В чем-то с ним многие были согласны, но по глазам большинства было видно, что никто бы не решился высказать что-то столь неприятное девочке напрямую. Гарри хмуро проводил Уизли взглядом, вздохнул и отправился на следующий урок.

Зная ответственность Гермионы, Поттер не мог и помыслить, что девочка пропустит не только занятия, но и не явится на обед. Заметив пустое место за столом гриффиндорцев, мальчик окликнул Падму и попросил ее узнать у сестры хоть что-нибудь.

Оказалось, отсутствие Грейнджер заметили только Парвати и Лаванда, хотя и предпочитали держаться от магглорожденной подальше. Ни Рона, обидевшего девочку, ни остальных ребят, даже старост, ситуация не взволновала и не отбила у них аппетит.

— Она не пошла на уроки, отправилась в башню, — рассказала Падма, вернувшись к своим ближе к концу обеда. — Лаванда видела ее там, когда заносила сумку в спальню.

— Так сильно расстроилась? — немного удивилась Лайза.

— Накопилось, — решила Се Ли. — Сами подумайте, она ни с кем не дружит, хотя и пытается… И так два месяца.

Воронята замолчали и переглянулись.

— Да чего вы? — удивился Майкл. — Это ведь не наша проблема! Она с другого факультета, не с нашего. У нас с львами даже уроки почти не пересекаются. Сами разберутся.

Кто-то согласился, но по лицам Гарри видел, что Менди и Падма все еще обеспокоены.

— Прекрасные украшения, Филиус! — похвалила Помона, устраиваясь за столом.

Маленький профессор гордо оскалился и с гордостью осмотрел зал. Северус был вынужден признать, что похвала не была лишь данью вежливости. В этот раз декану Рейвенкло поистине удалось создать подходящее настроение.

Все видели большую часть украшений еще утром, но к вечеру добавились свечи в виде тыквенных голов, а наколдованные скелеты-музыканты извлекали что-то задорное и при этом завораживающее из таких же наколдованных музыкальных инструментов. Летучие мышки ожили и перелетали над головами собравшихся, а пауки на стенах шевелили лапками.

— Да, вышло замечательно, — согласилась Минерва, подвигая к себе кубок с морсом, но тут же нахмурилась: — Но, Филиус, почему у тебя не все студенты за столом?

Учителя уставились на стол факультета воронов, недоуменно осматривая студентов. Снейп мигом выяснил, что среди первокурсников отсутствует Поттер и вопросительно вздернул бровь.

— Я знаю, Минни, — пожал плечами маленький профессор.

— Вот как? Просто знаешь? — переспросила профессор трансфигурации и поджала губы. — На пиру должны присутствовать все студенты!

— С каких пор? — не без усмешки уточнил Филиус. — Что-то я не помню такого правила. Вот на уроках дети должны присутствовать, а за столом — по желанию.

Этот спор учителя вели не первый год. Северус не застал начало конфликта. Как оказалось, мнения преподавателей разделились еще до того, как сам Снейп поступил в Хогвартс. Причиной всему послужило распоряжение Дамблдора. До этого в школе никакого пира 31 октября не было, а многие студенты старших курсов отбывали домой на три дня, чтобы подготовиться и провести с семьей все положенные ритуалы на Самайн. Директор же внес новый указ, согласно которому покинуть школу в эти дни дети могли лишь по очень веской причине. И семейные традиции он к этим причинам не причислял. Более того, в Хогвартсе стали отмечать Хэллоуин, мотивировав это потребностью знакомства чистокровных детей с традициями маггловского мира.

Такую же подрывную деятельность Альбус вел и против других праздников, но пока даже сместить зимние каникулы у него не вышло. Сколько бы Дамблдор не твердил о Рождестве, сколько бы ни устраивал пир перед каникулами, называя его рождественским, сколько бы ни продвигал новые традиции, все чистокровные и большая часть полукровок отправлялась домой вовсе не для празднования Рождества, а на Йоль. И если большинство преподавателей эту идеологическую войну воспринимали или с юмором, или с недоумением, то Минерва всячески поддерживала Альбуса, хотя сама была чистокровной ведьмой из семьи с традиционным наследием.

— Все должны присутствовать! — непреклонно воскликнула волшебница. — Такие застолья нужны для того, чтобы способствовать единению студентов, их дружбе, взаимопониманию…

— Тогда, я думаю, дети поймут причину отсутствия моего студента, — продолжая улыбаться, перебил женщину Флитвик.

— Это какую же? — недовольно сверкнула глазами МакГонаналл.

— Минни, неужели ты стареешь, раз начались проблемы с памятью?

Снейп хмыкнул, уловив сарказм в тоне полугоблина.

— Сегодня 31е, — тихо вклинилась в беседу учителей Септима. — Десять лет назад мир освободился от Того-Кого-Нельзя-Называть. Но еще… в этот деть десять лет назад один мальчик стал сиротой.

Минерва нахмурилась и прикусила губу. Было видно, что она совершенно не подумала о чем-то подобном.

— Удивительно, что ты не подумала о том, что мальчик может не захотеть сидеть за праздничным столом в вечер, когда погибли его родители, а он сам стал полным сиротой, хотя сама всего неделю назад самолично рассказывала Поттеру о том, какими замечательными людьми были Лили и Джеймс, — покивав Септиме, сказала Помона. — Хотя… О чем я? Ты даже не смогла рассказать ребенку, который не помнит своих родителей, хоть одну историю о них. А ведь была деканом Поттера и Эванс.

— И кстати, Минерва, у вас тоже не все студенты, — добавил от себя Северус. — Грейнджер нет.

Если бы не придирка самой МакГонагалл, Снейп не стал бы присматриваться к столу Гриффиндора, но сейчас ему очень хотелось поддеть профессора.

Волшебница дернулась и уставилась на своих львов, но в ее взгляде было не беспокойство, а раздражение и обида.

— Ее не было сегодня на моем занятии, — поделилась Спраут. — Дети тебе не рассказали, Минни?

Минерва промолчала и побледнела, видя толику злорадства во взгляде Северуса. От дальнейшего разговора волшебницу спас Дамблдор, появившись из боковой двери.

— Все уже собрались, мои дорогие? — радостно спросил он, оглядывая учителей и студентов.

— Квиринуса пока нет, — отметила Ирма Пинс.

— О, этот мальчик…

— Он видно заблудился в коридорах, — с издевкой бросил Снейп.

Гарри лишь отчасти солгал профессору Флитвику, когда сообщил о том, что не хочет присутствовать на пиру. Разговаривая с учителями, знавшими его родителей, мальчик уловил, что многие испытывали куда более глубокую скорбь по Поттерам, чем сам Гарри. Для него Лили и Джеймс Поттеры до этого лета были лишь именами и абстрактными образами, нарисованными воображением. О них не говорили дядя и тетя, мальчик не видел фотографий и ничего не помнил о них, а потому его эмоции всегда были расплывчатыми, невнятными. Не помня любви родителей, он не тосковал о них, как о конкретных людях. Вся его боль была связана с мечтой о людях… хотя бы об одном человеке, для кого Гарри был бы важен. Кому он был бы нужен. Кто любил бы его. И кого сам юный маг мог бы любить.

Долгое время он был глубоко привязан к миссис Смит из библиотеки, но потом подрос и осознал, что она никогда не сможет назвать его сыном или хотя бы племянником. Так же как и он не получит права называть ее мамой. Поняв это и не видя никаких перспектив, Гарри смирился с одиночеством. С тем, что тетя и дядя его ненавидят. С тем, что в его жизни никогда не будет таких людей, как мама, папа, любящих тети и дяди, дедушек и бабушек.

А потом он разом обрел троицу эльфов и целую толпу родственников, готовых и помочь, и научить, и рассказать. И эльфы с портретами стали для него ближе и роднее, чем молчаливые, но радостные фотографии родителей.

Слушая рассказы о них, Поттер пытался найти связь, но ничего не выходило. И испытывал вину лишь от того, что не чувствует тех сильных эмоций, которые должен был ощущать.

Вот и в вечер Хэллоуина, оставшись один в спальне, Гарри виновато перелистывал страницы объемного альбома, всматриваясь в лица родителей, но не мог найти в себе ничего, кроме вины перед дедушками, бабушками, учителями, мадам Пинс и Луной. И больше всего он винил себя за то, что воспользовался отговоркой о родителях, чтобы не ходить на пир.