— Го-ка, — Эмма повернулась к Колетт и указала на горку.

Старуха вела себя так, словно никто ей ничего не говорил.

— Да, горка, дорогая, — сказала Франческа, поглаживая дочь по голове. — Попозже пойдем туда.

— Деревца, — безмятежно приказала Колетт.

Франческа посмотрела на них: ряд очень молодых стволиков, которые робко пытались поднять к небу свои щуплые ветки и стать крепче. Стать деревьями.

— Мы посадили их, когда приехали сюда. Каждый из нас посадил по одному. Если посчитать, то тут окажемся все мы, — Колетт провела рукой по сухеньким губам. — Тут есть и дерево моего мужа.

Я его посадила. Он не мог приехать и жить тут, но это место принадлежит и ему тоже.

— У меня нет лишнего времени, Колетт.

— Я хотела показать тебе «Римский сад» глазами человека, который его любит, — француженка не дрогнула. — Хотела показать тебе эти деревья.

— Я их увидела. Теперь мне пора домой.

— Франческа, голос Колетт стал жестче, — ты понятия не имеешь, не имеешь ни малейшего понятия.

Франческа выдержала ее взгляд.

Колетт молча села на скамейку. Франческе пришлось сесть рядом. Ее будто притянула какая-то сила.

— Это наше место, — продолжила Колетт, словно рассказывая сказку. — Мы слепо доверяем друг другу.

Франческа ничего не ответила.

— Итак, мы хотим сделать тебе одолжение.

Франческа ничего не ответила.

— Марко, сын семьи Сенигаллиа, признался карабинерам в своем маленьком преступлении. Помнишь? Он взял тот мяч, это правда, а потом признался в своем проступке.

Конечно, я помню, я же не тупая. И еще я помню, что потом он отказался от своих показаний. И что карабинеры долго разбирались, но так и не поверили мальчику.

— Знаешь, почему он это сделал?

Тишина.

— Потому что Марко — один из нас. А мы всегда говорим друг другу правду. Иногда мы можем ошибаться, как и все люди. Но потом мы всегда всё рассказываем друг другу.

Да, конечно, вы никогда не лжете друг другу. Так почему, дорогая синьора, Вито не рассказал вам о тех двух минутах, когда он отсутствовал на рабочем месте? Черт, ты права, какая я глупая — он просто немного забывчивый.

— Марко не лгал. Его слова доказывают, что ни кто не входил во двор и не выходил из него в то время, когда Тереза исчезла. Карабинеры не хотели верить, что это неопровержимое доказательство, потому что им наплевать на Терезу. У них есть другие дела. У мира всегда есть другие дела. Но мы так не поступаем, — взгляд старухи проник внутрь Франчески. Затем она взяла сумку, достала носовой платок, вытерла лоб и рот. Было очень жарко, и они сидели под палящим солнцем. Но Колетт не спешила уйти. — Мы знаем Марко, и Марко знает нас. Он один из нас. Ребенок не лжет.

Тишина.

— Франческа, тот, кто забрал Терезу, находится среди нас. Не один из нас, послушай меня внимательно, а тот, кто живет среди нас, в нашем дворе.

— Хватит обтекаемых фраз, Колетт. У меня полно дел. Скажи, что собиралась, и оставь меня в покое.

— Карабинеры не берут наши слова в расчет. Но мы знаем, кто он.

Потому что ты все знаешь, правда?

— Подумай, дорогая. Единственный жилец, у которого никогда не было партнера, девушки, кого-то, хоть какого-то близкого человека? Ты когда-нибудь видела его друга или подругу?

Замолчи.

— Единственный, кто никогда ни с кем не разговаривает, не имеет семьи, никогда не дружил ни с кем из нас? Единственный, кто едва улыбается из вежливости и исчезает? Всегда.

Молчи.

— Единственный, у кого нет детей?

Какое это имеет значение? Что за херню ты несешь!

— Помнишь, когда ты приехала? Ни у кого тут не было штор на окнах. Ни у кого. А у него были. Что он делал за этими шторами? Что делает?

Что, мать твою, ты несешь? Заткнись.

— Мы ничего о нем не знаем. Он единственный, о ком мы ничего не знаем.

Вы ничего не знаете. Я знаю.

— Кто та женщина с девочкой? Ты же их тоже отлично помнишь, верно, Франческа?

Я знаю, кто они. Он сказал мне.

— Это жена его отца. А маленькая девочка — дочь его отца, — вырвалось у нее. Почему ты ей ответила? Тебе не нужно с ней разговаривать. Тебе не нужно ей ничего рассказывать.

Колетт не дрогнула, она просто протянула сладким голосом:

— Конечно. Жена его отца. Такая молодая женщина может быть только женой мужчины, которому — сколько? — семьдесят? И эта белокурая и красивая маленькая девочка может быть только его дочерью. Дочь отца Фабрицио. Или самого Фабрицио. Что было бы намного лучше, Франческа.

Лучше… чего? Что ты имеешь в виду?

— Я просто говорю… — продолжила Колетт. — Может быть, эта маленькая девочка… — она с невинным взглядом пожала плечами. — Эта маленькая девочка даже не дочь той женщины, которая держала ее на руках.

А чья же тогда?

— Знаешь, каждый день пропадает много детей. Слишком много детей.

Что ты, черт возьми, несешь? Безумная старуха. Его отец болен. Женщина — его жена. Я знаю это. Ты просто сумасшедшая сука. Захлопни свою гребаную пасть, уродливая старая сука.

— Франческа. Я задаю тебе вопрос, но ты не обязана мне отвечать. Мы знаем, мы всё видим. Мы всегда защищаем свой двор. Ничто не ускользает от нас. А поскольку мы знаем всё, — она наклонилась, чтобы поднять дикий цветок, белый с желтым, съеденный солнцем, — мы задаем тебе этот вопрос, — она понюхала цветок, будто он был парниковой розой. — Но нам не нужен ответ.

Все. Все вернулось к началу. Утро, когда консьержка увидела, как она крадучись выходит из квартиры Фабрицио. Они всё знали. С первой минуты. Они просто играли с ней.

— Знаешь, что он делает, когда он не с тобой? А может, с тобой случалось что-то странное, когда ты была с ним? У тебя есть хоть малейшее доказательство того, что он сказал тебе правду?

Мне не нужны доказательства. Я знаю его.

Я доверяю ему.

— Он когда-нибудь рассказывал тебе что-нибудь о себе? Он когда-нибудь рассказывал тебе что-нибудь по-настоящему личное? Ты, Франческа, можешь с чистой совестью сказать, что знаешь, о чем он думает, хотя бы приблизительно? Можешь сказать, что ведешь с ним диалог? — она вздохнула. — Ты можешь сказать, что знаешь его?

Да. Да. Я его знаю.

— Ты, например, знаешь, что он был женат? Что много лет назад его жена вдруг бросила его в одночасье и ушла? Он тебе это рассказывал? Сказал, почему она сбежала? Говорят, она и правда бежала.

Нет, он мне не рассказывал. Что-то завибрировало внутри нее. Но какое это имеет значение, Колетт. Ты знаешь, сколько времени у нас было на разговоры? Украденные секунды в море ничего.

— Конечно, он рассказал мне, — сказала она. А потом: — Я знаю, он не мог этого сделать. Когда Тереза исчезла, он был со мной. И вы все это знаете.

Не разговаривай с ней, Франческа! Она де-моница, пьет твою жизненную энергию, чтобы стать сильнее. Все сильнее и сильнее. Все могущественней.

— Ты уверена, что знаешь, чем он был занят до того, как пришел к тебе? Разве ты не понимаешь, что он манипулирует тобой и использует тебя как алиби?

Тишина.

Это невозможно. Я знаю его. Я знаю его, а вы его не знаете, и мне не нужно разговаривать с ним, чтобы узнать его. Я знаю его, а вы не знаете его, и приговор, который вы ему вынесли, ужасен. И всё просто потому, что он не такой, как другие, просто потому, что он не такой, как вы. Вы чудовища, это вы — чудовища.

Но я всегда это знала. Я знаю его. Я знаю его. Я знаю его, я его знаю.

— Чего ты от меня хочешь? — Франческа сердито посмотрела на француженку.

— У тебя прекрасная семья, Франческа.

Заткни свою чертову пасть.

— У тебя прекрасный муж. Мы любим твоего Мужа.

Что ты с ним делаешь? Что вы делаете с Массимо, которого я знала?

— У тебя замечательные дочери. И им нужно быть со своей мамой.