Использовав все свое воображение, они детально описали каждый эпизод этого сражения. Их отчеты были очень красочны и убедительны. «The London Times» опубликовала один из них, объявив его самым лучшим военным репортажем за всю историю американской войны. Публиковавшие эти отчеты в течение нескольких месяцев подряд редакторы, не знали, что они были полностью вымышленными. Это были всего лишь «Богемские шалости», и они являются единственными отчетами, написанными кем-либо из авторитетных журналистов во время этой войны.

После битвы 15-ти тысячная армия Кертиса продолжила свой трудный путь по Арканзасу. Она не поддерживала никаких коммуникаций, все свои запасы она несла с собой. Когда провизия заканчивалась она захватывала ближайшие мельницы, заготавливала питания на одну-две недели, а затем снова шла вперед.

Каждый день злорадствующие мемфисские мятежники радостно рассказывали нам о том, что армия Кертиса после ужасной резни была захвачена или просто сама сдалась в плен. В течение нескольких недель мы ничего не знали о ней. Но внезапно она появился в Хелене, у Миссисипи, в семидесяти пяти милях ниже Мемфиса, пройдя по вражеской территории более шестисот миль. Несмотря на нездоровый климат, солдаты прибыли абсолютно здоровыми, усталыми и оборванными, но в прекрасном настроении и с огромным обозом. Самой популярной была шутка, что каждый рядовой привел с собой одну лошадь, одного мула и двух негров.

Военные корреспонденты, испытывающие невероятное отвращение к дискомфорту и совершенно несъедобной пище Миссури, Арканзаса, Теннесси и Миссисипи, часто пророчествовали то, что им самим казалось чем-то невероятно экстравагантным и смешным:

— Когда война войдет в Цинциннати или Чикаго, здесь все станет по-другому. Мы будем развалясь в креслах сидеть в нашей гостинице и наблюдать за сражениями.

Но в сентябре эта шутка стала реальностью. Брэгг, оставив Бьюэлла далеко позади в Теннесси, вторгся в Кентукки и серьезно угрожал Цинциннати.

Было объявлено военное положение, и все жители Цинциннати начали вооружаться, участвовать в учениях и строить укрепления. За один день 25 000 горожан внесли в списки свои имена и были распределены по ротам. Четыре тысячи человек работали над укреплениями Ковингтона. Владельцы газет копали окопы. Конгрессмены, актеры и художники либо расхаживали с ружьями как заправские солдаты, либо трудились в штабах.

Из мансард, подвалов и кухонных кладовых извлекли несколько тех, кто пытался уклониться от строя и войны. Один парень, одетый в платье своей жены, мыл руки, и в таком виде и был обнаружен патрулем. Немецкая гвардия сорвала с него кринолин и с хохотом отправила в рабочую команду.

Пришли новые волонтерские полки из Индианы, Мичигана и других северо-западных штатов. Фермеры, молодые и старые, прибывали тысячами, со своими ружьями и старыми мелкокалиберными винтовками. Они были везде — на рынке, в общественных зданиях, на улице. Они приезжали даже из Нью-Йорка и Пенсильвании, до тех пор, пока генерал Уоллес не был вынужден телеграфом сообщить всем, что больше людей не требуется.

У одного из этих деревенских парней не было другого оружия, кроме старой сабли времен Революционной войны. Однажды утром на Сикамор-Стрит собралась огромная толпа зевак — он вытащил из ножен проржавевший клинок, внимательно осмотрел затупившуюся кромку, опустился на колени и осторожно целых полчаса правил ее о край каменной плиты. Затем, решив, что сабля достаточно остра, он вновь вернул ее ножны и с видом победителя пошел дальше. Его серьезность и торжественность были так комичны!

Прежде чем в погоне за Брэггом отправиться на Север, Бьюэлл должен был покинуть Нэшвилл. Военный губернатор Теннесси Эндрю Джонсон умолял, уговаривал и угрожал, но безрезультатно. Он торжественно заявил, что, если армия уйдет, он со своими четырьмя полками останется в Центральном Теннесси, будет защищать город до последнего солдата и погибнет под его руинами прежде, чем он достанется врагу. В конце концов, Бьюэлл оставил гарнизон, хотя и не очень многочисленный, но вполне способный защитить Нэшвилл.

Осада Цинциннати оказалась непродолжительной. Ветераны Бьюэлла и воодушевленные волонтеры вскоре заставили мятежников убраться восвояси. И тогда, и впоследствии, как только они появлялись севернее Теннесси и Вирджинии, это всегда для них плохо заканчивалось. Южный военный гений не умел ни военные корабли строить, ни на земле Севера сражаться.

Мэриленд захвачен, Франкфурт брошен, Нэшвилл оставлен, Теннесси и Кентукки сдались почти без боя, мятежники угрожали великой коммерческой столице штата Огайо — вот какие катастрофически позорные новости и события тех времен. Это были, пожалуй, самые мрачные дни той войны. Мы горько расплачивались за ошибки многолетней и неверной национальной политики.

Во время осады Цинциннати я получил от исполнительного редактора следующую телеграмму:

«Немедленно возвращайтесь в Вашингтон».

Через час я уже сидел в поезде.

В столице меня ждал приказ присоединиться к Потомакской армии. Это было первое вторжение Ли. Губернатор и главные чиновники Пенсильвании почти удвоили армию Конфедерации, оценив ее силы в 200 000 человек.

Добравшись до Фредерика, штат Мэриленд, я увидел в этом маленьком городе больше флажков Союза, чем в любом другом — конечно, если учитывать общее количество жителей. Люди были исключительно лояльны. Он расположен в гористой местности, и четырех милях от него я видел орошаемые прозрачными водами ручьев извилистые и плодородные долины, сплошь покрытые кукурузными посевами, белые, украшенные диким виноградом фермерские домики, едва заметные из-за многочисленных окружающих их яблоневых деревьев, а огромные стога сена и копны убранной пшеницы обрамлены

«Серыми амбарами, глядящими с туманных холмов,

Над тусклыми водами широких долин»[130].

Дороги были переполнены нашими солдатами — бронзовые лица и окрепшие от долгой борьбы мускулы. Они только что одержали победу у Саут-Маунтин, где Хукер применил свой уникальный военный гений в бою над облаками, в молниеносном бою сбросив врага с неприступных высот.

Героическая Потомакская армия, которая сражалась лучше, проигрывала чаще и понесла больше потерь, чем любая другая федеральная армия, теперь, вдохновленная победой, ликовала. Но как же жутко были обременены солдаты! Ружье, запас провизии, ранец, одеяла и одежда — общий вес всего этого иногда достигал 50-ти фунтов. Эти современные атланты никак не могли поспорить в скорости с мятежниками.

Позади шли колонны оборванных и жалких военнопленных, длинные санитарные обозы с нашими ранеными — у некоторых из них руки на перевязях или окровавленные повязки на шеях или головах, госпитали для мятежников, наполненные стонами несчастных утративших руки или ноги, одиннадцать наших неопознанных солдат, мирно лежащих на обочине, в ожидании, когда их товарищи выкопают для них могилы, тела мертвых и непогребенных мятежников, либо поодиночке, либо группами лежащие у скал или изгородей, и, наконец — хирург мятежников — в сине-сером мундире, с белым флагом, ухаживает за своими ранеными.