Лоуд с Холмсом оттаскивали подальше от огня раненых. Фло вместе с другими дамами потолковее перевязывала пострадавших. Самое странное, что внутри Хрустального все еще кричали и бегали. Странные все-таки люди, погорят ведь бессмысленно…
…Начали прибывать пожарные и санитарные экипажи. В кареты и автоматоны грузили самых покалеченных. Кто-то пытался задержать неких непонятных личностей, утаскивающих в темноту дворцовые ковры, «штуки» ткани и прочее небесполезное в хозяйстве. Какого-то обормота начали бить тростями, тот, размахивая ножом, вырвался…
— Откуда столь мгновенное и первобытное одичание? — печально вопросил Холмс, когда укладывали на открытую повозку закопченного человека в остатках концертной сорочки — тот бормотал непонятное, кажется на итальянском языке.
— Дикость, она нам от природы дадена, мой друг, — пояснил оборотень, обтирая испачканные ладони о каменный парапет. — Без нее никак нельзя. Первооснова! Но в разном обществе дикость по-разному отмеряется. Да и в каждой отдельной душе ее иная мера. Вон, взгляни…
Четверо хвостачей тоже таскали раненых. Еще с десяток толклись у лежащих на мостовой своих покалеченных собратьев, чем-то пытались помочь. Такие же оборванные, закопченные как и гости дворца, даже торчащие в дыры штанов хвосты не очень-то их отличали от благородных любителей Генделя.
В темноте слышались револьверные и винтовочные выстрелы, боевые крики, сигналы горнов: кто-то за кем-то гонялся. Но здесь, на площади перед станцией, в зареве высокого пламени война уже кончилась. Или взяла перерыв?
…Предупреждающе засвистело, перекрыв звон колоколов пожарных автоматонов и крики людей — к платформе подходил поезд.
— Как по расписанию! А то засиделись! — обрадовалась Лоуд, не склонная преувеличивать свою природную склонность к санитарным делам…
Немного потолкались, уселись в вагон. Лоуд добавила к своему закопченному облику в меру грязный бинт на голове — мальчишка покосился с неодобрением, но высказываться благоразумно не стал. Впрочем, сидячих мест почти всем хватило, а если кому не хватило, так вовсе не одинокий оборотень тому виной. Шпионская работа она вообще очень утомительная, это вам не бездельно по концертам шляться…
…Поезд, наконец, тронулся, Лоуд в последний раз глянула на Хрустальный дворец, уже превращающийся в ярко озаренный изнутри скелет и заметила:
— Не то построили. Красиво, но для баловства. Гораздо умнее деньги вкладывать в производство орудий труда. Или в освоение островов, к примеру.
— Помолчала бы, а? — шепотом попросила Флоранс.
— Это я так. Ты не волнуйся, с ней все нормально будет. Бой выдался не такой уж большой, так, для разминки. Да и вообще она поумней нас поступила, заранее из дворца выскочила.
— Но вдруг она задержалась? — с дрожью в голосе прошептала Фло. — Там всякое могло случиться.
— Она же по делу шла, — напомнила Лоуд. — А какие во дворце дела? Там уж и Ганнибалы все погорели. Да и вообще, твоя явно не из тех кто горит. Вот увидишь, очень быстро домой заявится. Полагаю, к завтраку.
За поездом по почти опустевшему перрону бежали безоружные хвостачи, кричали какую-то «сраду!» и пытались вскочить на ступеньки. Кого-то спихнули кондукторы, кто-то из ловких волинтеров изловчился и влез на крышу. В соседнем вагоне подралась шайка вполне себе бесхвостых джентльменов, а с миловидной дамочкой случилась заразная истерика, прихватившая полвагона. В общем, ехали нескучно, хотя и медленно. Поговаривали, что впереди бунтовщики захватили дрезину и полиция их арестовывает. Но Лондон никуда не делся, ждал на месте, доехали и благополучно взяли кэб…
— Недурно было бы и поужинать, наконец, — озвучила Лоуд давно назревшую мысль, когда пробрались садом и отперли дверь. Дома было тепло, уютно, буфет полон и…
Флоранс ахнула, что-то углядев в темноте холла. Лоуд выхватила нож, Холмс взмахнул тростью (между прочим, найденной еще у Хрустального. Эти честные юные джентльмены своего не упустят). С ужином все грозило пойти не гладко…
Глава двадцать
Первая,
Хрустальный дворец и его окрестности подвергаются тщательнейшей ревизии
Дворцы в оборонительно-практическом плане абсолютно никчемные сооружения. И эта их избыточная освещенность… Выпрыгнувшую из окна Катрин в настоящий момент непреодолимо влекло к скромности и темноте. Шпионка проскочила площадку перед дворцом — корма резвящегося паро-бэтээра громыхала метрах в восьмидесяти левее, у фонтана. Катрин сходу перевалилась через каменные перила балюстрады — не высоко тут должно быть…
Два метра не высота, но к чему сюрпризы? Под стеной на корточках сидели родственнички в количестве трех хвостов и шпионка спрыгнула практически на них.
— У, шлындра! — немедленно потянулся долговязый.
— Сидеть! — убедительный вид револьвера заставил лапу отдернуться. Вояки напряженно разглядывали ствол оружия.
— Наган? — покопавшись в потраченной европейскими улучшениями памяти, отыскал подходящее слово мелкий индивид с особо длинным чубом.
— Нехай наган будет, — согласилась Катрин. — Ну що, хлопцы, помогли вам те бритты-англы?
Собратья мучительно напряглись, пытаясь осознать смысл фразы на полузабытом языке. Катрин прикидывала — если побежать дальше — погонятся или останутся сидеть? Расстреливать родственничков в упор не хотелось. У них-то и сабля одна на троих.
— А ты, що, москалька? — наконец, решил уточнить длинный.
— Москалей на ножи! — немедля отреагировал мелкий, сжимая кулаки.
— Отстаньте, я транзитом, — пояснила Катрин и попятилась вдоль стены. Эти-то двое пустоваты, но тот, что в середине и молчит, выглядит поосмысленнее. И нашивки у него какие-то…
— Постой, ватная, — с трудом подбирая слова, заговорил средний. — Эти-то, которы бритты, что решили? Сничтожат нас, так?
— Со мной не консультировались. Но в целом… Что за мятеж бывает, а? — намекнула шпионка.
— То не мятеж. Мирный майдун собирали, — невнятно, но вполне связно выговорил хвостач. — Все танк напортачил. Мы же не виноваты.
— Ага, жертвы случайных обстоятельств. Вы бы хоть эту хрень с пулеметами остановили. Может, зачтется.
— Так мы тем и шли. С фланга. Только как его остановишь? Не хрантомета, ни хохтелей, — обреченно поведал вояка.
— Нехер тупить, — буркнула Катрин. — Как запустили, так и останавливайте свою железяку. Ты в каком звании?
— Сотник, второй-булавной, — вздохнул хвостатый. — Как командира точно повесят, да еще…
Слова будущей жертвы кровавого режима Ее Величества заглушил бронеход, пропыхтевший чуть ли не над головой сидящих. Неумолчно стрекотали пулеметы, стучали шатуны…
— Вот, мля, да сколько у него боезапас⁈ — выругалась Катрин.
Услышав знакомое ободряющее слово, воины заерзали.
— Кажуть, по тонне башеня-бункер, — поведал мелкий. — Слышь, ватная, дай потискать…
Катрин стукнула револьверным стволом по нахальной лапе.
— Нашел время баловать, обмылок. Будете технику укрощать? Что там в памятке? Песок в жалюзи двигателя, плащ-палатку на смотровые щели, топором по пулеметному стволу…
— Палатки у нас нема. И топора. А жалюзи у него, наверное, нет. Это ж паросиловая установка, — страдая, бормотал второй булавной сотник.
— Но пулеметы-то, определенно есть. И стволы там пожиже нарезных. А то еще можно вам шаровары распялить, да на триплекс мехвода сесть, — посоветовала Катрин, с интересом глядя на хвостача — этот соображал на редкость связно.
— Шутишь, москвичка, — сотник утер лицо. — Остановить бы, так. Може, не всех повешают.
— Пошли за танком. Помогу по старой памяти, — ляпнула шпионка непонятно зачем.
— Божешьтымой, и тут унизить норовите, — прошептал второй-булавной, поднимаясь с корточек.
Побежали гуськом под стеной. Катрин крепко врезала стволом по локтю оказавшемуся сзади долговязому, вздумавшему проверить клятую москальку сзади.
— За що⁈ — возмутился исследователь, хватаясь за конечность.