И тогда Егор закричал. На этот раз молча. Страх и безнадёга внутри него лопнули обжигающей волной. Схватил сразу три дротика. Мысленно соединил один из них с ломиком и метнул прямо вниз, изо всех оставшихся сил.

Тело дернуло, ударило об ствол, Егора скинуло с ветви, рюкзак полетел вниз, рассыпая вещи. Мотнуло так, что удержался на дереве лишь чудом, повиснув на сведённой судорогой ноге.

Зато яркая синяя молния мелькнула и ударила прямо в цель.

В щель.

Многоножка замерла.

А затем — встала на дыбы. Морда впечаталась в ствол прямо под Егором. Щепа и кора разлетелись со взрывом, раня руки и лицо. По лицу потекло тёплое. Чудовище же упало на спину, завертелось, бешено изгибаясь туда и сюда, мощным ударом окончательно надломило ствол сосны и та со скрипом завалилась на соседку.

Тварь унеслась вглубь леса не разбирая дороги, с треском ломая тонкие сосны и отлетая при ударе о толстые стволы. Верещала так, что в ушах звенело. Медведь завыл, неуклюже сполз со своего дерева-спасителя, и ковыляя на промороженных лапах, тоже убрёл.

Егор остался висеть на дереве, боясь шевельнуться. Конструкция из упавшего дерева и её соседки подрагивала и потрескивала. Вздохнув и примерившись, Егор сполз чуть пониже, оттолкнулся и прыгнул на соседнее, живое, дерево. Одновременно — мысленно метнул и лом.

При ударе о сосну отбил себе всё что только можно, включая адреналин, но зацепился. Воткнул в ствол оба синих дротика и держался на них. Мышцы превратились в тряпки, руки сводило, и Егор, выдергивая дротики и вновь вонзая, медленно спускался.

И тут прилетела нежданная погибель всего логичного.

Средь серебристых стволов мелькнуло зелёное и алое. Клятая девица явилась ровно в том же, в чём была на пляже — вырвиглазном изумрудном топике и короткой оранжево-красной юбке. Разве что на ноги натянула высокие шнурованные мокасины, а не обошлась легкими босоножками.

Девица танцующей походкой просквозила меж деревьев, подошла ближе и задрала голову, рассматривая висящего словно коала Егора. На миг у того мелькнула мысль разжать руки и свалиться прямо на красноволоску, избавив себя и её от дальнейших мучений.

— Э-хе-хей, пришла Куней! Как тебя там, Егор? Слезай! — Не чуявшая, насколько близка к смерти, погибель огляделась. — А где медведь?

Егор молчал, пытаясь удержать в себе всё то, что уже мысленно не раз высказал этим горе-проводникам. А накипело изрядно. Злого варева хватило бы роту отравить.

Появился и седой здоровяк. Подошёл ближе, осмотрел потрёпанную приключениями пропажу и буркнул:

— Кажется, у парня проблемы. Помоги.

— Да ладно? — изумилась красноволосая. — Хорошо висит же! Так, медведь где?

— Нет медведя, — проскрипел Егор сквозь зубы. — Убежал медведь.

Девица потанцевала вокруг, внимательно разглядывая вспаханный слой иголок, ободранные деревья и расщепленный пень. Потыкала пальцем в натёкшую смолу, удивленно выругалась, отдёрнула руку, сунула пострадавший палец в рот пососать. Выругалась ещё крепче, долго отплёвывалась. И, наконец, соизволила обратиться к Егору:

— Слушай, ты что здесь устроил? Лес погубил, медведя потерял. Сам зачем-то на дереве сидишь. Кто тебя так охотиться учил? Мама-папа — асфальтовый каток?!

— Оно само, — выдавил тот.

Срубленное мокрицей-Годзиллой дерево с шумом рухнуло, вздымая облака рыжей пыли.

Все закашлялись.

— Ага, само, — сказал седобородый. — Так, погоди… — прислушался он. — Эт-то что…

А в следующую секунду из-за стволов вылетела знакомая мокрица. Была она полупрозрачная, будто Хищник из одноимённого фильма. Снеся по дороге Куней — та улетела сломанной куклой в сторону — мокрица воздела передние сегменты тела и ударила ими как молотом, раздавливая здоровяка в кровавую лепёшку.

Егор вскрикнул.

Но… нет! Седой был жив!

Он, кряхтя, поднимался на ноги, держа перед собой радужную полусферу пару метров в диаметре. Тварь яростно билась об неё, но лишь ненамного сдвигала крепко упёршегося в землю здоровяка.

Чудовище сменило тактику: теперь оно давило головогрудью и полосовало щит бивнями с жвалами. Щит трепетал, наёмник рычал, едва удерживая атаку.

И тут, сбоку, куда улетела девица, раздались стоны и проклятия. Дергаясь марионеткой, рыжая гибель поднималась. Встала на колени, зашаталась, упала.

Хлопнуло.

Вокруг девицы возникла и закрутилась огненная сфера. Пропала. А вместо неё явилась здоровенная лисица с двумя пушистыми рыжими хвостами. И лиса завопила:

— Ах ты, ежиный арбалет! Ещё тараканы меня не били!

В её напарника как силы ливанули, он отскочил на пару шагов назад, мокрица сунулась за ним и получила мощный удар щитом в морду. Грохотнуло, щит лопнул, по лесу пронеслась воздушная волна, а здоровяк уже раскрутил неведомо откуда возникший ненормально огромный молот и обрушил на чудовище.

Лиса метнулась, заходя по дуге в тыл адской тварине и принялась сыпать в ту жалящие огненные сгустки. Куней скакала по деревьям, прыгала через зверюгу, ходила колесом, стелилась по-над ковром опавших игл и швыряла, швыряла огненные капли.

Седой охаживал противницу мощными ударами молота. Через пару минут боя молот засветился и очередной удар разом снёс мокрице несколько лап с левого бока. Мокризилла заверещала, припав на бок, но умудрилась мгновенно развернуться на месте, пнув наёмника задними лапами и удачно приложив хвостом.

Здоровяка унесло. Он впилился спиной как раз в дерево, на котором висел Егор. Тот не удержался, но хоть свалился не на седого, а чуть в сторонке.

Хромающая на один бок многоножка посеменила к ним. У пострадавшего бока с хлопком появилась Куней, огненным бичом хлестнула чудовище, зацепила пламенными крючьями, потянула и остановила. Напарник поднялся, ударил в ладони, от него разошлась волна.

Пронеслась и через Егора, и ему вдруг всё стало проще.

Мир замедлился, а руки и ноги обрели невиданную лёгкость.

Да и боевая парочка ускорилась, обрушив на гигантскую мокрицу ураган ударов и огня. Девица метала огненные кинжалы, иногда меняя их на ослепительно-белую, пышущую жаром плеть, а седой наёмник показывал потрясающую мощь, круша огромным молотом хитин.

…Через четверть часа всё было кончено.

Точку поставил Егор.

Рассмотрев среди щелей и трещин на морде твари нечто, напоминающее узкие глаза, он напитал предпоследний синий дротик силой незримого ломика и точным броском вогнал снаряд в глаз, прибив чудовищное порождение. От вложенной мощи дротик взорвался внутри, разворотив половину здоровенной головы.

Ещё полчаса тварь издыхала, содрогаясь сегментами и скребя остатками многоножества.

Наконец, пыхнула особо отвратительно и умерла.

Победители отошли в сторонку и присели на поваленной сосне.

— Я б выпила чего, — хрипло поведала рыжеухая, постепенно теряя звериные черты и обращаясь в усталую девушку в разорванной одежде. Она поправила располосованный топик, из которого едва не вываливалась грудь, и добавила: — Оборотов под сорок!

Седой молча поковырялся в своём заплечном мешке, добыл литровую жестебанку пива и отдал девице.

— Ой! — радостно завопила та, прокусила металл и вмиг высосала досуха. — А ещё?

Напарник качнул головой.

Девица пригорюнилась и задумалась.

Наконец, родила:

— Расскажи я, что наняли пацана сопроводить через Переход, а по дороге чуть таракан не съел — сто лет смеяться будут.

— Вот и молчи, — буркнул помрачневший наёмник. — Молчание — золото круглое, а лишние слова — серебро в бочину.

«Серебро в бочину — жизни кончина», — пришло на ум Егору. Он молча встал, подошёл к трупу адской твари, поковырял в нём палкой, в надежде найти перья-дротики.

Позади раздалось девичьим голосом:

— Буэ-э-э… Парень, фу, не делай этого! Пожалей моё пиво!

Промолчав, Егор продолжил возиться в кусках мяса и таки синее перо нашёл. В глотку многоножки не полез. И ковырять нечем, да и вонь стояла отвратительная донельзя. Опять же, зубы. После смерти твари они никуда не делись, были столь же опасны и остры.