Впрочем, я лгу сама себе. Сожаление и печаль тянут меня вниз, пока я иду ко дну. Я, как и всегда, буду скрывать чувства за фальшивой улыбкой и притворяться, что счастлива. Но это конец, и я не знаю, как мне все преодолеть.

Глава 32

ДЖОН

Я снова начал бегать. Жгучая боль, сосредоточенная только в мышцах и легких, приводит меня в чувство. Если делаю забег на длинные дистанции, разум словно очищается. Люблю такие моменты. Ощущаю себя живым, лишь когда голова не забита всякой дурью. А если вдруг начинает закрадываться какая-то посторонняя мысль, просто ускоряю бег. И это работает. Все дело в том, что я умело переключаю внимание.

Однако после пробежки все равно приходится возвращаться домой. А там начинает щемить в груди при виде каменной лестницы, ведущей к тем самым чертовым резным деревянным дверям. И когда ввожу код на цифровой панели. И даже от проклятого запаха дезинфицирующих средств в лифте. Она повсюду, поэтому прятаться в квартире — не вариант. Так что я бегаю до изнеможения, только бы меньше времени проводить дома.

Факт остается фактом: следует перестать накручивать себя. Мне нужно жить дальше. Убраться из Нью-Йорка. А лучше за пределы США.

Поеду в Англию. Нет, к черту все. Съезжу к Киллиану в Австралию. Он как раз остановился в доме Скотти; там найдется место и для меня.

В наушниках начинает играть «Steady, as She Goes» группы The Raconteur's. Обычно мне нравится эта песня, но сейчас от нее мурашки по коже. Рывком выдергиваю наушники из ушей, сворачиваю вниз по улице и бегу к дому. На грудь словно положили тяжелый камень. Я бы забеспокоился, что у меня сердечный приступ, но этот груз лежит на сердце с тех пор, как… ладно, хватит об этом.

Из-за усталости едва стою на ногах и чуть не падаю, когда добираюсь до лестницы. На крыльце, раскинув ноги, вальяжно сидит парень. В какой-то момент в моем затуманенном разуме мелькает мысль, что у меня, наверное, галлюцинации. Я жутко измотан, и мне вполне могло померещиться. Но затем парень переводит на меня взгляд и одаривает знакомой надменной ухмылкой, которую я наблюдал на протяжении более половины своей жизни. Теперь понимаю, что мне не привиделось.

— Дерьмово выглядишь, — заявляет Киллиан. Как всегда к месту.

Беру предложенную мне бутылку лимонада и выпиваю залпом. От освежающего и сладкого напитка голова снова начинает работать. Вытираю рот тыльной стороной ладони и пытаюсь отдышаться.

— Ты вернулся. — Очевидно же.

— Да ладно… — улыбается он. — Ты заметил.

— Придурок.

Я бросаю в него пустую бутылку, и он ловит ее, явно предвидя мой ход. Мы всегда без слов понимали друг друга. Он — часть меня. Или это в прошлом. Когда я попытался свести счеты с жизнью, наша дружба оказалась под ударом. Теперь она напоминала плохо зажившую рану, превратившуюся в толстый и кривой келоидный рубец.

Однако, несмотря на ту боль, что мы причинили друг другу, я скучал по этому парню. У меня возникает странный порыв дать волю эмоциям. Глаза жжет от непролитых слез, поэтому я отворачиваюсь, чтобы Киллиан ничего не увидел.

— Мне нужно принять душ.

— Ага, и побыстрее. — Киллиан встает и отряхивает свою задницу. — От тебя воняет.

Я наконец осознаю, что Киллиан вернулся. А это значит, Стелла ушла. Внезапная слабость в коленях вынуждает меня схватиться рукой за каменную балюстраду. Боль пронзает все тело. Похоже, у меня сердечный приступ, уж слишком сильна боль.

— Когда вернулся?

«Когда она уехала? А тебе не плевать? Сам ведь прогнал ее».

— Вчера поздно вечером. — Киллиан задумчиво смотрит на меня. — Мне позвонила Стелла.

— Что? — хриплю я.

— Она сказала, что мне нужно вернуться домой.

Я взбегаю по лестнице наверх. Киллиан молча следует за мной. Когда добираемся до нашего этажа, заходим в мою квартиру.

— Боже мой, Джакс. — Он озирается по сторонам. — Мне кажется или после моего отъезда в интерьере прибавилось антикварных вещиц? Как, черт возьми, тебе удалось превратить современный лофт в чопорное английское поместье?

— Талант. Проваливай в свой неуютный, бездушный лофт, если не нравится.

Он тихо посмеивается.

— Куплю тебе атласный смокинг, чтобы твой стиль соответствовал этому дому.

— Я не курю, но твоя идея мне нравится. — Поворачиваюсь, чтобы уйти. — А сейчас я в душ.

Когда возвращаюсь, Киллиан ждет меня в гостиной. Судя по недовольному виду, сейчас он начнет читать мне нотации по поводу Стеллы. Видит бог, я их заслужил. Но, честно признаться, из-за нравоучений меня может переклинить.

Я настороженно смотрю на него.

— Дружище, рад, что ты вернулся, но я бы хотел побыть один.

Он кивает и плюхается рядом со мной на диван.

— Разговор займет всего минуту.

У меня возникает тупая боль в висках.

— Киллс, мне больно говорить о ней.

В воцарившейся тишине ловлю себя на том, что смотрю в его сторону. И хуже всего то, что друг выглядит подавленным.

— Я здесь не для того, чтобы разговаривать о ней, — сообщает он, к счастью, не упоминая ее имени, поскольку прекрасно представляет мою реакцию. Киллиан откидывается на спинку дивана, сжимает переносицу и снова поворачивается ко мне лицом.

— Джакс… дружище, мне очень жаль.

— В смысле?

Ему жаль? Что, черт возьми, он имеет в виду? Извиняется за уезд? Я бы не встретился со Стеллой, если бы он остался.

«Ты не должен думать о ней. Блядь, она словно воздух, которого мне так не хватает».

— Мне жаль, — повторяет он с хрипотцой в голосе, которая обычно появляется, когда мы поем всю ночь, надрывая глотки. — Я пиздец как сильно тебя подвел.

Изумленно смотрю на него с бешено колотящимся сердцем, порываясь свалить к чертям из этой комнаты.

Киллиан не отрывает от меня налитых кровью глаз.

— Когда ты чуть не умер, мне было так… ты напугал меня до смерти.

Вздрогнув, я отвожу взгляд.

— Знаю. И понимаю тебя. Правда. Но я уже устал извиняться. Я…

— Я и не жду от тебя извинений. Просто пытаюсь объясниться. — Он судорожно сглатывает. — Я был чертовски зол. Ты не доверился мне. Не рассказал, что за мысли засели у тебя в голове.

Проклятье, не хочу распускать нюни. Не желаю раскисать, но у жжения в носу и кома в горле другие планы.

— Я не смог, — признаюсь скрипучим голосом.

— Я знаю, — отвечает он. — Знаю, дружище. По правде говоря, я злился на себя за то, что не заметил тревожных звоночков. За то, что оставил тебя одного.

Блядь, я сейчас…

Прижимаю пальцы к глазам и делаю вдох.

— Я хорошо скрываю свои чувства. Не извиняйся.

— Но я должен, — прерывает Киллиан. — Я повел себя как мудак. Собрал вещи и сбежал, поджав хвост и жалея себя, хотя должен был находиться рядом с тобой.

«Он сбежал. Он сбежал».

Кровь тут же вскипает от ярости, и я больше не в силах сдерживаться.

— Ты кинул меня. — Крик разносится по всей комнате. — Я пытался покончить с собой, а ты свалил. Как будто я заболел, а ты боялся заразиться.

У Киллиана на глаза наворачиваются слезы. Я так поражен его реакцией, что внутри все переворачивается. Только вот гнев и боль не утихают.

— Ты был нужен мне. Мне нужен был мой лучший друг. А ты, блядь, свалил…

У меня перехватывает дыхание от крепких объятий. Я не понимал, как сильно нуждался в них, пока Киллиан не обнял меня. Судорожный всхлип сотрясает его грудь.

— Мне жаль. Очень жаль.

Друг продолжает говорить едва слышным шепотом, пока мы прижимаемся друг к другу и плачем. И повторяет одно и то же, пока наша дрожь не утихает. Мне не по себе, чувствую себя уязвимым и изрядно вымотанным. Снаружи. Впрочем, внутри начинаю успокаиваться. Я выжат как лимон, но пустота внутри меня исчезла. Мне стало легче.

Большая, потная рука Киллиана, расположенная на моей голове, напрягается, и он вздрагивает.

— Блин, дружище, в первый же день, когда мы снова встретились, я тебя ударил… — Он замолкает, прерывисто дыша. — Черт, это отстойно.