На рассвете она рассмотрела рисунки, и они показались ей ужасными — просто эмоциональная разрядка, не более. Она кинула всё в корзину.

И отправила редактору эскизы с маленькой девочкой и лабрадором, которые забросила, когда все это произошло.

Но в холодном свете зари фотография маленькой Терезы на листовке о розыске — ироничная улыбка на круглом личике, голубые глаза, черные волосы — была неразличима. Не читался и текст объявления. Его исхлестало холодным ветром, захватившим город, почти оторвало от фонарного столба — и ото всех до единого фонарных столбов, от стволов деревьев, от стен. Эта листовка, как и тысячи других листовок, наклеенных Марикой с соседями в их районе и поисковыми группами во всем городе, трепыхались под порывами ледяного ветра, мокрые и бесполезные, потому что той ночью на полуостров обрушились проливные дожди. Ночью после исчезновения маленькой девочки.

— Похищена, — шептались теперь во дворе.

Что ты чувствуешь, когда на улице ночь и ты не знаешь, где твой ребенок?

Сколько бы лет этому ребенку ни было. Но маленький ребенок, который доверяет тебе, который верит в тебя, которого ты должен защищать ценой собственной жизни… Что ты чувствуешь, когда на улице ночь и ты не знаешь, где этот ребенок? Франческа, стоя посреди детской, смотрела на своих дочерей, которых порыв ветра мог унести у нее на глазах. И все те дни, те недели, когда она мечтала о жизни без них, вернулись к ней, и каждая секунда кричала, что она чудовище. И дом говорил, говорил… Франческа села на пол рядом с кроватками Анджелы и Эммы и сказала дому:

— Пока у меня есть глаза, мы с тобой будем защищать их. Поклянись мне.

И дом поклялся.

Пошел град.

Не то чтобы солнце решало, появляться на небе или нет в зависимости от нужд человека, но все знают, что, если его нет на небосклоне в какой-то из важнейших моментов жизни, это не значит, что солнце злится именно на него.

Но внезапно вернулась зима.

С каждой выпавшей за несколько часов каплей дождя вода прибывала и прибывала. В мыслях жильцов кондоминиума каждая капля сливалась со стеной воды, отделявшей их от пропавшей девочки. И каждая капля этого ледяного дождя, обрушившегося без предупреждения, подчинялась собственной злой воле. Должно быть, это садистский замысел, насмешка над людьми, ищущими ребенка. И если об этом думала Франческа, стоя на коленях перед телевизором в надежде на новые улики в расследовании — в своем доме вместе с двумя здоровыми и веселыми дочками, — кто знает, с каким упорством и отчаянием думали о своей маленькой девочке ее родители, ее дедушка и бабушка. И прежде всего та женщина, которую Франческа не могла выбросить из своих мыслей: Марика.

Карабинеры опросили жильцов кондоминиума. Кто чем занимался во время исчезновения? Неужели находившиеся во дворе люди — карабинеры зачитывали имена из списка: синьора Сенигаллиа с сыном, синьора Колетт Роман, синьора Нобиле, дочь Руссо, подруга Терезы, называя самых близких знакомых несчастной семьи — неужели все эти люди, которые знали маленькую девочку и любили ее, ничего не видели? Неужели никто не заметил, чем занималась Тереза, куда она ушла после того, как мама с бабушкой видели ее в последний раз?

— Мы с Колетт и синьорой Сенигаллиа ухаживали за общим садом, — сказала Микела Нобиле.

— Точно не помню. Но, кажется, незадолго до этого Марко, сын синьоры Сенигаллиа, упал. И мы собрались возле него, хотели убедиться, что малыш не пострадал, — сказала синьора Колетт.

— Мой сын Марко сидел на качелях, а я его раскачивала, я провела так добрых полчаса, — сказала синьора Сенигаллиа.

А дети? Маленькая подруга Терезы Валерия. Дочь Руссо Беатриче. Сын Сенигаллиа Марко. Что запомнили малыши?

По их словам, они все вместе играли в прятки, как обычно.

У каждого своя версия происходившего в тот бесконечно короткий промежуток времени! Может, у этой горстки людей разные воспоминания?

Карабинеры допросили и консьержа, его жену и других жильцов, тех, которые оставались дома в момент исчезновения девочки.

И у каждого в какой-то момент появилось ощущение, что полиция пытается выяснить, есть ли у него алиби. Как если бы вместо группы близких людей, ждущей, затаив дыхание, желанного результата — одной большой семьи, как звучало всегда, — они все оказались кучкой подозреваемых.

— Будьте любезны, расскажите, что делали в это время? — спрашивали капитан Рибальди или старший сержант Борги.

Вито, консьерж, безвылазно сидел в будке у ворот. Его жена — взгляд ее птичьих глаз остановился на муже — сухо сказала:

— Я убиралась.

Синьора Руссо, воспользовавшись тем, что ее дочь находилась во дворе под присмотром других взрослых, читала книгу на диване, а ее муж в соседней комнате разучивал роль для нового фильма.

Карло, подросток, лежал с температурой в своей комнате.

Синьор Сенигаллия и синьор Нобиле вместе сидели в квартире первого, обсуждая вопросы, касаюише-ся кондоминиума (одно пятно плесени все никак не хотело исчезать).

Фабрицио Манчини — единственный, кто жил один, — пытался починить сломанную раковину, а затем пошел попросить у своей соседки, синьоры Франчески Феррарио, гаечный ключ.

Синьора Франческа Феррарио работала, пока ее старшая дочь Анджела спала в своей комнате, а затем к ней пришел Фабрицио Манчини, который искал ключ.

В конце каждого разговора, который капитан Рибальди называл интервью, а жильцы — допросом, он или старший сержант всегда повторяли один и тот же вопрос:

— Вы действительно уверены, что ничего не видели?

— Ничего.

Выходит, Тереза просто растворилась в воздухе? Исчезла у всех на глазах всего за четверть часа?

Жильцы были в отчаянии, пожимали плечами:

— Все, что вам нужно, мы в вашем распоряжении.

Они никогда не говорили я. Всегда только мы: двор.

В полицейском участке, в кабинете, который больше походил на детскую, в присутствии Франчески, капитана и старшего сержанта дама-психолог с длинными светлыми волосами и пухлыми, будто накачанными силиконом губами — почему Франческа вдруг стала рассматривать ее рот, вместо того чтобы сосредоточиться на том, что происходит? — задавала вопросы ее старшей дочери. В комнате было много игрушек — конструкторы, пара кукол, красный пластиковый домик, фломастеры, — но Анджела, сидевшая на маленьком желтом стульчике, не смотрела на них. И на мать тоже. Она сосредоточенно разглядывала пол, болтая ногами.

— Ты играла сегодня? — спросила психолог.

— Да.

— Во что ты играла?

— Я рисовала.

— А потом?

— В повара.

— Тебе нравится играть в повара?

— Да.

— Это твоя любимая игра?

— Нет.

— Вы когда-нибудь играли в повара с Терезой? — В прятки.

— Тереза твоя подруга?

— Да.

— В какие игры ты обычно играешь с Терезой? — В прятки.

— А еще?

— С горки катаемся.

— Здорово… И еще что делаете?

— Смотрим мультики.

— А еще?

— Еще играли с Бирилло… но его больше нет, — и только тогда Анджела взглянула на мать. — Где папа? — спросила она.

— Бирилло звали… — начала было Франческа, но психолог сделал ей знак замолчать.

Франческа закусила губу и посмотрела на дочь. Ее девочка казалась такой маленькой и уязвимой, здесь, среди незнакомцев, которые задавали ей вопросы. Тот, кто говорит, что дети ничего не понимают, сам ничего не понимает.

— Кто такой Бирилло?