Та же «моешная» — отличный пример. Строители неплохо обустроили трапециевидное помещение с косыми углами, грамотно вписав сантехническое оборудование и мебель, но это явно потребовало дополнительных усилий.

А значит — была причина.

И Егор поклялся разузнать.

Эта тайна заинтересовала. Её можно пощупать. Провести ладонью по кирпичной стене. Покрутить ручки на дверях. Пробраться на склад и покопаться там. Поковырять гвоздиком в замках (ну нет, не настолько ж он глуп!). Померить рулеткой. Даже, может, сыскать в подвале бочки с вином, в одной из которых непременно найдётся тайный лаз! Ведь не бывает подвала без вина, верно? А где вино — там тайные ходы.

Но это потом. А сейчас…

— Сейчас всё? — и Егор неожиданно для себя зевнул. — Очень спать хочется.

— Да, идите, — ответил Балашов. — Утром вас разбудят в восемь, на завтрак.

И Егор убрёл в уже почти родную комнатушку, где он столько приключений за сегодня претерпел. Мелвиг, уложенный на кровать и накрытый одеялом, храпел с посвистом и почти не икал. Куней дрыхла, затворив к себе дверь.

Это вон не вовремя влезший со своей коммерческой справедливостью Егор трудился, шары ловил да на склад таскал. Астральники же послушали, да и спать завалились.

Пусть городские разбираются!

— Не одобряю! — заявил мертвецки спящему телу Егор, не одобрявший такой подход. И зевнул. Завалился на кровать, не раздеваясь, и уснул. Во сне же продолжал неодобрять и возмущаться.

Потому и сон такой дурацкий приснился, видать.

…Приснились часы.

Циферблат, вырезанный из серого гранита, небрежно брошенные на него грубовато кованые золочёные стрелки и кучки мелких рубинов по кругу, складывающиеся в римские цифры по кругу, от I и до XII.

Тяжёлая даже на вид часовая стрелка, похожая на римский меч гладиус, короткая и острая, указывала на самую маленькую кучку, на единицу. Минутную стрелу, с охотничьим остриём-срезнем и сотканными из сусального золота перьями положили остриём к двенадцати.

Тик.

Тик, тик.

Тик-тик-тик!

Минутная стрела поднялась над циферблатом и закружилась, с каждым мгновением всё сильнее разгоняясь, сливаясь в золотистое мерцающее полотно. Дрогнул и пополз золотой гладиус. Рассыпались блеснувшие на солнце кучи рубинов, потекли по кругу, смазываясь в алые ленты.

Вспыхнул и закрутился огненный двенадцатиперстный коловрат.

В лицо дохнуло тяжким жаром.

Дюжина пламенных остро заточенных клинков с гудением надвинулись на Егора, вырезая его из пространства и времени сна и швыряя в небо… такое знакомое небо с тремя лунами.

И тут же роняя в воду.

Как и в тот раз, Егор упал с шумом и брызгами. Едва удержался на ногах, но вымок по грудь, хотя выбросило рядом с берегом, волнами заливало по пояс.

— Хотя бы не так глубоко, — растерянно сказал Егор и побрёл к берегу, раздвигая тяжёлые серые волны, хлюпая промокшими ботинками. Дёрнув плечом, понял, что рюкзак остался там… не сразу и сформулировал, где именно — там. В том мире? Во сне? В реальности? В виртуале?

На берегу вылил воду из обуви, отжал майку, носки и трусы. Как смог, выжал и джинсы. С курткой было сложнее. Так, пожамкал. Выкатил на песок серебристые шары, которые в этом мире в небо не рвались. Наоборот, обрели вес, будто из плотного пластика их отлили.

Суматошно заглянул в левый карман. Шарах был на месте. И, кажется, чуток подрос.

Довольно пялился на хозяина и светился от любопытства.

У Егор от сердца отлегло. Какая-никакая, а компания.

В кармане нашлась и батарейка с проводами. Её Егор засыпал сухим песком, и на время оставил. Раскидал по пляжу одежду, разве что куртку набросил на плечи, в надежде согреться. Да и сам присел на песок, обхватив колени руками и ежась от свежего ветерка.

Шелестели серые волны, накатывая на песок. По небу ползли три светлых пятна, одно полумесяцем. Остро тянуло гниющими водорослями, влажным ветром трепало куртку.

— А что происходит-то? — спросил у мира Егор. — Будут указания?

Шелестели волны. Ветер дёргал за волосы.

— Уважаемый! — крикнул Егор изо всех сил. — Мне что, опять топать на восток?

Мир отвернулся и заткнул уши.

— Я чего-то не увидел в прошлый раз?

Шагах в пяти, едва не на сохнущие штаны, с неба упал белёсый помёт. Задрав голову, Егор проследил за какой-то серенькой птичкой, невысоко парящей вдоль береговой линии. Вот она сложила крылья, упала на мелководье и выпрыгнула из воды, держа в клюве что-то мелкое и блестящее. Поднялась выше и двинулась дальше.

— Это намёк?! — вскочил Егор.

Серое море поблёскивало. Волны накатывались и шуршали.

Егор подошёл к воде, прищурился. Где-то там, куда его и сбросило, в воде иногда что-то блистало. Может то самое, что поймала гнусная птичка, а может просто рябь на воде. Егор бы не поклялся что это, но в воду лезть не хотел.

Отошёл к вещам и, наконец, огляделся.

И понял.

Это совершенно точно был тот пляж, где Егор появился в Переходе впервые.

Крутой поворот береговой линия слева, с высокий мысом уходящим в море. По правой стороне холм и каменная осыпь в облаке белой пены. И тёмная полоса вдали.

Всё это уже видел.

А вот чего тогда не было, так глубоких проломов в песчаниковых плитах берегового обрыва. Два широких развала, будто великан размером с гору протащил здесь свой плуг, ломая круто поднимающийся берег, дробя песчаные плиты, засыпая обломками и глубоко бороздя пляж.

Через четверть часа одевшийся Егор миновал знакомое, уже подсохшее, дерево и подошёл к свежему вывалу. Здесь тоже хватало древесных стволов: размозжённых, перемолотых, смешанных с песком и валунами. И глубокая широкая канава уходящая к берегу, заполненная морской водой. Стоячая вода уже зацвела, заброшенные приливом в канаву груды водорослей шибали сероводородом и ещё чем-то тяжёлым и прелым.

Удивляясь самому себе, Егор присел на корточки и опустил руку в тёмную воду.

Ломик, собака, ворохнулся. И настороженно замер, ожидая недовольства.

А Егор ощутил эту канаву.

Всю. Целиком. От глубокого омута у проломленной стены и до сглаженного волнами устья. Все кучи гниющего мусора. Все стволы деревьев, обломки и щепки. Ветки, корни кустов. Пучки травы. Камни. Валуны, щебень. Пяток крабов, стайку мальков и обглоданный скелет крупной рыбы. И… много ещё чего, всё и не перечислить.

Аккуратно вынув из грязноватой воды ладонь, Егор вытер её об песок и встал.

Подняться можно и здесь. Теперь когда он ощутил канаву, стало ясно, что там, в свежей осыпи, можно найти дорогу, хоть и не простую. Но рисковать Егор не стал, он знал путь попроще, там, где к морю протекал ручей. Сейчас, когда Егор стал крепче и сильнее за прошедшие пару недель, и куда лучше пользовался внутренним стержнем, пройти будет намного проще.

Можно и по упавшему дереву взобраться. Да, засохло, но наверняка ещё крепкое. Но не хотелось сталкиваться с лемухорями лицом к лицу. Мало ли что эти засранцы приготовили с того раза?

Потому выбрал уже знакомый овраг с ручьём.

А когда дополз до кручи, с облегчением упал на траву. Поднял взгляд и увидел.

Увидел.

Понял.

Осознал.

— Привет, — сказал Егор.

И ударил изо всей силы, на разрыв души.

Всё случилось как в кино.

Егор взобрался на край обрыва, сделал последний шаг, оттолкнулся от предательски пошатнувшегося под ногами камня, и край обрыва, тонкий слой дерна, оторвался и поехал по песчаной подушке вниз. Метнув вперёд и вверх ломик, Егор упал на живот, зацепился пальцами за траву и выдернул себя из песчаной лавины, перекатился на пару шагов от края и замер, глубоко дыша.

Путь оказался намного сложнее, чем казалось. Поначалу всё шло хорошо: пропитанный водой суглинок держал ногу и давал крепкую опору, но метров за пять до верхнего края ручей вильнул и ушёл в сторону, спрятавшись в узкой трещине.