потупил взгляд, на лице старика было странное выражение.
— Пожалуй, нам пора, — сказала Ада, и в тишине ее голос казался громогласным.
Девушка выглядела больше чем-то расстроенной, нежели шокированной внезапным поведением друга. Сервитуарий что-то неразборчиво пробубнил, а затем подозвал двух служанок, которые сопроводили нас из столовой в прихожую. Максимилиан и Дарен дожидались нас, готовые к выходу. Как только арабиец сообщил, что их транспорт уже дожидается их, Ада быстро нацепила на себя свою темную шубку и, вяло попрощавшись, торопливо покинула поместье.
Ян вышел вслед за Адой и Дареном, чтобы подготовить вместе с Лоуренсом нашу карету. Я осталась в полном одиночестве в окружении прислуги, которые учтиво подавали мне мою верхнюю одежду.
— Госпожа Кустодес? — уставший голос заставил меня обернуться.
— Полковник, — я спохватилась и сделала реверанс. — Я думала, что вы слишком заняты, чтобы почтить нас своим присутствием… Надеюсь, произошедшее тут не отвлекло вас от ваших дел?
Среднеземец лишь тряхнул седой головой, отчего его волосы растрепались. Но знакомым движением тут же поправил их.
— Я должен извиниться за поведение своего внука. Вы должны понимать, что в его положении на него свалилось куда больше, чем он пока может вынести. И требований к нему тоже стало куда больше, чем дома. И иногда он… не выдерживает этого.
— Я понимаю, господин Раомос, — глаза сами опустились в пол, под его взглядом я чувствовала, будто это я виновата в том, что парень вспылил. — Ари и так успел пережить то, но я не думала, что тема его недуга может вызвать подобную реакцию…
— «Подо льдом таится ярость», — напомнил Игнаций, а затем вздохнул так тяжело, будто на его плечах вмиг оказалось невыносимо тяжелое бремя. — У моего внука крайне непростой характер. На вид он мягкий и спокойный, но жесткий и вспыльчивый внутри. Больше похожий на Хус, чем мне бы того хотелось. Однако и на отца своего он не слишком похож — тот обычно всегда говорил прямо, а потому такие вспышки гнева не были для него чем-то странным, — он замолк, задумавшись о чем-то. — Наверное, поэтому я думал, что моя дочь будет лучшим выбором, чем Рената.
Мое стеснение отступило, как только я услышала знакомое имя. Однако Игнаций был последним человеком, от которого я рассчитывала его услышать.
— Вы… вы о моей матери? — я смотрела прямо в суровое сухое лицо.
— О ней. Вы очень похожи на нее, госпожа Камилла. Внешностью, конечно, вы пошли в отца, но глаза, взгляд… Словно бы она снова на меня смотрит, как и четверть века назад.
— Вы знали моих отца с матерью? — я не смогла скрыть свое недоверие. Да и не пыталась.
Моя реакция смутила старого гвардейца. Он нахмурился и уточнил:
— Разве вы не знали, что Эстебан и Айварс состояли на службе в Серой гвардии под моим командованием?
— Нет… — я чувствовала себя сокрушенной, подавленной. Как же надоело, что каждый встречный знает о моей семье больше меня самой.
— Что ж, тогда и о том, что оба они претендовали на руку Ренаты, вам тоже не известно.
Я помотал головой. Жгучая злоба яростно пульсировала обидой в груди. Сколько еще всего от меня скрыли? Игнаций без труда прочитал это, его лицо жалостливо смягчилось.
— Я не раз видел ее, когда она приходила навестить Эстебана, если ему не получалось покинуть Беламию из-за службы. Видел и завистливый взгляд Айварса. Моей Джордис тогда было не больше пятнадцати, и она была влюблена в этого вспыльчивого громогласного северянина, а потому я невольно присматривался за развитием драмы, что разворачивалась в моем корпусе. Не хватало только, чтобы эти олухи, не приведи Император, вызвали друг друга на дуэль насмерть. Но когда они объявили о помолвке, Айварс сдался а потом в тайне начал видеться с Джордис. Много зим спустя, когда Хус уже покинул гвардию и стал ярлом, Айварс вернулся просить ее руки и увез ее в свой заснеженный край. Я был приглашен на свадьбу Ренаты и Эстебана тут, в Столице. А в последний раз видел ее на свадьбе дочери, в Витгрансе.
— Я… не знала этого, — сделав судорожный вдох, я подавила желание расплакаться от несправедливости. Отец так много утаивал, что было сложно поверить, что у него могла быть хоть сколько-нибудь нормальная жизнь.
Похоже, что тут, в Империи он был искренне счастлив, был на своем месте. Зачем он согласился стать герцогом? Зачем он отдал все, чтобы потерять такую жизнь? Чтобы стать угрюмым, недоверчивым, молчаливым и скрытным?
— Я не хотел расстраивать вас, Камилла, — голос Игнация внезапно потеплел. Похоже, он не ожидал, что его рассказ вызовет такую реакцию. — Все это вам точно следовало узнавать не от меня. Ваш отец немногословен, как я погляжу. Впрочем, оно и к лучшему. Империя не любит, когда кто-то болтает за ее стенами. Но увидев вас еще тогда, у сенатора Фелативы, я сразу же вспомнил былые времена. Прошу простить мне мою… сентиментальность. Я просто слишком давно не виделся с дочерью.
На секунду маска строгого высокопоставленного офицера отошла в сторону, и за ней я разглядела старика — уставшего, тоскующего и растерянного. Игнаций хотел было что-то добавить, но за входной дверью послышались шаги. Через мгновение Ян, покрытый тонким белым снежным пушком, показался в дверном проеме:
— Госпожа, мы готовы к отбытию… — он осекся, увидев, что я не одна, и вежливо поклонился Игнацию.
— Уже иду, Ян.
— Камилла, передайте мои извинения за поведение внука и госпоже Набелит от моего имени. И пусть, милостью Императора, вы доберетесь домой в порядке. Погода, кажется, ухудшается. Да озарит вас свет Имперских Истин.
На улице, окутанной ночью, медленно и мирно падали крупные хлопья снега. Огни Столицы сверкали, делали город даже в такое темное время суток, вырисовывая контурами силуэт высокой свечи башни императорского дворца, как маяк.
Я шагала вслед за Яном, погруженная в свои мысли, и всю дорогу обдумывала случившееся этим вечером. И рассказ Арсения, и вспышка гнева такого спокойного и уравновешенного Ари, и столь внезапное откровение от Игнация…
— Все в порядке? — обеспокоенно спросил Ян, от которого не укрылось мое подавленное настроение.
— Да, — неубедительно солгала я.
— Ари Хус повел себя не слишком красиво в присутствии гостей, но он молодой парень, у него кровь горит. Я сам когда-то был таким же.
— Нет, Ян, не был. Ты никогда не был хилым калекой, которому еще и постоянном напоминают об этом.
Хан согласно кивнул.
— Это так, однако я могу понять, когда окружающие от тебя требуют больше, чем ты можешь. Не забывайте, что мой отец был прославленным мечником, а уж когда его супругой стала сеньора от крови Великого Дома, то и отношение к нему изменилось. Ему, без роду и имени, пришлось делом доказывать, чего он стоит и что с ним надо считаться. Звание Первого меча он заслужил потом и кровью. И от сына своего он ждал свершений не меньше. Так что тут я молодого Хуса понять могу как никто лучше.
— Почему все так? — я подняла глаза на спокойное лицо, так сильно отличающееся от жесткого Игнация. — Почему мы не в праве выбирать, что лучше для нас самих? Почему нам приходится руководствоваться только тем, что решили за нас?
«У нас нет выбора»…
Голос отца тихо прошелестел в голове.
— Госпожа?.. — Ян непонимающе уставился на меня.
— Разве не было бы лучше, если бы отец остался на службе в Гвардии? На звание герцога было столько претендентов, отдали бы власть нашим двоюродным дядьям или кузенам. Почему он выбрал быть несчастным, вместо того чтобы быть тут, на своем месте?
Телохранитель долго не решался ответить.
— Смог бы он смотреть в глаза своим детям, если бы поступил так эгоистично? Да, он отрекся от своей фамилии, когда встал на службу Империи, но он был и оставался Кустодес, оставался братом Грегора, сыном Эрнеста и внуком Элизара. Мог он предать их наследие и жить потом с этим? Интересы Дома и семьи всегда должны быть выше своих собственных, девочка моя. Сколько раз он это говорил и вам, и вашим братьям? И вам не следует забывать об этом.