Вернувшись к поваленному дереву, Егор подсел поближе к девице. От неё несло жаром, а его до сих пор колотило от холода. Серебряные сосны оказались коварны. Медведю подарили безопасное убежище, а вот человеку здесь не место.

Погибель всего мужского покосилась на подопечного, поднялась и встала позади, прижавшись к спине парня своими весьма ощутимыми и чертовски горячими достоинствами, обхватив его плечи обжигающим кольцом рук.

Егор заалел и пригрелся.

Но счастье продлилось недолго.

— Гномская припрыжка! — завопила в ухо Куней.

И было от чего. Труп чудовища пошевелился.

Вскочили все.

Слой опавшей хвои рядом с останками твари ходил ходуном, тело постепенно погружалось в землю. Не прошло и минуты, как бурые хвойные волны захлестнули и укрыли в себе некогда опасное чудовище. Земля разгладилась и ничто не намекало, что здесь упокоилась тварь размером с трамвай.

А затем провалился под землю и расщепленный пень.

Немногим позже из земли потянулся серебристый росток с мелкими умилительно пушистыми иглами на вершине. И буквально за минуты вытянулся в молодую сосну в десяток метров высотой, на этом и остановился.

Гости леса с распахнутыми ртами смотрели на чудо жизни.

— Чтоб мне олюденеть! — поклялась огневолосая. — Тридцать лет такого не видела!

Ветви юной сосны зашевелились и дерево плюнуло молодой, ещё зеленой, шишкой прямо в лоб седому.

— Похоже, нам пора, — пробормотал тот.

Все молча согласились, быстро собрались и покинули лес. Егору повезло собрать все свои вещи и даже найти засыпанную землёй, в паре мест надорванную, но выжившую куртку.

Отошли подальше, к соседнему леску, где росли обычные на вид лиственные деревья: дубы, березы и вязы. Там остановились. И седобородый повернулся к Егору:

— Парень, песен долгих не люблю. Вижу, таишь недоброе. Говори.

Егор кивнул и сбросил на землю рюкзак. Развязал куртку и положил сверху.

И ответил:

— Вот какое дело. Два дня назад я назвал своё имя, а ты меня ударил. Отец учил меня держать слово, поэтому я тут. А ещё отец учил отвечать ударом на удар.

Седой подвигал желваками, усмехнулся и кивнул:

— Ладно, ты прав, мальца я скосил. Я — Мелвиг. Хочешь вломить мне? Бей.

— Как тогда, и без оружия? Хорошо.

Наёмник кивнул.

И Егор вломил.

Понятное дело — не попал.

До опыта и умений седобородого Егору как до Луны на перекладных бабочках.

И хотя именно он, Егор, прибил ту тварь, но сим свершением не обольщался. Если бы боевая пара не измотала чудовище, не раздёргала её внимание, не подрубила половину ног и не снесла несколько жвал, то никуда бы Егор не попал. А может и попал, но точно смертельного удара не нанёс.

Не, не, не… Отвратительные звуки, если честно. Лучше — да, да, да! Но уж что есть. За неимением краплёных карт играем честно. Хотя против такого противника и краплёные карты — смех, да и только.

Вот и седой веселился; текучим, скорее воздушным, скольжением уклонился от удара.

Поднял ладонь и извинился:

— Привычка, помилуй. Само так вышло.

— Бей! — завопила огневласка.

Егор ударил. Мимо.

Наёмник исчез в вихре и возник в пяти метрах поодаль. Скалился:

— Навык сам сработал. Ну, как у тебя там в лесу само вышло.

— Ещё бей!

Егор ударил. Попал в радужный диск, размером с большую тарелку.

Мелвиг напоказ нахмурился и повинился:

— К настоящему бою привык, никак не выходит потешная схватка.

Азартная девица скакала вокруг них и вопила:

— Бей, бей! Да ударь его, что ты за криворучка! Мазила! Давай, вломи! Ещё! Пусть он побегает, жирок растрясёт! Давай, давай, давай!..

Егор прищурился. Мелвиг насторожился. Стоял он в той же расслабленной позе, но правая рука чуть приподнялась, будто ожидая, что в ней возникнет та здоровенная колотушка, которой наёмник избивал несчастную адскую тварь.

Крик рвался из груди Егора. Неслышный крик. И ломик возбуждённо шевелился, желая показать хозяину полезность.

И Егор — ударил, задавив в себе и крик, остановив и незримый металл. Обычный удар.

Промахнулся, конечно.

Но на краткое мгновение в руке Мелвига блеснула сталь. Возник и пропал молот. И наёмник уже не так радостно ухмылялся, чуял косяк.

— О! Прости, виновен, мы же тогда были без оружия.

И тут улыбнулся Егор:

— Хорошо, что ты сам вину признал, не стал отпираться. Ведь договорились сделать как тогда. Я не уклонялся, безоружен был. А у тебя — то навык, то привычка, то непривычка. И даже оружие достал. Четыре раза нарушил слово. Долг на тебе теперь.

— Бей? — неуверенно пробормотала Куней.

— Хочешь, чтобы он ещё на себя долгов навесил? — изумился Егор, хотя всё внутри кипело и орало, требуя, наконец, ударить так, чтобы с копыт слетел этот здоровяк.

Смеётся он, зараза. Навык у него.

Дурацкое желание, но избавиться вышло не сразу.

А парочка наёмников переглядывалась, всё больше хмурясь.

— Городские… — наконец процедил седой. — Всё бы вам мехом внутрь. Такой молодой, а уже городской.

— Простоват ты, вот что, — задумчиво возразила девица.

— А ты на что?!

— А у меня два хвоста, сам говорил! Взятки как шёрстка гладки.

Седой лишь плюнул с досады.

А Егор как можно более искренне улыбнулся и протянул руку:

— Я — Егор Метелица. Из семьи Метелиц, наследник.

— Куней, сильная и независимая, без семьи, Младшая-на-синем, — девица потрясла его руку и хихикнула.

Её напарник вздохнул, ухватил покрепче ладонь парня.

— А мне имя Мелвиг, Средний-на-сером. Из Островных. Позже про нас сам разберёшься, если время будет. Ну и этот, как его, Утята Пожарич тоже я. Зови меня так!

— Путята Борщевич! — девица тут же подскочила и воткнула в бок острый кулак.

— Или так, — согласился седой и едва заметно поморщился. — А теперь давайте, лапы в руки и вперёд. И так задержались.

— Опаздываем?

— Здесь невозможно опоздать! — заявила огневолосая. — Переход всегда случается вовремя. Ну, не по нашему счёту, а…

— Ш-ш-ш… — зло прошипел Мелвиг.

— А, ну да, — встрепенулась девица. — Идём!

И они пошли.

Двинулись ровно на восток, куда и Егор шёл. Пришлось попетлять, конечно. После приключения с лесным тараканским чудовищем никто из них не желал снова в леса соваться. Хотя тоже вопрос большой, где безопаснее — в лесу, где чудище поневоле скорость сбросит, или в чистом поле, где ему добычу догнать — раз плюнуть и два сороконожить.

Но наёмники двигались полями да реденькими перелесками. Егору пришлось поспешать за спутниками, а те шли ходко. И в пути поговорить не получалось, рыжая и здоровяк внимательно оглядывались, будто ожидая чего.

Ничего так и не случилось, разве что в вышине, среди дырявой серой пелены, изредка мелькало огромное, подавляющее, с крыльями и хвостами. И седой недовольно фыркал, через раз поминая тяжёлый ветер.

Сильно под вечер остановились на привал.

Рыжая доела последний шоколадный батончик, седой бросил в рот полоску сушёного мяса, а Егор экономно разделил надвое последний кусок сыра и догрыз остатки засохшего хлеба.

Напились из ручья, около которого и расположились.

Здесь и заночевали.

Наутро всё тело ломило.

То ли Егор лёг неудачно, то ли вчерашние нервяки и лазанье по ледяным соснам аукнулись, но пришлось делать себе массаж икр и бёдер, да и по рукам прошёлся. Потом принялся осторожно напрягать мышцы по затверженному с отцом комплексу. Двигался, крутился, наклонялся, тянул и растягивал. Так, потихонечку, за полчаса и привёл себя в порядок.

Спутники же были бодры и почти веселы. Еда у них кончилась, но их это ни разу не смущало. Перебрасывались шуточками, глядя на мучения подопечного. Егор не обижался, не до того: тут бы каменные мышцы во что-то внятное превратить. А то так далеко не уйдёт.