— А ты откуда знал? — полюбопытствовала рыжая у Егора.

— Просто потянуло.

— Ага. Значит, ты тоже.

— Что — тоже?! — рявкнул седой.

— Путята, не нервничай. Просто мальчик…

— Я не мальчик, — буркнул мальчик.

— Не гунди, зануда. Мальчик, — а не девочка! — почувствовал. Значит, есть у него… склонность на красное.

— А что такое красное?

— Это тебе потом скажут, если потребуется.

— Достали уже с тайнами.

— Ты смотри, смотри!

Из костра высунулась острая мордочка, блеснули алые точки.

— Саламандра! — дошло до седого.

Зверь пламенно зевнул и сожрал ветку.

— Придётся накормить, — сказал наёмник и все согласились.

…Через час работу завершили. Как смогли, расчистили пол, создав настоящие завалы мусора у стен. Приволокли из брёвен всё, что в дверь пролезло и в доме поместилось.

— Она же умная, да? Не сожрёт всё сразу? — с сомнением спросил Егор, разглядывая спираль из брёвен. Первое бревно лежало концом в очаге и уже тлело. Шустрая огненная ящерка обкусывала его.

— Не сомневайся, парень. У нас так молодняк к самостоятельности приучают. Выложат из мяса дорожку и уходят на неделю. Самые ленивые щенки выживают. Ползут по спирали, жрут… И плошки с водой там тоже ставят.

— Почему ленивые?

— Они чуют мясо впереди и ползут. Поворачивать знаешь какая морока, когда тебе месяц от роду? А просто вперёд — проще. Лапами дёрг-дёрг, и ты уже там, наедине со жратвой. А если свернёшь, потом дорожку потеряешь и мяса не хватит выжить.

— То-то и видно, что выживают у вас самые ленивые, — проявила ехидность Куней.

Здоровяк не обиделся, пожав крепкими плечами:

— А так выходит, что ленивые в жизни успешнее. Храбрые чаще в юности гибнут, хитрых никто не любит и в бою не прикроет, а ленивые… они заранее дела продумывают, чтобы меньше напрягаться.

— А ты из каких?

Седой махнул рукой:

— Не видишь? В другой мир за щенками бегаю. Был бы ленивым, дома сидел, круглое золото меж когтями гонял.

Рыжая порозовела и даже, кажется, смутилась. Да нет, бред какой-то!

Егор же поделился сомнениями:

— А всё же ерунда выходит. За неделю мясо стухнет. Что, щенки его есть станут? Не потравятся?

— Мясо же непростое... Так, парень, это дела Острова, а дела Острова остаются на Острове.

— Не очень-то хотелось, — фыркнул Егор. — Но детей ваших жалко.

— Мне тоже. Но ради блага племени кто-то должен умереть, — отрезал здоровяк.

На этом трёп и закончили, собрали пожитки и ушли.

Выходя последним через ворота, Егор обернулся. Имена смотрели вслед. Ломик тоскливо дёргался.

— Я вас помню, — прошептал старший сын семьи, где не было младших. — Веда и Данила.

Куней обернулась и прищурилась.

Егор побежал.

…Бежали долго. В какой-то момент Егору начало чудиться тревожное. Пахнуло дымом. И почти сразу седой замедлился, да и рыжая забеспокоилась, обскакала их маленький отряд по кругу и заявила почти очевидное:

— Дым. Где-то горит. Но пожара не слышу.

После чего огляделась, нашла дерево повыше и покрепче и с разбегу взлетела на него, буквально прилипая к стволу лапами… да, лапами… длинные и симпатичные человечьи ноги у неё превратились в изящные лисьи лапки.

Осмотрелась наверху, шустро спустилась и доложила:

— Дымится что-то впереди, но пожара нет.

Двинулись вперёд, хоть и осторожнее. Не прошло и получаса, как выбрались на широченное поле, отсюда и до горизонта. А повдоль поля тянулись глубокие раны от титанического огненного бича. Курились дымом, припекали жаром, стягивали кожу на лице, заставляли глаза слезиться. И верить — стоишь ты у бесконечного костра, одного через весь мир.

Три раны ещё пылали свежим пламенем, жарким огнём. А понизу, под ними, нашлись и старые следы, где угли подёрнулись белым пеплом, но всё ещё тлели. Кого уж тут хлестал бог — знает только он. Но и у людей одно время раны прижигали, заразу испепеляли, исцелению помогали.

Потом, конечно, научились без этакого зверства. Но у богов свой путь, особенный.

Егору припомнились огненные хлысты в ночи.

— Позавчера?

— Ага, мы тоже видели.

Подошли ближе, прикрываясь ладонями, от одежды аж палёным понесло.

Востроглазая Куней увидела первой:

— О! Смотрите, смотрите?!

И первая же сбежала подальше, в прохладу, даром с огнём в юности породнилась. Остальные шустро последовали за рыжей. Им приходилось сложнее, но ложная гордость не позволяла слабость признать. У здоровяка хоть щиты были, а у Егора что? Ломик?

Куней покопалась в своей изукрашенной узорами котомке, нашла оплавленный театральный бинокль.

— Давай! — потребовала у напарника.

Тот хлопнул ладонями, оставив висеть в воздухе радужную линзу. Рыжая с довольным писком принялась пристраивать к ней поломанную оптику. Вскоре и примастила. Поглядела в окуляры, довольно пофыркивая, пустила остальных.

Поглядатели впечатлились. Зыбкое пламенное море тянулось шагов на триста, не меньше. Самой огненной жары на сотню, ну и пепельных, но исходящих дымом черных полос было изрядно. И лишь один узкий участок, усыпанный мелкими валунами, избежал адских хлыстов.

— Ну как? Посмотрели?

— Сложно будет, — недовольно заключил седой. — Мазь противоожоговая у меня есть, но мало. Стоит ли? Может, свернём?

— Кто говорил, что восход ему нравится? Что-нибудь придумаем! — оптимистично заявила рыжая и нахмурилась, глядя на прилипшего к биноклю Егора. — А ну, ты чего там?

И потрясла за плечо.

— Эй, здесь Куней! Я тут! Вернись!

— Там каменный островок есть, удары его обходят, похоже.

— Да, видели, и что? Жарко там, парень, припекает как в печи. Долго не вытерпим. На ту сторону всё равно не перебраться. Надо искать узкое место.

— Саламандра, — невпопад ответил Егор, продолжая шарить взглядом по огненным рекам. — Ей пойдёт.

Седой и рыжая переглянулись и нахмурились.

— Так-то да, но…

— Придётся вернуться, — сказал Егор и увидел как выдвигаются клыки у наёмников. — Что?

— Много мутной мороки с тобой, парень, — рыкнул седой. — Признавайся!

Куней кивнула, остро оскалилась, чиркнула когтем о коготь и шагнула к Егору.

— …Какие ваши доказательства! — отбивался Егор.

Он нёс плотно завёрнутую в листья лопуха саламандру. Листья дымились и обугливались. Ладонь припекало. Но сейчас была его очередь тащить огневичку.

Перекинул ношу в другую руку и прибавил шагу.

Рыжая девица скакала впереди, настороженно вертя головой. Седой наёмник держался рядом с Егором, хмуро поглядывая. И вот, предъявил:

— Слушай всеми ушами: пятый день. Пятый день, парень, мы в Переходе. Такого не бывает!

— А я тут причём? Кто дорогу знать должен — вы или я?

— Так-то мы, конечно. Но, парень, это первый раз за целый век. Никогда в Переходе дольше трёх дней не застревал.

— Наверное наш мир далёк от вашего.

— Нет, парень, не соскользнёшь. Я в твоём мире уже был. Три или четыре раза. За два дня всегда управлялся.

— Путята Супович, — обозлился Егор, ощущая как ладони прожариваются до шикарного extra rare. — Мне четырнадцать лет, я неделю назад не знал, что магия существует, первый раз в Переходе. Что вы от меня хотите? Каких объяснений?

— Хм, — пробормотала озадаченная рыжая, — магии нет? Слово есть, а магии нет?

— Жопа есть, а слова нет! — брякнул Егор, припомнив старый анекдот. Но сразу понял — грубо. — Извините…

— Погоди, погоди, — опешил седой. — Как жопы нет?

— Есть, есть! Отстаньте от меня!

Некоторое время бежали молча.

— Магии нет, а слово есть. Жопа есть, а слова нет. Как нет, есть же?! — Куней изогнулась, пытаясь на бегу углядеть свою пятую точку. Заключила: — Да вы там все на голову долбанутые.

— Не спорю, — вздохнул Егор. — Многие точно сбрендили. Вот я, например, сейчас в божественной норе, несу настоящую саламандру, завёрнутую в лопух и разговариваю с ёкаями, прямо как в аниме.