В январе, когда правительственный пароход приблизился к причалу Коммерса, штат Миссури, две женщины на берегу кричали капитану:

— Не причаливай, Джефф! Томпсон и его солдаты уже ждут тебя.

В тот момент доблестный партизан со своими пятьюдесятью людьми внезапно выскочил из небольшой рощи, и они все выстрелили одновременно. Двадцать шесть пуль вонзились в стены рубки отходящего парохода, но благодаря этим женщинам, ни один человек не был убит и не попал в плен.

Однажды в комнату Халлека в «Planter's House» зашел облаченный в немыслимо изорванный и истрепанный серый мундир какой-то человек. Отсалютовав по-военному, он так обратился к нему:

— Сэр, я офицер армии генерала Прайса и будучи под защитой белого флага, привез вам письмо.

— Ну, и где же ваш белый флаг? — проворчал Халлек.

— Вот он, — последовал быстрый ответ, и мятежник извлек из своего кармана невероятно грязную белую тряпку!

Он вошел в расположение наших войск и незамеченным проехал 150 миль — мимо пикетов, часовых, охранников и прово. Халлек, считавший себя великим организатором и знатоком полицейских правил, нисколько не огорчился. Он отправил назад этого уникального посланника с письмом, в котором уверил Прайса, что любого, кто сунется к нему, он просто пристрелит как шпиона.

В январе полковник Лоусон, командующий федеральными войсками Миссури, дюжиной мятежников был взят в плен, которые после нескольких обещаний его повесить, все же решили отпустить его под честное слово. Никто из них не умел ни читать, ни писать. Лоусон, которому они предложили самому письменно подтвердить свое слово, составил и подписал соглашение, согласно которому он обещал никогда ни сражаться против Соединенных Штатов Америки, ни оказывать помощь и поддержку их врагам! И вот по этому, во всех смыслах, новому обещанию, он получил свободу.

3-го февраля мой друг-журналист, телеграфировал мне из Кейро:

«Если вы не можете прибыть моментально, садитесь на первый же поезд».

Немедленно подчинившись этому посланию, я узнал, что коммодор Фут со своими новыми канонерками поднялся вверх по Теннесси-Ривер. Сопровождающие их сухопутные войска находились под командованием генерала из Иллинойса по имени Грант, о котором страна знала лишь следующее:

Во время разведывательного рейда у Белмонта, штат Миссури, что напротив Колумбуса, Кентукки, он зашел слишком далеко и был обнаружен. Поддавшись боевому азарту, он оказал сопротивление и сражался до тех пор, пока ему не пришлось отступить, побросав своих убитых и раненых. Джефферсон Дэвис официально объявил об огромном успехе Конфедерации, а газеты мятежников смеялись над полководческой бездарностью генерала Гранта и выражали пожелание, чтобы он как можно дольше возглавлял армию янки!

Поскольку эти канонерки еще ни разу не бывали в бою, в их успехе никто не сомневался. Приблизившись к Форт-Генри, три из них пошли на разведку. Пролетев две с половиною мили, 24-х фунтовый снаряд ворвался в каюту капитана Портера — командиру «Эссекса», пронеслось под столом, а затем срезало часть свисавших с потолка пары чулок так же аккуратно, как их могли бы разрезать ножницы.

— Неплохой выстрел! — сказал Портер. — А теперь наша очередь.

И он запустил девятидюймовый дальгреновский снаряд прямо в форт.

На следующий день со дна реки подняли множество торпед — каждое из которых было начинено 75-тью фунтами пороха. Неосторожный язык разъяренной женщины-мятежницы раскрыл их местонахождение. Объявив, что весь флот будет разобран на атомы, она была вынуждена либо рассказать обо всем, что ей было известно, либо быть посаженной под замок. В состоянии смертельного ужаса она выдала всю требуемую информацию. Торпеды были попорчены водой и никакой угрозы не представляли. Коммодор Фут пророчески заявил:

— Примерно через полтора часа этот форт будет моим.

Ночью шел невероятно сильный дождь, нашим мальчикам в синих мундирах очень нелегко пришлось в их лесных биваках. Но в уютной каюте парохода генерала Гранта, война выглядела совершенно иначе.

В полдень, 6-го, Фут, с расстояния 1 700 ярдов, дал свой первый выстрел. Затем он медленно, со всем своим флотом начал приближаться к форту, пока не оказался в четырехстах ярдах от него. Мятежники вели очень плотный огонь, но он решил либо прославить свои броненосцы, либо отправить их на дно Теннесси. Деревянные части его флагмана были изрешечены 31-м выстрелом, но от его железной обшивки ядра отскакивали, словно град. Пострадали все суда, но они полностью оправдали себя, а их офицеры и солдаты сражались исключительно отважно. Один бедный парень с «Эссекса», получивший жуткие ожоги после взрыва парового котла, узнав, что форт захвачен, вскочил со своей койки, выбежал на палубу и аплодировал до тех пор, пока не упал. Той же ночью он умер.

Вместе с другими своими коллегами-корреспондентами я наблюдал за битвой с вершины высокого дерева, стоявшим на берегу реки, между крепостью и канонерками. Кроме дыма, почти ничего не было видно. Прогноз Фута оказался верным. Выпустив около 600 снарядов, лишь спустя час с четвертью после начала сражения, флаги Форт-Генри пали, а канонерки содрогались от аплодисментов и громких «Ура!» наших людей.

Пехота мятежников — 4 000 человек, — сбежала. Силы Гранта, из-за топкой грязи не смогли подойти вовремя, чтобы окружить их. Командующий — бригадный генерал Ллойд Тилман и гарнизон попали в плен.

В казармах разгорались костры, кила вода для ужина, на противнях сушили сухари. Повсюду разбросанные в полном беспорядке револьверы, ружья, ножи, книги, предназначенные для обеда столы, недописанные письма, игральные карты, одеяла и саквояжи.

Наши солдаты обыскали все сундуки и приоделись в мундиры, шляпы и рубашки мятежников, вооружились револьверами мятежников, набили карманы записными книжками мятежников, а некоторые вскоре уже шатались от тяжелейших доз виски мятежников.

В квартире одного офицера я нашел небольшой флаг Конфедерации и дагерротипный портрет женщины, с настолько правильными и классическими чертами лица, что на первый беглый взгляд было трудно поверить, что это реальный человек. Кроме того, еще пышный локон каштановых волос и пакет очень изящно написанных писем его любящей сестры. Через год я смог вернуть эти семейные реликвии их владельцу в Джексоне, штат Миссисипи.

Наши пули нанесли много вреда. Саквояжи, сундуки и столы были разбиты в щепки, в стенах и крышах зияли дыры, через которые мог пролезть человек, а в любой пропаханной снарядом воронке можно было спрятать бочку с мукой. А стоявший среди руин «Марий» — в образе пожилой негритянки, с ликованием потирал руки.

— Похоже, тут у вас было горячо, тетушка.

— Господи, да, масса! Большие шары, они свистели и рвались, я думала, конец света пришел.

— Где же все ваши солдаты?

— Один Бог знает, они просто сбежали как индейки — ни разу из пушки не выстрелили.

— Сколько их было?

— Был один арканзасский полк, там, где вы видели палатки, вон там — полк из Миссисипи, там еще один, вот здесь — два полка из Теннесси, и еще много других за рекой.

— Почему же вы не сбежали с ними?