Всё заволокло пылью и камышиной трухой.

Из пыльного облака появилась ковыляющая рыжая от пыли серая, откашлялась, утёрла слёзы и злобно заявила:

— Ух ты, икорный клин! Да грядская же беромать!

— Это была несущая дверь, — нервно пошутил Егор и чихнул.

— А ты вообще молчи! Убью и про золото забуду.

— Про золото — это ты зря, — качнул головой рачительный здоровяк. — Золото, оно…

— И ты молчи!

С разгневанной женщиной спорить себе дороже. Наёмник это знал. Потому отошёл подальше, выбрал жилище на вид покрепче и осторожно потянул дверь.

Дом рухнул.

Всё повторилось: треск, прыгающие брёвна, облако пыли.

Теперь серых было двое.

— Ой, не могу, — покатилась со смеху бывшая рыжая. — Как есть Средний-на-сером!

Её напарник состроил каменную физиономию и встряхнулся как собака. Пыль и слетела. Егор подметил радужный вихрь, который прошёлся по здоровяку. Подметил не только он.

— А меня?! — возмущенно рявкнула Куней.

Ей тоже досталось вихря, после чего девица избавилась от пыли, но выглядела встрёпанной.

Решили пройтись по домам на окраине, оставив каменное здание напоследок.

Внутри дома выглядели довольно простенько. Некоторые — простой пятистенок с пристроем-сараем, но были и побогаче: с подклетью, высоким крыльцом, сенями и горницами.

Егору довелось в прошлом году побывать в Суздале. Поехали с отцом на тамошний праздник огурца, незадолго до дня рождения. Местные и окрестные умельцы показывали удаль в приготовлении огурцов: солении, варении, жарении и прочем на костре тушении. Всех кормили, ни один гость голодным не ушёл.

Пироги с огурцами очень даже зашли, как и зелёное варенье. Но истинный интерес был в другом, Егору хотелось посмотреть на старинные деревянные дома. И он на дома в музее-заповеднике нагляделся, облазив всё, куда только пускали, и ещё немного больше.

Сунул нос везде. Дома богатые, огромные, на большую семью, деревянный же храм, глубочайший колодец с колесом навроде водяного, сараи, баня по-черному (вот туда Егор лезть не рискнул, зряшно опасаясь сажи), и прочего всякого.

Здесь же, в покинутой деревеньке, всё проще.

Во всей деревне больших домов на подклете (для себя Егор называл их привычным термином «цоколь») нашлось не более десятка. И все простые, комнаты на три плюс сени. Жилось местным не так чтобы просто и богато, скорее выживали. Правда, до землянок не дошло, или их уже снесли, заменив на пятистенки.

Жили. И ушли.

Следов нападения не нашлось: ни сожженных домов, ни выломанных дверей, ни разбитой посуды да мебели. Черепков хватало, как без этого в деревне. Тряпичной трухи на полатях и лавках полно. Пустых сундуков, резной деревянной посуды — тоже много. В печках да очагах лишь седой пепел. В дровницах — серо-рыжие кучи древесного праха, остатки от много лет назад наколотых поленьев.

И всё обычное, мирное. Собрались хозяева, взяли самое ценное да и покинули дом.

Даже на небольшом погосте, на грубовато вырезанных идолах висели серебряные браслеты и лежали на земле рассыпавшиеся бусы, не тронутые ни зверями, ни людьми. Хотя и поеденные дождями, потемневшие до черноты.

Валуны в изголовьях едва заметных холмиков несли несколько схожих, глубоко процарапанных, знаков.

— Богиня Жива, её метка, — уверенно заявил седой, проведя пальцами по трём скрещенным царапинам. — А этот не знаю.

— Что-то с огнём связанное, чую родство, но опознать не могу. Не Агни и не наш стайный Пламенич, — призналась рыжая. Присмотрелась, сковырнула мох. — Ага, а вот и имена. В… е… да. Веда. Да… Данир? Данияр?

— Скорее, Данил. Данила.

Егор прикоснулся к царапинам. Чем кто не шутит? Может и найдётся родство с богами. Чем он хуже наёмничей?

И родство откликнулось. Очень, очень слабо ворохнулся позабытый на время ломик.

Но не на знаки богов. На имена.

И Егор промолчал.

Окинул деревню совсем другим взглядом.

— Ты чего? — остро и с подозрением взглянула Куней.

Вот ведь, чутка лиса не ко времени.

— Пыль… — выдавил из себя Егор. — Пыль…

Он отвернулся и старательно прокашлялся, утирая неожиданные слёзы.

Да, пыль.

И фраза из сожжённой записки отца.

— Пойдём в каменку? Ну, тот дом на площади? — предложил Егор. С погоста хотелось убежать. Бежать подальше, успокоить клятый лом, забыть, забыть, забыть…

Отдышаться.

Похожее чувство приходило на кладбище, рядом с могилой матери.

— Ну, давай, — рыжая чуяла странное в голосе Егора.

Тугоухий здоровяк просто кивнул и двинулся к площади.

…В Доме культуры, как его мысленно окрестил Егор, было тихо, светло и ужасно грязно. Пробираться через круглое помещение, занимавшее почти всё здание, приходилось осторожно. За прошедшие годы через узкие, но высокие окна нанесло пыли, павших листьев и веток. Они завалили пол толстым, склизким слоем, расползающимся под ногой.

Стоявшие вдоль стен скамьи, которым неведомые мастера придали форму части круга, давно сгнили и рассыпались. Лишь несколько, сделанные из дуба, ещё сохраняли нормальный вид.

Егор покачал парочку, надавил, постучал кулаком. Дуб выдержал. Очистив сиденье, приволок скамью поближе к центу, сел. И задумался.

А спутники тем временем бродили, хрустя мусором, рассматривая каменные стены и обсуждая мастерство строителей. Каменные стены из дикого камня, потолочные балки из опиленных стволов лиственницы. Крыша, крытая, кажется, дранкой из неё же.

Всё выбивалось из общего стиля селения, будто жильё строили быстро, возводя семьёй дом за неделю, а здесь изрядно постарались всей деревней, да и не один месяц. Поди столько камней натащи! Лиственницу сруби, ошкурь, напили и приволоки. А уж раствор для стен…

Егор сорвался с места, провожаемый недоумёнными взглядами наёмников.

Подошёл, осмотрел и ощупал камни стены. Песчаник, светлый гранит, даже ракушечник попался. Но в основе гранит. И никакого раствора, камни буквально вросли друг в друга. Егор даже ножом поскрёб стену в местах соединения валунов. Нет, ни кусочка извёстки.

А Куней оккупировала очищенную Егором скамейку. Расположилась удобно, раскидала в стороны руки и вытянула ноги. Облегчённо выдохнула.

И — замерла.

— Чую!

Вскочила и уставилась под ноги.

Рядом мгновенно образовался седой, подбежал и Егор.

На полу, в паре шагов от скамьи, среди грязи и мусора проступал большой неровный круг, серый, из сухих листьев и пепла. По цвету почти такой же, как и весь заваленный мусором пол. Но — светлее.

Рыжая упала на колени и принялась разгребать прах. Егор присоединился. Лишь здоровяк стоял, с сомнением поглядывая на роющую как роторный экскаватор девицу. Мелькали пальцы, когти. В четыре руки пол очистили быстро.

Очаг.

Неглубокая воронка в полу, выложенная камнями, с бортиком в ладонь высотой.

И в самом центре — серая кучка чего-то каменно-неподвижного.

Пепельного.

Егор поводил ладонью над этой кучкой камней. Ломик, сука такой, ворохнулся. Неспокойно ему, понимаешь, а уж каково Егору…

— Чуешь?!

— Чую.

— И чего вы там чуете, чуялы? — буркнул седой, который ни черта не понимал.

— Тепло, — ответил Егор. И пошёл на улицу

— Ты куда?

— За дровами.

— Точно!

Станцевав вокруг очага, Куней бросилась вслед мальчишке.

В доме остался изрядно ошарашенный здоровяк.

Общими усилиями дров наскребли. Притащили груду древесной пыли, веток, обломков досок. Поддавшийся общему безумию и донельзя заинтересованный наёмник выворотил колодину из обломков рухнувшей избушки и заволок в каменный дом.

— Так-то я не против движухи, но делать-то что будем? Костёр жечь?

— Ага, — на один голос ответили рыжая и Егор.

Быстро сложили костер, обильно засыпав всё древесной мукой. Куней зажгла в руке огненную пчелу, прикоснулась. Потянулся дымок, лизнул пламени язычок.

Троица стояла и ждала. И если двое подозревали, то третий весь извёлся. Непривычно ему было среди непонимающих. Это, сука, нервировало.