— Это-то понятно. Тут гремлины не глупей тебя сидят, хоть сами и не стреляют. О биссектрисе и угле рикошета мы как-нибудь и сами сообразим. Как эти мерзопакостны могли нашего Дри в полной темноте разглядеть, а? — допытывалась возмущенная девушка.

— Могли быть специальные приборы, — озабоченно предположил Мин. — Ночного зрения. То есть, ночного видения. Нужно будет самого Дри подробнее расспросить. И датчики движения с теплоглядами могли у них иметься.

— Вот, чтоб им передохнуть, до чего додумались, — ахнула Зу. — И как эти устройства выглядят?

— По-разному. Я их только в книжке видел, — признался Мин.

— А там принцип какой? — заинтересовался Лапрасулон, очищая двумя оставшимися пальцами левой руки нож от ошметков грибной кожуры. — Ньютоновой оптики или френелевой?

Ответить Мин не успел — гремлины замерли. Наверху, в Штабной ложбине, кто-то был. Вообще-то, в неглубокий парковый овраг люди забредали довольно часто, но предпочитали не задерживаться — неуютно, потому даже гадить поганые людишки предпочитали выше по склону.

Прислушиваясь, гремлины в полном молчании дочищали грибы.

— Ушли, вроде, — одними губами сказала Зу.

— Нет, — Лапрасулон замер, задрав к едва заметному дымовому отверстию, изборожденное старыми шрамами-ожогами лицо. — Зу, тревога!

Гремлины кинулись будить войско. Бойцы бесшумно просыпались, вскакивали, отбрасывали лохмотья одеял. Сверху, со свода, посыпались комки земли…

Войско напряженно ждало: кто смотрел вверх, кто в стороны. Лапрасулон очень осторожно откладывал из очага головни. Гасить с буйным дымом и выдавать себя было бы безумием. Было понятно, что людишки стоят прямо над отверстием-дымоходом. Оно было недурно замаскировано металлической сеткой, сучьями и травой, но… Люди наверху тихо, невнятно переговаривались…

В этот миг полнейшего напряжения Мин увидел, как от двери несется серая спешащая молния — пропадавший где-то почти сутки Чернонос суетливо взлетел на колени лазутчика, в ужасе выпучил бусинки глаз. Конечно, крыс не произнес ни звука, ведь в этот миг даже писк мог бы стать роковым. Но до ушей Мина донеслось знакомое, шелестящее, почти невнятное — «Уходите».

Лазутчик колебался лишь миг — встретившись взглядом с Тауром, махнул рукой — нужно убираться! Командир Боевого Крыла глянул в глаза полукровке и сделал знак бойцам…

Тени-гремлины бесшумно собирали все необходимое: лучший инструмент, одеяла. Наверху скрипнуло — Мин увидел нечто узкое, спускающееся сквозь маскировочную сетку. Темная головка неживой змеи начала поворачиваться — неужели, камера⁈

Мин отчаянно взмахнул боевой сумкой — ручеек оборванных бойцов резво потек в галерею…

…Успели почти все. Когда решетку наверху со скрежетом вырвали и в штабную пещеру полетели гранаты, в штабе оставалось трое: замешкавшийся безухий Адолгрин, руководивший отходом Таур и сам Мин, ожидавший у входа. Гремлины замерли от стука увесистых «яиц», едва не угодивших прямиком в затухающий очаг, лазутчик почти беззвучно завопил «ложись» и в прыжке сшиб с ног командира чистотников. До обомлевшего Адолгнина достать было никак нельзя…

…Вспышка, чудовищный удар по ушам и всему телу. Умом Мин догадался, что осколки гранат прошли выше, и его задело лишь камнями очага, но и то было жуть как неслабо. Оглушенные гремлины вскочили, подхватили то, что осталось от Адолгрина, и кинулись в галерею. Дым взрывчатки выедал легкие, проникал в самое нутро…

…Отступление было спешным. Тело убитого несли другие. Мин бежал, ощупывал сумки с оружием, забывал, что только что проверил и снова перепроверял. Башка тупила, в уши словно песка напихали, хорошо что не забыл вовремя рот открыть…

…Гремлины остановились в небольшом зале у подземной реки. Тауру осколками располосовало руки и задело плечо, еще оказалась контужена выпавшим из свода камнем Васш-Бер. Остальные были целы, но армия лишилась почти всего инструмента и запаса заготавливаемого на зиму провианта.

— Потом можно будет вернуться. Если осторожно, — сказал Мин.

— Без тебя знаем! — тихо, но почему-то очень широко разевая рот, прокричала Зу. — Что 6 ты сдох со своими людишками! И не ори здесь!

— Оба не орите, — потребовал Таур. — Помоги, Мин, нашим бойцам несподручно…

…Мин обработал раны, забинтовал и дотратил последний моток лейкопластыря. Потом, старясь не смотреть ни на кого, сказал:

— Мне идти нужно. Очень важно.

— А как же, иди-иди, — безжалостно согласилась Зу, пробиваясь сквозь песок в ушах неслучившегося жениха. — Яснее ржавой гайки. Проваливай!

— Он уже воюет. И он здесь гость. А теперь истинная война начинается и у нас. Настоящая последняя война, — Таур сидел кособоко, но его круглые глаза сияли сдерживаемым бешенством. — Мин, если сможешь, зайди к нам еще. Нам понадобится твой совет перед наступлением. Хватит жрать грибы и выживать! Мы армия!

— Я вернусь, как только смогу, — Мин поплелся в темноту. Чернонос, дожидавшийся на карнизе, плюхнулся на плечо другу и привычно залез по лямке в сумку.

Зу догнала за вторым поворотом, коротко обхватила за шею:

— Я не злая! Просто всё сейчас дерьмово.

— Ладно. Война она такая. Я вас найду.

Все действительно было дерьмово, но на душе чуть полегчало. Мин рысил по проходу — опаздывать артиллерист страшно не любил. Но обстоятельства…

[! — лат. «elementum» стихия, первоначальное вещество.

Мин малость не в себе. У мелких саботажников проблемы, наш рвется на помощь. Закончим с Капитаном, Мин сразу под землю рванет, — пояснила Катрин, подставляя шею ярму колье

— Так может, я с тобой прогуляюсь? — с готовностью предложило Оно. — Обожаю мелодраматические истории.

— Обойдешься. Тебе, в смысле мне, обязательно нужно в кофейне засветиться, а лучше в двух. Кушайте мороженое, ни в чем себе не отказывайте, — главная шпионка потерлась щекой о руку застегивающей украшения Фло.

— Мороженое вредно для желудка, — многозначительно заметило Оно. — За его специальное поедание полагается специальная премия. А вот на ваше свидание я бы и «за так» глянула. Страсть, порыв чувствов, насосные лобзания с потайной интригой…

— Заглохни, — посоветовала шпионка, отодвигаясь от зеркала. — У нас там общение пойдет скромно и по-деловому, нечего подзуживать. В Мине я уверена, в себе тоже. Справимся. А ты, до прогулки по кофейням собрала бы провизии, да отволокла на «маяк» — Мин на обратном пути прихватит. Мелкие без запасов остались, надо бы помочь.

— Что, опять я⁈ — возмутилась оборотень. — Я, между прочим, не в носильщики нанималась! Их там полно, тупоумных оборванцев, пусть сами за пайком приходят. Расплодились, нахлебники.

— А как насчет солидарности с угнетенными дарк-меньшинствами? Что Маркс по этому поводу говорил?

— Ничего он не говорил, — заверило Оно. — Мы теоретики, а мешки — это окончательная практика в момент перехода формы собственности. Нельзя к ней впопыхах приступаться…

— Ну, ты-то обстоятельно готовишься, тренируешься. Сейчас зайдешь на кухню и скажешь повару, что мы намерены заехать в приют и…

— Ах, а само я не догадаюсь что сбрехнуть⁈ Выгоняете, так можно и прямым намеком,

— проворчало Оно, идя к двери будуара.

— Что-то мне немного страшно, — прошептала Фло, поправляя складки шали, повязанной на голове подруги. — Я твою логику понимаю, но тем не менее… Хотя, подозреваю, что это вообще не логика.

— Скорее, это интуиция, — согласилась Катрин. — Андрей был прав — здесь «фата» сильна. Собственно, мы это и сами заметили. Но ты вспомни — Манька сразу предсказала. В мирах с сильной «фатой» интуиция на порядок обостряется, практика это подтверждала многократно. И у нас имеется преимущество: мы досконально знаем противника.

— Видимо, вы правы. Но прошу тебя помнить, что Капитан, абсолютно не та личность, которую мы знаем из первоисточника.