Мистер Мур говорил полтора часа, но судя по некоторым подозрительным симптомам, остальным депутатам, хотя и слушавшим его весьма любезно, было откровенно скучно. Сам лично он был похож на Генри С. Лейна, ревностного сенатора Соединенных Штатов из Индианы. А парламентский пристав, который в сером пальто и без шейного платка, заложив в карманы руки, прохаживался туда и сюда, выглядел, словно неприятный Джеймс Г. Лейн — сенатор из Канзаса.

Могу ли я рассказать вам немного о частных разговорах между депутатами в зале, в то время как они курили свои послеобеденные сигары и ждали, когда в Конвенте будет наведен порядок? У каждого из них — сына своей матери, есть свой титул.

Судья. — «Тумбс — великий задира и буян. Когда он говорит, он, похоже, настроен на то, чтобы любой ценой заставить вас согласиться с ним. Хауэлл Кобб — еще один из таких — очень похож на него, но очень любит хорошо поесть. Алек Стивенс совершенно другой. Своей речью он старается вести вас за собой только силой разума и веских аргументов».

Полковник. — «Я знал его, когда он служил почтальоном в Джорджии. Он был бедным сиротой, но женское благотворительное общество помогло ему получить образование. Он очень маленький, его ладонь не шире трех моих пальцев, и такой же худой, женщина, которая проболела целый год. Он всегда выглядел как изможденный инвалид. Если бы ему отрубили голову, я не верю, что он истек бы лишь пинтой крови»[45].

Майор. — «Вы знаете, что испугало Эйба Линкольна в Балтиморе? Кто-то сказал ему, что Алек Стивенс с привязанной к спине шестифунтовой пушкой ждет его на перекрестке. Услышав это, он тотчас сбежал». (Громкий смех всех присутствующих.)

Судья. — «Да, Линкольн был страшно оскорблен тем, что ему пришлось очень скрытно проехать через Балтимор, но я считаю, что он поступил разумно. Он знал, что заговорщики собирались устроить демонстрацию по его приезде, и что людям они не нравятся. У него были все основания полагать, что это вызовет проблемы и, возможно, кровопролитие, поэтому, чтобы избежать этого он и проехал тайно и без шума через этот город».

Новый Орлеан, 5-е апреля 1861 года

Вчера вечером перед отправлением в Пенсаколу, на площади Лафайетт состоялся смотр 2-го Луизианского зуавского полка. Они выглядели как мальчишки, а свои ружья держали так, словно слегка побаивались их, но, похоже, из них получатся хорошие солдаты. Они ужасно нелепы в своих плотно облегающих голубовато-коричневых и красных фесках, синих фланелевых мундирах и мешковатых красных, похожих на мешки для кукурузы, бриджах, и с гуттаперчевыми завязками на их лодыжках.

6-е апреля

Все лидеры Сецессии, за исключением сенатора Бенджамина, заявляют, что войны не будет. Он же утверждает, что война обязательно придет, и в своей недавней речи охарактеризовал ее как «отнюдь не самое большое зло».

Радикалы глубоко скорбят, что смежные штаты отказались присоединиться к Сецессии. Они стремятся к тому, чтобы в их рядах были все рабовладельческие штаты. В противном случае они действительно опасаются и откровенно говорят о том, что граница постепенно аболиционизируется и свободная территория распространится до самого Залива. Они вполне готовы отдать Кентукки и Вирджинию во власть разрушительной гражданской войны или устроить беспорядки в соседней враждебной республике, которая не желает возвращать их беглых негров[46]. Как бы то ни было, они сдвинут небо и землю, чтобы избежать такой возможной случайности.

8-е апреля

Недавние воинственные заявления Национального Правительства вызывают волнение и удивление. Наконец-то люди начинают подозревать, что им угрожает жестокая война. Газеты подробно пишут об убытках в торговли и промышленности. О чем же они раньше думали?

Немногим смертным даровано счастье при жизни узнать, что о них думают окружающие, но ваш корреспондент попал в число этих немногих избранных. Как-то вечером со своим знакомым сецессионистом я сидел в огромном холле «St. Charles Hotel», когда разговор перешел на тему южной традиции линчевать людей, которые не согласны с мнением большинства. Он предполагал, что я лишь по невежеству своему считаю, что любой умеренный джентльмен-республиканец может совершенно безнаказанно приехать сюда. «Но, — добавил он, — есть три человека, за безопасность которых я бы не поручился».

— Кто же они?

— Губернатор Деннисон, штат Огайо, — это первый. Поскольку он отказался вернуть в Кентукки беглого раба, ему вряд ли удастся остаться в Новом Орлеане, и в любом случае я буду против него. Второй — Энди Джонсон. Где бы он ни был, его следует застрелить или повесить. Если бы не он, Кентукки и Теннесси давно были бы с нами. Здесь он даже часа не проживет.

— А третий?

— Какой-то подлый негодяй, который пишет о нас весьма оскорбительные статьи в «Тhe New York Tribune».

— Неужели это возможно?

— Да, сэр, и он уже более месяца этим занимается.

— И вы не можете найти его?

— Некоторые считают, что он из Кентукки, притворяется, что занимается торговлей крупным рогатым скотом, но это только для прикрытия. Лично я подозреваю редактора «The Picayune», который крайне интересен янки. Если его поймают, я думаю, что подобных статей больше не будет.

Я еще отважился на несколько оправдательных слов в пользу губернатора и сенатора, но вполне согласился с тем, что этот смелый писака должен быть остановлен.

12-е апреля

Прибывшее телеграфом сообщение, что сегодня был атакован Форт-Самтер, вызвало сильное волнение. Редакция «The Delta» осаждена жаждущей информации толпой. Всеобщее ожидание легкого захвата форта не намного слабее твердого убеждения в том, что за ним последует немедленный и успешный марш на Вашингтон. Политики и газеты убеждали массы, что янки (теперь не только жители Новой Англии, но и вообще все северяне) желают поработить их, но они отъявленные трусы, которых легко напугать. Лидеры редко выражали это мнение, и, тем не менее «The Crescent» опубликовала статью, в которой сообщалось, что на службу призвано 8 000 солдат армии Массачусетса, и добавляет, что если они дойдут до Пенсаколы, 1800 конфедератов легко «выбьют их оттуда».

Здесь у меня было двое знакомых (один из них очень известный сецессионист), с которыми, хотя у них и не знали о том, чем я на самом деле занимаюсь, я мог говорить не слишком откровенно. Одна из них желал войны на том основании, что она объединит жителей всех пограничных рабовладельческих штатов и полностью уничтожит любые существующие в них сегодня юнионистские настроения.

— Но, — спросил я, — разве война в такой же степени не объединит людей Севера?

— Думаю, что нет. У нас там очень много верных и смелых друзей.

— Разумеется, но неужели вы думаете, что они смогли бы продержаться хотя бы неделю против чувств, которые всколыхнет в душах людей эта война?

— Возможно, вы правы, — задумчиво ответил он, — такая мысль никогда не приходила мне в голову.