— Привет, Фра, как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Лучше, намного лучше, а вы как, как дела, развлекаетесь?

Потом Анджела захотела рассказать ей, как интересно гостить у бабушки с дедушкой: «Не хватает только тебя-а-а», и Психо завопила, когда услышала ее голос:

— Палец! Папочка?

Когда Франческа положила трубку, дом сказал: «Они веселятся без тебя. Ты разрываешься ради них, а им на тебя плевать». Она ответила: «Я не знаю, что мне делать. Что думать». Дом поднял жалюзи: «Иди погуляй, ты не можешь всю жизнь просидеть взаперти».

«Но я больна».

«Ты выздоровела».

«Что, если у меня все еще небольшая температура?»

«У тебя ее нет».

«Разве я не должна отдохнуть?»

«Иди», — приказал дом и включил душ.

Франческа разделась, ступила в душевую кабинку, и струи горячей воды приободрили ее. Выйдя, она задержалась перед зеркалом. Возможно, все не так уж и плохо. Кроме того, ей всего тридцать пять.

Она вытиралась, глядя на свое отражение: лицо, шея, грудь, живот. Это ее тело, оно живое и теплое. Телефон зазвонил снова, еле слышно, словно из другого измерения. Она не собиралась отвечать — и был ли звонок? — ей просто нужно было побыть в этом мире, оставаться красивой, принимать душ, дышать и… Что, если кто-то звонит ей, чтобы рассказать о Терезе? Что, если что-то случилось с ее дочерьми? Она выбежала из ванной голая, мокрая, схватила очки и телефон, посмотрела на экран. Тереза? Анджела? Эмма?

Это оказался отец. Сердце все еще бешено колотилось. Она глубоко вздохнула. Попыталась найти верный тон.

В последнее время отец звонил ей чаще обычного, и она отвечала, что все хорошо, ему не о чем беспокоиться, что все в порядке, девочки тоже. «Уверена? — спрашивал он. — Просто я чувствую, что все не совсем хорошо, но не критично, иначе я бы уже приехал. Но если хочешь, я все равно приеду». Нет-нет, я уверена, папа. И он с легкой душой вешал трубку.

Она снова посмотрела на телефон — сердцебиение унялось, разум прояснился, и тело, которое она ощущала таким близким, таким своим всего мгновение назад. снова стало далеким — и застыла так. пока не прекратились звонки. Ей хотелось выйти на улицу. а не разговаривать. Уйти прямо сейчас. И долго ходить по улицам.

Она гуляла, как казалось, уже несколько часов. Сначала долго пробивалась сквозь поток людей перед воротами и на ближайших улицах, потом стало гораздо легче. А вот куда это она забрела?

После града и прохлады пришла удушливая жара.

Был уже поздний вечер — часов девять, Франческа не смотрела на телефон, — а совершенно нечем дышать. Она огляделась и, рассматривая лачуги с крышами из листового железа и изъеденными непогодой стенами, поняла, что оказалась за границей жилого района своего квартала (моего квартала?). Вдалеке завыла собака. Небо раздулось от жары, свинцово-серое марево скрывало черноту ночи. Звезд не видно. Вокруг ничего, кроме лачуг, гор мусора и неухоженной растительности. На этом бесконечном пространстве —⁴ по крайней мере, так ей казалось, когда она щурилась в темноту, — если полиция ошиблась, Тереза могла потеряться. Пораниться. Оказаться в ловушке. Сейчас, в эту самую минуту, подвергаться истязаниям. Тереза могла уме… Заткнись.

Неужели она пришла сюда в трансе, не видя, куда идет? И потерялась. Возможно, провалы в памяти вернулись? Она сходит с ума? Она уже сошла с ума?

Франческа крутанулась вокруг своей оси, узкая тропинка пробивалась между деревьями и кустами, дальше растворяясь в пустоте. Кто угодно мог подкрасться к ней со спины. Если она закричит, никто ее не услышит. Что, черт возьми, она наделала! Она вытащила телефон, чтобы вызвать такси. Экран был черным как ночь, как небо, и не подавал признаков жизни. Что-то зашелестело в кустах: животное, ветер или человек?

Приближается.

За низкой стеной блеснули глаза. Кровь застыла в жилах.

— Кто там? — сказала она, и глаза исчезли и снова появились, и что-то небольшое, о чьих очертаниях во тьме ночи можно было только догадываться, шумно бросилось прочь, сперва споткнулось, а потом побежало все быстрее и быстрее, прочь. Какая-то птица забранилась, закричала, зашумела в ветвях. Франческа поворачивалась лицом ко всем звукам, которые слышала, к чудовищу, схватившему Терезу, — неизвестно, правда ли она там, где ее ищет полиция, в сотнях километров отсюда, или она здесь, сейчас, и ее… схватили, сожрали, ее и ее дочерей, подожгли, выпотрошили кошку. («Кошк-к-ку», — сказала Франческа, и ее зубы застучали от невыносимого ужаса,) — и причинили боль Терезе. Кто знает, что за ужасы сотворили с малышкой Терезой, а теперь пришли за ней. Что-то скрипнуло под ногами. Звук шагов. Шорох листьев. Тьма. Она побежала.

Она знала, что это не ее разыгравшееся воображение, что это все взаправду. Кто-то бежал за ней.

Гнался. Больше она ни о чем не думала. Куда она бежала, кто за ней гнался? Она бежала изо всех сил, мимо деревьев и кустов, мимо переполненных мусорных баков, мимо рядов металлических листов. Неслась в темноте в поисках света, молясь — пожалуйста, Боже, пожалуйста, пожалуйста, — чтобы преследователь не догнал ее. Но звуки быстрых тяжелых шагов звучали все громче. Она вся покрылась мурашками. Сердце колотилось так, что того и гляди выскочит. Боже, пожалуйста! Шаги все ближе и ближе. Франческа не видела, куда бежит. Она ослепла. Она слышала дыхание позади, вздох. Чудовище? Мужчина. Почти настиг ее. Вдалеке какие-то огни. Она рванулась к дороге и споткнулась. Упала. Встала. Пожалуйста. Дай мне добраться до огней. Пожалуйста. Преследователь рядом. Она слишком устала. Он дышал ей в спину. Огни. Пожалуйста. Франческа поставила ногу на асфальт. Почувствовала движение воздуха — тот, позади нее, прыгнул вперед, пытаясь ее схватить. Увидела приближающийся свет фар. Из последних сил подняла руку, чтобы привлечь к себе внимание. Водитель наверняка заметил ее. Но автомобиль промчался мимо.

Уже угасая, его фары осветили машину, припаркованную неподалеку. Похоже, в салоне кто-то сидит. Ждет ее? Может, это сообщик того, кто гнался за ней? «Беги», — сказал ей внутренний голос. «Не могу. Куда мне идти?» Она не могла вернуться: кто-то поджидал там, на тропинке среди кустов. И не могла бежать дальше, мимо автомобиля, который поглотит ее навсегда. Она остановилась.

Из машины кто-то вышел.

Возможно, мужчина, но было слишком темно. Ее трясло от ужаса, как при землетрясении. Темный силуэт приближался. Франческа огляделась в поисках выхода. «Ищи! Ищи!» — «Мне некуда бежать!»

Мужчина был уже в нескольких шагах от нее. И она оказалась в ловушке.

— Все хорошо? — прозвучал вопрос. — Что ты здесь делаешь? — Тишина. — Эй, Франческа, ты как?

Наконец она узнала говорившего. Ее сердце переполнилось облегчением. Черная тень превратилась в Фабрицио.

— Все хорошо, — улыбнулась она, стряхивая с себя боль и ужас. — Я пошла погулять и…

— Давай подвезу тебя домой.

Франческа с легким сердцем пошла за ним, больше не ощущая усталости от бега и липкого пота; и даже жара теперь превратилась в тепло, освежающее тепло. И она даже не задавалась вопросом, что Фабрицио делал в этой дыре в такой час.

В свете фар она увидела, что перепачкалась:

— Я немного прошлась…

— Я заметил, — сказал он, но ничего не спросил.

Она попыталась отряхнуть свое темно-зеленое платье в маленький красный цветочек, но успеха не добилась. Фабрицио открыл перед ней дверцу. Она забралась в салон. Он сел за руль.

Ехали молча. Внезапно она спросила:

— Хочешь пива?

Он посмотрел на нее. Он мог бы спросить ее о дочерях и муже, но просто сказал:

— Да.

А потом улыбнулся:

— Куда хочешь пойти?

— Надо выбраться из этого квартала. Поехали в Рим?

Как только они приехали, она пошла в туалет, чтобы почистить платье. Он сел за столик на террасе. Они устроились в кафе в одном из римских парков на открытом воздухе — белое прямоугольное здание, окруженное большими дубами, несколько столиков. Снова выбраться в свет с мужчиной, который был не Массимо, казалось ей таким странным. Что бы сказал на это дом? Если бы мама была здесь, что бы она мне сказала? Из памяти вынырнула белая двуспальная кровать с лежащей на ней матерью — длинные, иссиня-черные волосы рассыпались по подушке. Франческа выглядела точно так же, когда рожала. Но ее мать в тот момент ничем таким не занималась. Двуспальная кровать, ее мама лежит, улыбается, маленькая Франческа, ей четыре или пять лет: «Можно рассказать тебе сказку, мама?» — «Иди поиграй, детка, — мать улыбается и гладит ее по голове. — Развлекайся, играй». Будь счастлива. А сейчас ты счастлива, Франческа?