Еще одно событие. Да еще какое! В штаб вошли несколько человек, поразившие красногвардейцев. Солдаты-артиллеристы никого бы не удивили, но с ними были два настоящих офицера. С погонами и черными петлицами артиллеристов. С офицерами был человек, хорошо знакомый и Штернбергу и Файдышу, — Блохин. Из центрального ВРК.

— Вот, товарищ Штернберг, — сказал Блохин. — По распоряжению центра привез вам батарею тяжелых орудий. С батареей снаряды, вся прислуга и командиры — это товарищи офицеры, они на нашей стороне.

Штернберг встал и поздоровался с офицерами. Старший из них был немолодым, усталым капитаном.

— Вот хорошо, товарищи! Надеюсь, что орудия у вас с панорамами? А то мы тут исхитрялись стрелять без них.

— Без них? — удивленно сказал капитан. — Значит, неприцельный огонь!

— Ну что вы! Неприцельный огонь в городе! Нет, целились! Но для этого потребовались профессор астрономии и физик лебедевской лаборатории.

— Да, профессор, — улыбнулся капитан. — Я понимаю, что астрономов и физиков у вас не так много. Но наша батарея в полной боевой исправности. Она стоит на Крымском валу. Мы пришли, чтобы узнать, на какую позицию ее выводить. Вы, профессор, руководите военными действиями, нам сказали?

Он с откровенным любопытством смотрел на Штернберга.

— Да. Надеюсь, сугубо временно. Москву и окрестности знаете?

— Наш дивизион в Москве полгода. Но по карте сориентируюсь.

— Вот посмотрите по карте — какая позиция может господствовать над городом?

— Это и смотреть не надо. С Воробьевых гор достижима почти любая точка города.

— Точно прицельным?

— Я вам сказал, профессор, что орудия в полном порядке. Я обучался в артиллерийском училище. Говорят, неплохой артиллерист.

— Отправляйтесь, товарищ капитан, на Воробьевы горы, располагайтесь на позиции в радиусе полуверсты от церкви. Часа через два я приеду к вам. Без моего распоряжения — устного или письменного — огня не открывать. Поезжайте!

С Симоновскими складами все было в порядке. Склады заняли. Отряд юнкеров, приехавший на грузовиках за патронами, отбили. Штернберг уже заметил, что по мере развертывания боя у штаба все больше появлялось пушек, пулеметов, винтовок, грузовиков. Даже несколько легковых автомобилей, конфискованных из гаражей купеческих особняков. Была, очевидно, какая-то логика в том, что у наступающих силы прибавляются.

Позвонил на Скобелевскую. Долго ждал, пока разыскивали Аросева. В комнате ВРК телефонную трубку, очевидно, положили на стол, и Штернберг отчетливо слышал звуки ожесточенного боя, развертывавшегося где-то неподалеку от Совета. Непрерывно стреляли, чуть ли не рядом трещали пулеметы, а время от времени слышен был звук выстрела и гул разрыва... Потом эту звуковую панораму боя перекрыл возбужденный голос Аросева:

— Я вас приветствую, Павел Карлович!

— Ну, как дела?

— Ура! Мы ломим, гнутся шведы! Алексеевское училище взято. Шестая школа прапорщиков тоже у нас в руках. Собственно говоря, почти весь город наш. Блокируем Театральную площадь и Воскресенскую. Главные бои идут у Никитских ворот, на Неглинной и Никольской, на подступах к «Метрополю». Если там прорвемся — Дума наша. А у Никитской решается вопрос об Александровском училище. Пущена в ход артиллерия, но у трехдюймовок мало фугасных снарядов, больше шрапнель, она в городе бесполезна.

— Александр Яковлевич, сделано ли что-либо с шестидюймовками с Мастяжарта?

— Да! Демидов уже установил орудия на Швивой горке. Но наши еще не решаются пустить их в ход. Думают, что хватит трехдюймовок.

— Александр Яковлевич! Мы так можем провозиться еще несколько дней и совершенно обескровим себя. Нужно пустить в ход пушки большого калибра. Батарею, которую вы нам прислали, мы отправили на Воробьевы. Сейчас выезжаю сам туда. И не для того, чтобы отдыхать!

— Понимаю. Перед отъездом отправьте к нам с нарочным письмо о необходимости пустить в дело большой калибр. Сами начните с Никитских ворот.

— Будет сделано.

Файдыш отправлял отряды к захваченному Устинскому мосту. Теперь можно было перебрасывать красногвардейцев на Солянку и дальше через Варварку и Ильинку к Кремлю. Штернберг подозвал Файдыша и дал ему прочесть только что написанную им бумагу.

«Дальнейшее промедление и малая нерешительность могут весьма гибельно отразиться на успехе революции. Поэтому Замоскворецкий ВРК предлагает начать работу шестидюймовых орудий и просит ВРК высказать свое мнение по этому поводу. Предварительно предлагает сдаться юнкерам. И в случае отказа с их стороны начинает свои действия с 10 часов утра».

— Согласны, Владимир Петрович?

— Полностью. Я бы и не ждал утра...

— Ну и мы, вероятно, не очень будем ждать. Отправьте эту бумажку поскорее. Мы поедем на Воробьевы на автомобиле, потом я его пришлю назад, и пусть он будет полностью в распоряжении связи. Полевой телефон тянуть не будем... И свяжитесь с Максимовым, пусть он присылает ко мне своего человека. Я еду с Гопиусом.

— Счастливо.

Автомобиль был русского производства «Руссо-Балт», открытый. Ветер рвал натянутый брезентовый верх. Штернберг сел рядом с шофером — небритым, мрачным солдатом из автороты. Позади сели Гопиус с двумя солдатами-артиллеристами. Уже вечерело, о переднее стекло с треском разбивались крупинки снега. Машина тряслась по булыжнику Большой Калужской мимо градских больниц, бесконечной ограды Нескучного сада. У дворцовых ворот Нескучного Штернберг тронул плечо шофера.

— Остановитесь, товарищ. И подождите меня несколько минут.

— Куда вы, Павел Карлович? — удивленно спросил Гопиус.

— На гравиметрический пункт. Хотите, пойдемте со мной, Евгений Александрович.

Они быстро прошли аллею, ведущую к дворцу. Деревья уже были все голые, дорожки устланы толстым слоем мокрых листьев. Штернберг прошел за дворец, по узкой тропинке между дубами и кленами подошел к небольшому деревянному шалашу, обшитому толем. Возле шалаша стоял свежий кирпичный столб, инструменты на нем были тщательно укутаны брезентом. У шалаша возле догорающего костра жалось несколько человек, упрятавших зябнущие руки в рукава, подняв воротники студенческих негреющих пальто. Увидев Штернберга, они с радостным удивлением окружили его.

Штернберг начал расспрашивать о результатах работы за последнюю неделю. Гопиус с удивлением слушал, с каким вниманием председатель Замоскворецкого ВРК рассматривал журнал записей наблюдений. Неужели он думает, что через день-два вернется к спокойным занятиям в университете? Понимает ли он, что дальше — после победы! — будет не легче, а может быть, труднее и что для него, для заслуженного профессора астрономии, навсегда окончена научная деятельность?..

Штернберг как будто понял мысли своего спутника.

— Ну, вот и все, коллеги. Когда приеду в следующий раз — не знаю. А скорее всего, на этом и закончатся мои занятия по гравиметрии. Силу тяжести буду изучать в других измерениях, уже не в физических... А по всем вопросам обращайтесь к Сергею Николаевичу Блажко, мы с ним обо всем переговорили. Пойдемте, Евгений Александрович!..

Батарею шестидюймовок Штернберг и его спутники быстро нашли по яркому костру. Сразу было видно, что тут командуют профессионалы. Орудия стояли на сглаженных лопатами земляных площадках, панорамы аккуратно закрыты чехлами, брезентовые чехлы закрывали дула пушек. У зарядных ящиков стоял караульный. И подойти неожиданно к батарее было невозможно. Из-за деревьев вышли вооруженные солдаты:

— Стой? Кто идет?

И даже козырнули, узнав, что председатель ВРК. Капитан, командир батареи, спешно подошел к Штернбергу. Гопиусу стало смешно оттого, что офицер не знал, как ему обращаться к Штернбергу. Профессор? Товарищ председатель ВРК? Товарищ военачальник?..