«Ты с ума сошла, раз ушла из журнала. Это дело всей твоей жизни», — услышала она слова Евы. Улыбнулась.

Я не сошла с ума, я наконец-то свободна.

В дверь позвонили. Запыхавшийся Массимо заглянул в спальню.

— Да кто там, кто там пришел? Тут такой бардак.

Квартира и в самом деле была завалена коробками, которые привезла транспортная компания, и чемоданами.

— Мы только что переехали, — потянулась Франческа. — Беспорядок — это нормально.

Она встала с постели, бодрая как никогда.

За дверью оказалась элегантно одетая дама лет семидесяти — шелковая рубашка и черные брюки, пара старинных золотых серег, длинных, до плеч, простых, но в то же время элегантных, светлые короткие волосы уложены в изысканную прическу, в руках букет белых нарциссов — она выставила его далеко вперед, так что первым на пороге их дома оказался букет.

— Я могла бы испечь вам торт, — сказала она с едва заметным французским акцентом, словно погребенным годами общения на другом языке, — но побоялась отравить.

Она улыбнулась. Очаровательная открытая улыбка.

— Добро пожаловать в «Римский сад», — и дама смерила их взглядом миндалевидных льдистых глаз.

Третий человек, который поздоровался с ними за — сколько? За несколько часов? Четвертый, если считать дом.

Они не знали, куда ее усадить, гостиная больше походила на поле боя, и Эмма как раз проснулась. Говоря откровенно, Психо не просто просыпалась, как остальные дети. Она восставала, словно одержимый бесами.

Массимо пошел за девочкой, а Франческа попыталась освободить стул, чтобы усадить синьору. Та и бровью не повела, ее не смутили ни раздрай вокруг, ни вопли Эммы. Она расчистила место на столешнице из белого дерева и небрежно уронила букет на блестящую поверхность, как оперная дива в собственной гримерке.

— Дорогуша, — сказала она, — меня зовут Колетт, — и протянула Франческе белую руку. Три тонких браслета идеально круглой формы из темного золота звякнули на ее запястье.

Вскоре после этого пожилая синьора, похожая на актрису («Если бы у малышек была такая бабушка! — думала Франческа. — Такая шикарная бабушка, было бы хорошо, если бы они тоже стали такими»), нашла чайник и чашки в коробках — с первого раза, хоть ей и пришлось кружиться, будто в танце, в этом хаосе, парить над ним, — и теперь потягивала зеленый чай. «Я подумала, у тебя дома его нет», — сказала синьора, доставая три пакетика из сумочки. Она жила на третьем этаже в этом же здании. И теперь рассказывала о соседях. Франческа завороженно слушала. Массимо пытался скрыть зевоту.

— Еще есть синьора Руссо, вот увидите, она вам все уши прожужжит, какая у нее особенная дочь, Беа. Ее муж никогда не бывает в Риме, он актер, — она прошептала имя, и оно на самом деле принадлежало известному актеру. — Он столько зарабатывает, что они могли бы себе позволить жилье в центре, но захотели остаться здесь. Мы тут все знаем друг друга.

Массимо извинился и попробовал было встать, но старушка удержала его за руку и продолжила:

— Синьора Руссо — очень хороший человек. Собственно, как и все здесь. Мы все друзья или родственники. Мы основали кооператив и годами ждали, чтобы все наладилось и… — она нахмурилась, стрельнула в сторону льдистыми глазами. — Мой муж так и не успел тут пожить.

Эмма скучала на руках у Массимо. Тот пытался ее развлечь. Тем временем Анджела исчезла в своей новой спальне. Франческа открыла рот, намереваясь что-то сказать, но синьора Колетт тут же вернулась к рассказу. Франческе пришлось закрыть рот.

Еще есть Микела Нобиле и ее муж Лука, они молодая пара, и мы очень рады, что они ждут ребенка, еще один малыш, который родится прямо здесь, — дама улыбнулась и посмотрела куда-то мимо Франчески. — Семья Сенигаллиа. Увидите, их сын — просто ходячий мешок с вопросами. Но несмотря на это, он замечательный ребенок. Они без ума от… как это называется — фитнеса? Еще есть семья Алеччи, Марика и Джулио. Очень хорошие люди, — должно быть, пожилой гостье нравилось это выражение, очень хороший человек. — У них магазин в Риме, дома практически не бывают. Дочь всегда с бабушкой и дедушкой. Они живут здесь, на втором этаже. Двое стариков. Такие же, как я, — снова эта улыбка, на что-то намекающая, искушающая. — Их внучка — умница, прекрасный ребенок. Но ты, дорогая Франческа, уже встречалась с Терезой.

Синьора Колетт уставилась на нее, уголки ее миндалевидных глаз, казалось, стали еще длиннее, во взгляде скрывалась двусмысленная улыбка. Тереза. «Так как вы познакомились?»

И снова Франческа собиралась ответить, но синьора не позволила ей заговорить.

— И с Карло вы тоже встречались, если я не ошибаюсь. Золотой мальчик.

Психо захныкала. Массимо вскочил.

— Простите, пойду переодену ее, — сказал он, испытывая искреннюю благодарность к ребенку.

Синьора Колетт продолжила рассказ как ни в чем не бывало:

— Мать Карло — учительница в средней школе, преподает английский язык. Живет со своим сыном здесь, на втором этаже, на той же лестничной площадке, что и бабушка с дедушкой Терезы. Она разошлась с мужем еще до переезда сюда. Постепенно все жильцы стали оставлять своих детей на попечение этого мальчика, он зарабатывает пару монет и очень хорошо ладит с детьми, и позвольте мне добавить, что…

Вдруг послышалась музыка.

Казалось, зазвучал сам дом. Комната, в которой они сидели. Это была виолончель. Франческа замерла и словно увидела чьи-то пальцы на струнах инструмента. Даже синьора Колетт замолчала. В певучих нотах скрывались бескрайние прерии, прекрасный солнечный день, погоня на головокружительной скорости. Франческа не могла сказать почему, но была уверена, что музыка заговорила с ней. Сказала, что это правильное место. Ее, Франчески, место. Голос шел из стен самого дома. Франческа затаила дыхание. Синьора Колетт вздохнула:

— Познакомьтесь со своим соседом на площадке, Фабрицио Манчини, — она наклонилась к Франческе, овевая прекрасным ароматом; сережки качались туда-сюда. — Он милый, без сомнения. Но от него трудно услышать что-то кроме «доброе утро», «добрый вечер», «спасибо», «пожалуйста». Все остальные слова он, кажется, считает излишеством, — она пожала плечами.

— Он музыкант? — спросила Франческа, а музыка все еще разносилась по комнате, легко просачиваясь сквозь стены, и вместе с ней проникали волнующие образы: конец замечательного дня на побережье, юность, купание в теплой воде, кишащей рыбками.

— Да, — сказала женщина самодовольно. — Конечно, он ип beau garcon[9], или скорее ип canon[10], как сегодня говорят, — постановила она, — но не более, — она сделала руками жест, который Франческа не смогла расшифровать. — Дает уроки музыки детям во дворе, — синьора немного помолчала. — А еще есть Вито, — промолвила она с милой, загадочной улыбкой. — Ты, наверное, его видела, дорогуша, наш консьерж, просто дар небес, — и ее глаза заблестели. — Он мой близкий друг. Я знаю его практически всю жизнь. Как и другие жильцы, он словно стал одним из нас. Для него работа — святое.

Франческа заговорила:

— Да, на самом деле мне это показалось слишком…

Но Колетт склонила голову набок, открыла свой красивый рот, губы едва накрашены блестящей помадой — и сказала:

— А вы что мне расскажете?

Франческа хотела было ответить, но синьора посмотрела на часы.

— Уже так поздно! — она вскочила с ловкостью и грацией двадцатилетней. — Ты должна меня извинить, дорогуша, мне правда пора идти, — и исчезла в мгновение ока.

Массимо вернулся, только когда услышал, как закрылась входная дверь. Осторожно заглянул в комнату и прошептал одними губами:

— Ушла?

— Ушла, — засмеялась Франческа, или скорее, — протянула она мечтательно, — испарилась, как фея.

Эмма радостно пролезла между ног родителя:

— Фе-е?