— На днях поищу знакомых в городе. Бывают тут бойцы из нашей прежней ватаги, должны знать про Путяту. В передрягах-то бывали.

— А посольство Островных не в Москве?

— Нет, в северной столице. И не посольство, а представительство. Не по чину Острову посольство иметь. Дадут по загривку, как Акою. Схожу завтра на телеграф, отобью писулю.

— Отбей. Завтра с утра меня здесь мурыжить станут, а вечером вам с Путятой отдадут.

— Во-во, утречком и сбегаю. Видела на дороге телеграф. Всё, пойдём.

— Пойдём… Кстати, как думаешь, а вот с этим снегом что такое было?

— А, ерунда. Проклял их домишко кто-то, вот и всё, обычное дело. Топай!

И они вернулись в дом.

Прокрались мимо комнаты охраны — там кто-то сдавленно хихикнул — и распрощались в прихожей гостевых комнат. Егор переоделся в сухие джинсы, сбегал в моешную, развесил в раздевалке на крючках мокрое, зубы почистил, вечерние дела сделал и завалился спать.

И резко, вспышкой, перед глазами возник серый циферблат с золотыми стрелками.

Здоровенный гранитный круг лежал на заснеженной поляне. Сквозь наметенные сугробы пробивались заледенелые зеленые побеги, кончики поникшей травы и ржавые стебли прошлогоднего травостоя. Белые полосы протянулись через циферблат, ветром несло снежную крупу, она скользила по граниту, собираясь в холмики на рубиновых цифрах и образуя белые валы на ограждающем циферблат ободе.

Золотая стрела, с узким, похожим на шило бронебойным остриём, поднялась в воздух и затрепетала под свист внезапно усилившегося ветра. Взор закрыла белая косая пелена, скрывая золото и гранит.

Минутная стрела сделала оборот.

Тик.

Тик. Тик.

Дрогнул и гладиус, скрежетнул и застрял во льду.

И всё закончилось. Пламенные клинки не явились.

…Егора выкинуло из сна. Распахнув глаза, долго лежал с бьющимся сердцем. Облизал пересохшие губы, сполз с кровати, в свете ночника нашёл на столе бутылку с водой, налил ту в кружку и жадно выхлебал. Полежал без сна с тяжёлой головой, сковылял в «моешную» и умылся, хорошенько намочив под краном волосы.

Добрёл до кровати, тяжело завалился, сгребя в объятья одеяло.

Уснул.

Увидел серый циферблат, золото и снег.

Замёрз.

Вышибло.

…До утра так и мотыляло. В очередной раз вылетев пробкой из затянувшегося кошмара, услышал стук в дверь и голос начальника охраны.

— Егор! Просыпайся. Тебя ждут великие дела!

Егор с трудом выскребся из кровати. Пошатываясь, добрался до двери. Отодвинул щеколду и обессиленно опустился на пол. Зевнул так, будто собирался проглотить волейбольный мяч.

Балашов распахнул дверь и увидел сидящего у порога мальчишку в одних трусах. Приподнял в деланном изумлении правую бровь, рассматривая Егора с высоты своего роста.

А тот таращился на начальника охраны косо. Снизу и слева. Правый глаз не открывался. Начальник охраны двоился, троился, расплывался во множестве, окружал со всех сторон.

Егор упорно боролся, стараясь привести визитёра к единому знаменателю. Или числителю. Короче, соединить всю эту банду Балашовых в одного. Его и в одну морду вчера было много! А тут целый взвод.

Совсем не ко времени вспомнился старый анекдот про алкоголика и три Луны в пяти рядах. Ситуация казалось такой похожей, что пробило на короткий смешок.

— Боец, как встречаешь начальство! — гаркнул Балашов. — И так отличился!

— Это не я, — пробормотал Егор, зевнул и лязгнул зубами.

— Что не ты?

— Не знаю, но точно не я.

— А кто ночью на озере куролесил и вопил под окнами?

— А… Может и я. — Егор мучительно соображал. Память была завалена мусором: грудами оледенелых циферблатов и золотых стрелок. — О, это мы!

Вначале обрадовался: вспомнил, что был не один. Но тут же приуныл — это ж Куней.

А с Куней все взятки к бесу гладки.

— Запомни: чтобы такого больше не повторилось! Весь дом переполошили!

— Никогда по своей воле не прыгну в озеро! — истово поклялся Егор и перекрестился.

— Ты посвящён еврейскому полубогу? — нахмурился начальник охраны. — Знай, у нас это не принято. Если тебе нужен их храм, ищи в Загорске.

— Нет, просто по привычке. Так-то я атеист!

— Ещё хуже! Думай, что и где говоришь! — и Балашов осенил себя знаком Живы.

Егор закрыл глаза, не в силах выдержать взгляды трёх злых Балашовых. Поднял ладони и взмолился:

— Погодите, Андрей Викторович. Дайте в себя прийти. Очень тяжёлая ночь, один кошмар за другим. И все про снег и лёд.

Балашов тут же переменился в лице.

— Да, так бывает, — сочувственно протянул он, — после восемь пять и выше… — Умолк. — Так, тебе полчаса на сборы и завтрак. Время пошло!

Развернулся и ушёл.

А со своего лежбища устало хохотнул Мелвиг.

— Поступил на службу, парень? Узнаешь, насколько горек хлеб наёмника.

— Да я работы не боюсь, с двенадцати лет зарабатываю.

— Во как, и где?

— Да как получится. Летом на подработку в знакомый магазинчик устраивался. И грузчиком на складе работал. Ну и вообще разное, пару раз помогал в ремонтных работах. Таскал, пилил, строгал, сверлил. Друган школьный позвал дядьке своему помочь, а сам свалил — застремался стены сверлить. Разок попал сверлом на провод, бахнуло с искрами, и всё… сбёг. — Егор встал на ноги и пошкандыбал одеваться.

— Да, городские дети работать не любят.

— Брехня! Всем деньги на карманные расходы нужны. Просто работу найти сложно.

— Ты это, парень, говори — золото. Круглое золото.

— Почему?

— Так принято. Не любят у нас упоминать деньги, дурным тоном считается.

Одевшись, Егор кивнул седому:

— Ты-то на завтрак чего, не идешь, что ли?

— Хреново мне, парень. Всего ломает, сил нету. Что-то порвалось внутри.

— Принести тебе чего?

— Принеси. Мяса бы. И… спроси у стряпницы, может они рунные камни готовят?

Егор почесал затылок.

Вот ведь, что ни день, то новость. Что за камни-то, блин?!

— Рунные камни, спрошу. Мясо. Я сейчас зубищи чистить, и только потом туда.

Седой прикрыл глаза и откинулся на подушку.

Быстро сбегав по делам в моешную, Егор так же шустро вернулся обратно, бросил мыльно-рыльные принадлежности и усвистал в столовую. Живот уже бурчал, намекая нерадивому хозяину.

В столовой Егора ждали.

Венька-бегушка где-то носилась по дому. Гостем занялась Лидия, самая старшая из стряпниц, тёмная шатенка под тридцать, солидная телом и неторопливая в движениях. Красный фартук поверх белых брюк и халата спускался ниже колен. Кажется, это был показатель статуса в кухонной иерархии, но Егор не полностью был в том уверен.

— Здравствуйте, Егор, — Лидия указала ему на центральный стол. — Пожалуйста, сюда.

Вчера вечером Егор толком не рассмотрел столовую.

Забежал, схватил горячего питья и поспешил вернуться в комнату.

А теперь, присев за стол, активно вертел головой. Знакомился с местом, в котором ему придётся провести целый год. Не только в столовой, конечно, но раза два-три за день он тут побывает.

Столовая занимала помещение метров двенадцать в длину на десять в ширину. Два проёма: широкий — в кухню, и поуже — в коридор. Эту сотню с лишним квадратных метров разделили на три части.

Слева, ближе к кухне, организовали барную стойку с высокими табуретами.

Справа, на небольшом возвышении, поставили тёмного дерева стол на шесть персон со светлой мраморной столешницей и резные стулья из того же дерева. От остальной части комнаты отделили невысокой, по грудь, деревянной оградой.

В центре, у поднятого к потолку оконца расположили большой длинный стол и стулья попроще. А ещё раскидали по помещению четыре круглых столика на пару-тройку человек, с такими же простыми стульями.

В сводчатый кирпичный потолок вделали деревянные балки из толстенного бруса и зашили пространство наверху длинными, но узкими досками, подвешенными за ребро. Нечто похожее Егор видел на родине в ресторанах японского стиля.