Куней приняла молодцеватый вид и повернулась через левое плечо. Так, не то направление. Ещё повернулась и зашагала к выходу.

Седой поспешил за ней.

— Смотрю, многое в Москве поменялось за год. Госгвардейцы все как один зельями заливаются? Или нам повезло попасть на такую группу?

— Я за людьми не слежу, сама понимаешь. Но слышал, что простецы продавили в Моссовете программу возвышения. Вроде с этого года детишкам-выпускникам базовый комплект от города полагается.

— А гвардейцы что?

— Под шумок и они своё затеяли. Уже полгода вижу залитых под пробку. На Младших не тянут, но крепкие Щенки в нижней трети.

— Эх! Стоило оставить Москву на тебя, как всё покатилось под откос!

— Для нас ничего не поменялось, больше разговоров.

— Войны были?

— Тихо, даже чуток подозрительно.

— Значит, будут.

Седой здоровяк молча согласился. Где это видано, чтобы кланы перестали собачиться? Просто отложили на время, в тишине пирог делят.

А рыжая строила планы:

— Так, давай-ка по-быстрому на Красную площадь скатаемся! Жуть как интересно, стоят ли ещё храмы или их по кирпичику простецы растащили? А потом — в гостиницу, устала я чертовски.

— Погоди, непоседа. А дело?! Дело обсудить! Или думаешь, я тебя из-за ерунды вызвал?

— До метро две минуты, успеешь. Ладно, пять! — Куней поволокла подельника через площадь к дальнему входу в метро у Казанского вокзала. — А я тебе подарок из Питера привезла, жевательный янтарь. Хочешь плитку?

…Два тяжёлых чёрных минивэна «Хатанга» в особом исполнении свернули с Енисейской улицы, попетляли по дворам и заехали на задний двор бывшего Дома быта. Машины с широкой балкой-бампером, зеленоватыми стёклами и дверцами в тридцать сантиметров толщиной, встали бок о бок, развернувшись носом к выезду со двора.

Из открывшихся с обоих сторон сдвижных дверей шустро выскочили люди с подозрительного вида чёрными пакетами в руках. Разойдясь по сторонам, они парами пробежались по ближайшим дворам панельных пятиэтажек и вернулись обратно.

Всё заняло не больше пяти минут.

Серое двухэтажное здание, сложенное из бетонных блоков, с разрисованными стенами и ободранными рекламными плакатами, поломанными вывесками и едва теплящейся жизнью в рюмочной и круглосуточном магазинчике, принимало неожиданных гостей. Бывший Дом быта был продан за копейки в 90-х и с тех пор пребывал в перманентном ремонте. Но сегодня ожил.

Когда охранники вернулись, из «Хатанги» выбрался мужчина средних лет. Был он худым и жилистым, чего не мог скрыть даже костюм из отличной английской шерсти. Шести футов ростом и ста пятидесяти фунтов живого веса.

Почему же футы, фунты и шерсть? А всё дело во взгляде. В нём чуялось то, что можно уловить в глазах британского колонизатора при встрече с сипаями.

Гостя вышел встречать сам хозяин.

Из широко распахнутой задней двери просеменил сгорбленный старикашка, этакий гоблин с кожей цвета тёмной меди и татуировками на лице, кланяясь на каждом шагу. Одет старикашка был в юбку и короткую рубашку-распашонку, сшитые с вырвиглазным сочетанием ярко-алых, зелёных, жёлтых, ржавых и золотых полос, углов и пиктографических иероглифов.

По босым ногам от колен и до лодыжек спускались строчки чёрных символов.

Поверх рубашки и юбки древний пенёк накинул простой хлопчатобумажный халат в рубчик, грязный и засаленный, давно потерявший цвет.

— Какая радасть выдеть вас, г’сспадин Калинин! — проскрипел хозяин и поклонился, мазнув широкими рукавами халата по запылённому асфальту. — Вы так быстра-быстра приехали, г’сспадин, нам нада ещё савсем чуть-чуть нымнога времени!

— Веди.

Согбенный старикашка пошаркал обратно, время от времени оборачиваясь и странными жестами, будто кривляясь, приглашая гостя следовать за ним.

«Англичанин» шёл молча, дорога была ему знакома. Охрана осталась на улице.

Внутри здания, рядом со входом, нашлась широкая лестница. По ней и спустились в подвал с необычно высокими потолками. Метра четыре, не меньше. Миновали пару тёмных извилистых проходов и выбрались в скудно освещённый зал.

Старик засуетился, кликнул помощников.

Безликие тени в серых балахонах поспешно приволокли уродливый овальный стол в эдвардианском стиле и неудобное кресло той же эпохи. Установили у стены. Принесли на серебряном подносе фарфоровую чашку и высокий кувшин зелёного стекла с жёлтым соком внутри. Сыпанули в кувшин горку колотого льда. На край стола поставили подсвечник с пятью коптящими сальными свечами.

У гостя едва заметно дернулся правый глаз.

— Распылагайтеся с полным счастьем, г’сспадин! Скора-скора всё будет!

Тот опустился в кресло. К питью не притронулся.

Гоблин всех гоблинов приблизился к столу и недвижно замер слева от визитёра. Казалось, за мгновение жизнь покинула его и старик превратился в памятник самому себе.

Ждали долго.

«Англичанин» хмурился и поглядывал на часы. Старик стоял статуей, не моргая и не дыша. Наконец, где-то вдали послышались голоса, несколько раз лязгнуло, загудел грузовой лифт, взвизгнули двери и заскрипело стальное колесо по бетону пола.

Десяток мелких и суетливых теней, перебрасываясь невнятными возгласами, втащили в зал две гидравлические тележки с деревянными поддонами. На поддонах стояло нечто высокое и широкое, закутанное в черный полиэтилен и перехваченное верёвками, цепями и пропиленовыми стропами. Оба груза изрядно перекосило, серые тени с трудом удерживали их вертикально.

Ощутимо похолодало.

Из-под поддонов скользнули робкие струйки воды.

Старикан отмер и осклабился.

— Мы вся сделали, многа-многа харашо, г’сспадин! Извольтя выдеть.

— Что это?

— Извольтя смытреть, г’сспадин!

По знаку старика безликие тени размотали верёвки, сбросили цепи и сдернули черную плёнку. В тусклом свете подземелья открылись две здоровенные глыбы льда, высотой метра в три и шириной… шириной в человека с распахнутыми руками.

Калинин встал.

Подошёл.

Осмотрел глыбы.

В одной застыла почти обнажённая огневолосая девушка. Невысокая, но очень ладная. Небрежно замотанная в белое полотенце, почти ничего не закрывающее, она казалась статуей дискобола в момент метания диска. Бугрились мышцы. Замерли в напряжении стройные бедра. Вздулись вены на руках. А вместо спортивного снаряда в руке пылал огненный кинжал. Пламя остановилось на полувздохе.

Позволь времени двинуться и рыжая разогнётся, с дикой силой метнёт огненный клинок. И если противник недостаточно силён — его пробьёт навылет.

Калинин облизал губы.

Руки непроизвольно сжались в кулаки.

Отступив, он перевёл взгляд на другую ледяную фигуру.

А там было на что посмотреть! Мужчина-гигант, седой и мощный, босой и в широких штанах стоял в защитной позе. Над поднятой левой рукой, прикрывающей лицо, распахнулась блистающая серебром полусфера. Правую отвёл назад и вверх, будто готовясь ударить… чем-то. Рука хоть пуста, но легко представить в ней палицу или молот. Оружия не было, из полусжатого кулака вырывалась плотная полоса тумана.

И ещё нашлось интересное. Полусфера выходила к самой поверхности льда, отрубив кому-то руку. Видимо, невезучему противнику гиганта. И теперь эта рука с размазанными по застывшему воздуху кровавыми каплями, была вморожена в глыбу.

Огневолосая и седой не сдались без боя.

Но силу превозмогла сила много выше. И теперь оба — жуки, наколотые на булавку в альбоме коллекционера.

— Впечатляет, — мёртвым голосом признал гость. — Какое заклинание применили?

— Ох, г’сспадин, наш бог ны любит ымён. Братья ударили его волей, без нызваний.

— Это ведь воздушный щит, уровня второго?

— Чытвёртаго, г’сспадин.

— Чья рука?

— Уже нычья, г’сспадин. Хозяын ытой руки ушёл ны встречу с ВыликойТ’мой. Ныудачникам ныт места в нашем мире, — захихикал старикашка и утёр грязным рукавом сопливый нос.