И она умолкла, слегка нахмурившись.

Как раз трамвайчик зазвенел колокольцем и двинулся, осторожно перестукивая по рельсам. И Москва тоже двинулась мимо жадного на взгляды Егора. Много знакомого в этой Москве было, но много и нового. Вот, высотка «Украины» на месте, хотя в деталях может и отличается. А моста Хмельницкого, известного как Киевский пешеходный, не видно. Или уже не видно, уехали далековато.

Стоило только вагону перебраться через мост и замереть на остановке, как впереди, около кабинки вагоновожатого, с места поднялся высокий дрищ в черном замызганном балахоне и заговорил громко, резким фальцетом:

— В этом месяце бесплатные поездки спонсируются Городским Советом Москвы и Обществом «Доброяр»! Не забывайте подписываться на «Добрые вести»! «Добрые вести» всегда на волне божественных новостей и важных мировых событий! Мы предсказали изгнание Иакова Безземельного и низвержение Таталика Триликого! Мы объяснили возникновение Тунгусского мегалита и предупредили войну в Ганноверском море! — надрывался тощий субъект. — Купи «Добрые вести» и спаси свою жизнь и душу!

— Давай, ехай! — крикнул сизоносый пассажир, у которого в паре клетчатых сумок что-то подозрительно позвякивало. — Весной ужо купил, спасся!

— Сектанты, — шепнула Куней, перегнувшись с заднего сиденья. — Появились недавно. Свеженькие, а уже спонсоры.

Чтобы говорить с ней, Егору пришлось сесть боком.

— Ага… Слушай, Безземельный же Иоанн, вроде?

— Что? А, это когда было, тыщу лет назад. И вовсе не о том человеке речь, — зевнула рыжая. — Этот Иаков из клана де Краон, они на оранжевом, с землёй работают. Ему пятнадцать стукнуло, а он никак клановыми способностями не может овладеть. Эй, здоровяк, Иакову де Краон сколько?

— Шестнадцать. Ему уже выдали дар. С землёй всё, теперь воздушник. А из клана попёрли.

— Да ладно? — изумилась наёмница. — Следил, что ли? Фанат?

— Какое! — слегка смутился седой. — Он во Французский Доминион отправился, это совсем рядом с Островом.

— Ха! Остров, ладно. Но почему воздушник?!

— Говорят и у младшей его сестры что-то не складывается с родовым даром. А ещё говорят, что всё у неё отлично с землёй, но семью де Краон враги давят, через богов с дарами пакостят.

И Куней с Мелвигом зашушукались так тихо, что даже Егор с трудом улавливал отдельные слова. Да и не удивительно, вагон маленький, а тут сектант под ухом вопит, зачитывая по бумажке описания проползающих мимо архитектурных чудес.

Так и не удалось ни в разговоре поучаствовать, ни толком про непривычную Москву послушать. Запомнил лишь, что на Красной Пресне не зоопарк сейчас, а Великое логово Горных, и пруд там поделили аж три мелких клана водных, тех что на голубом. И Красные столбы на Тверской — жилище архимага Порфирия Багрянолысого, — выстроены из магически укреплённого порфира. А огромный чёрный монолит на Оружейном переулке — суть посольство свейских полугномов и квартеронов в России. Через дорогу от него поднимали новую высотку, но что это — фальцет не знал.

А где-то между Самотёчным и Цветным вагончик запнулся. Движение остановили сотни людей с плакатами, которые шумели у стен промышленного вида здания из красного кирпича с высокой трубой. На плакатах виднелся грубо намалёванный кулак. Поначалу толпа расступилась перед трамваем, но потом прилила к нему, полностью перекрыв дорогу.

— Свободчики! — кашлянул фальцет и засуетился, выскочил на нижнюю ступеньку передней площадки и тут же шустро запрыгнул обратно.

Среди толпы назревало бурление. По сигналу свистков плакаты пришли в движение. Их воздевали в небо и опускали в едином порыве, затем картонки закрутились в человеческом водовороте, будто люди разом двинулись в десятках больших и малых хороводах.

Многоголосье скандировало:

— Свобода!

Небо быстро темнело, темные-серые тучи возникали на глазах прямо над трубой здания, погружая квартал в сумерки.

Вагоновожатый нервно дергал верёвку. Колокольцы яростно звенели. Мешочники пучили глаза. Фальцет визжал. Сизоносый вытащил из сумки мутного вида бутыль и приложился к ней, шумно отхлёбывая. Егорова соседка нащупала в корзине устрашающего вида яблоко и откусила сразу половину.

— Это всё ты! — крикнула Егору Куней.

— Что, я?!

— Трамвай ему подавай! Сейчас начнётся!

Шандарахнуло.

С неба упала выжигающая зрение ослепительная молния и мир вздрогнул. Кирпичные стены фабричного здания тряхануло, по ним зазмеилась крупная трещина. Из трещины повалил дым и порскнули ярко светящиеся пятна. Шибануло озоном.

Вспугнутыми птицами по сторонам разлетелись плакаты. Демонстранты повалились на землю. Послышались крики.

Вагончик затрясся, хлопнули оконца, зазвенело разбитое стекло. Пахнуло сивухой.

— А-а-а! — заорала деваха и попыталась спрятаться под сиденьем, но застряла в корзинах.

— Р-ра-а-а! Убью! — рыкнула Куней и бросилась в переднюю часть трамвая. — Как вы достали, твари! Дайте отдохнуть!

Поднялся Мелвиг, шатаясь и спотыкаясь на сумках и корзинах, потащился за ней.

Демонстранты-свободчики заорали истошнее, ломанулись в стороны как вспугнутые тараканы. Многие бежали на четвереньках или ползли, сбиваемые с ног товарищами, и сами, едва удавалось вскочить, бежали без разбора, бросая вещи и топча союзников.

Да и было от чего.

У краснокирпичного здания обрушилась часть стены. В проломе появилась сверкающая как электросварка туша. Попыталась протиснуться, застряла. Исчезла на время и вновь ударилась в стену, выбивая кирпичи. Те каким-то чудом держались, в стене вдруг вспыхнула клетка из жёлтых лучей. Они не давали гиганту протиснуться, а вот шаровые молнии поменьше сумели выскользнуть.

Гигант вновь ударил в стену и выдавил через клетку, как пасту из тюбика, сразу несколько десятков ослепительных шаров — от тех, что ростом с человека, и до сияющего гороха. И столько же зашиб насмерть, утопив улицу в грохоте и огне.

Молниевые шары были похожи на плазменные лампы.

Егор видел такие штуки в Москве. Как-то раз забрели с отцом на Всероссийский выставочный центр, бывший ВДНХ СССР, и гуляли по павильонам без разбора. В одном и попали на экспозицию с десятками разных плазменных ламп, от шарообразных до вытянутых, похожих на свечу.

Выглядели те светильники потрясающе и загадочно. Этакие стеклянные сферы на подставке, где из центра шара высоковольтный электрод испускал во все стороны маленькие молнии.

В темноте павильона таинственные разряды змеились в лампах, прихотливо изгибаясь, исчезая и мгновенно появляясь в другом месте. Малиновые, алые, голубые и редко сине-зелёные молнии били в полной тишине. Можно даже прикоснуться к стеклянной поверхности, воображая себя повелителем молний… это было безопасно.

Страшно, красиво, волшебно, безумно.

Всё осталось в том мире.

А в этом только страшно.

Из пролома в стене волнами выплёскивались искрящиеся шары, будто кровь из раны электрического великана. Огромные шаровые молнии били вокруг себя жгутами молний, оставляя оплавленные пятна на кирпичах, асфальте, сжигая брошенные плакаты, вещи, сумки, кусты и траву узкого палисадника вдоль стен.

Они медленно и лениво парили, как разжиревшие инопланетные ховертанки из старой игры X-COM, выжигая всё вокруг, и не было вокруг них той стеклянной защиты-ограничителя, как на лампах. Бахали всполохами, закручивались на месте, плавя камень под собой, испепеляли деревья на пути.

Дикая, необузданная и совершенно безумная мощь!

Шаровые молнии поменьше взлетали выше, поднимались над деревьями и расползались по улицам, изредка, намного реже своих старших товарок, стреляя разрядами, сшибая фонари, расплавляя провода, воспламеняя кроны деревьев.

А мелочь, казалось бы неопасная, иногда размером с канарейку или шмеля, хаотически роилась мошкарой. Металась зигзагами, куда быстрее бегущего человека. При попадании в препятствие — вспыхивала, и шаровик иногда исчезал безвредно, но чаще — с последствиями. Застрявшие на улицах из-за свободчиков автомобили зияли десятками дыр, от крошечных до с кулак размером.