— Смотри, я могу сделать всё быстро, правда тогда наша игра прервётся, но… я не позволю напасть на себя, ты меня понял?

Шэн кивнул, лезвие ощутимо застряло в его горле, говорить он в этот момент даже не пытался.

Она отклонилась, нож отставила. И тут же по девчоночьи счастливая ахнула, увидела, что на груди его исчез оставленный ей же длинный вертикальный разрез. Странное дело, вот смотришь на неё вот так, и обычная девушка. Глаза распахнутые, ресницы длинные, лицо симпатичное. Смотрит на его голое тело, любуется. Какому парню это будет неприятно?

Но вот миг нормальности быстро канул в небытие, когда она принялась вырезать болты из его тела. Без слов, видимо решила так ему помочь. От болтов торчало только древко, сами наконечники поросли мясом, вокруг них плоть сильно опухла, внутри начинало гнить. Она бесцеремонно срезала кусок кожи, убрала в сторону остатки кольчуги и куртки, принялась спокойненько его нарезать, язычок чуть высунула, прикусила. Занятая интересным занятием. Между тем она его потрошит, и её это ничуть не смущает…

Из глаза Шэна льются слёзы, из носа стекают длинные грязные сопли, из приоткрытого рта вырывается беззвучный крик боли.

И всё это время он не мог потерять сознание. Чужая сила вливалась в него, бодрила, заполняла печати. Дыры в его теле сами собой принялись зарастать, он же пялился в кроны деревьев, что виднелись совсем едва-едва из-за пелены тумана. О чём думал в этот момент Шэн? Думал ли он вообще? Мыслить, значит существовать, однако в этот момент, в его голове не было не единой мысли. Галимый шок. И ничего более. Фактически он и не существовал.

— Видишь, как здорово получилась, я тебе помогла! — она тем же временем была рада, даже счастлива, но тут же недовольно возмутилась:

— Почему ты не благодаришь меня? Ну же, скажи мне спасибо! — она схватила его за щёки грубыми пальцами, дёрнула его непослушную голову на себя, заставляя его взгляд невольно остановиться на её ярко голубых, и таких странных глазах. Он продолжал ничего не понимать, а она медленно протянула:

— Спа-си-бо… ну ка, вместе со мной спа-си… ну нет, это никуда не годится, — она убрала кинжал в ножны, перехватила его за шею, а второй рукой со звоном залепила пощёчину. Он вздрогнул, щёку ощутимо жгло, в голове гудело, он посмотрел на неё уже более осознанно, совсем при этом не понимая, почему он ещё жив и вынужден испытывать все эти муки…

— А ты довольно неплохо выглядишь! — подметила она. — Сейчас твоё лицо не напоминает свинячье рыло, и вполне… — она прильнула к нему губами. Очень грубо, он попытался отпрянуть, но она крепко держала, рукой сдавила его щёки, вынуждая открыть рот. Глаза её стали злыми, кажется он начал понимать, что она ожидает от него полного послушания, и сейчас последует наказание… и он оказался прав, она прикусила краешек его языка и с силой дёрнула головой назад, открывая кусочек его плоти. Прожевала, проглотила, и всё это с оскалом на лице, и с поблестевшими глазами. Она вновь наслаждалась процессом, пока Шэн захлёбывался кровью, судорожно пытаясь выплюнуть её изо рта, но сил было мало, сплёвывать получалось плохо, в результате заплевал себе весь подбородок красной слюной. Во рту всё страшно горело… но только миг, рана быстро закрылась, она откусила самый краешек, и исцеляющая сила очень быстро затянула рану.

Шэн не сводил с незнакомки ненавидящих глаз.

Она эта заметила, залепила новую пощёчину, и тут же следующую, с другой стороны. Пока он со звоном приходил в себя, она провела ладонями по его худощавой обнажённой груди, вновь достала из ножен кинжал.

Распорола на нём штаны, срезав не очень аккуратно от паха до края штанины, при это очень больно взрезав его член, от боли он аж чуть не вскочил, но измученное тело отказалось вставать. На его подёргивания она лишь рассмеялась, он явно казался ей чем-то вроде забавной зверушки, и эта мысль с каждым мигом всё сильнее пугала его… в отличие от зверей, он может очень и очень долго не умирать… и его выживаемость сейчас – это проклятье, а не дар.

В этом он убедился очень скоро, когда она сломала древко стрелы, и беспардонно принялась вырезать наконечник. Это был не болт, а специальная стрела, с широкими крыльями, чтобы причинить как можно больше мучений. А незнакомка кромсала его плоть как настоящий мясник, или охотник. Кромсала его мясо и с силой тянула, заливая бедро и влажную траву вокруг тёмной бардовой кровью.

Шэн потерял очень много драгоценной красной жидкости в последние дни, и эти капли, что сейчас очень быстро вытекали из его разделанного бедра, были ему очень нужны. Может поэтому, а может просто от сильной усталости, глаза его зарделись какой-то непонятной чёрно красной дымкой. Дышать стало тяжело. Это напоминало конец, но концом не являлось. Чужая сила по-прежнему обильно протекала в его печати, чужая сила бодрила его, не позволяла отрубиться и сдохнуть.

Очень быстро он перестал её ненавидеть. Не потому, что исчез повод, а потому что он вновь перестал чувствовать что-либо.

И кажется раной на бедре всё не закончилось. Он отчётливо ощущал, как его тело взрезается кинжалом, но не глубоко, плоть тут же затягивается. И снова новый разрез. А она тихо смеётся, и порезы вночь спускаются от его шеи куда-то вниз…

Он пришёл в себя, когда её грубые пальцы обхватили головку его обмякшего члена, и принялись тянуть во все стороны и сдавливать. Это заставило его проснуться, и тут же замереть с широко раскрытыми глазами. Он пялился на то, как эта мразь сидит на его ногах, и склонив голову набок продолжает изучать его член. Дёргает его во все стороны, грубо, очень больно и сухо. Удивительное дело, но его прибор стал наливаться кровь, и такое чувство, что не от возбуждения вовсе, а так, словно к покалеченной от удара конечности обычно приливает кровь.

За время его мучений прошло достаточно много времени. Туман рассеялся. Где-то вдалеке забрезжили яркие жёлтые солнечные лучи. Наступал новый день. Запели птицы. Мимо пролетела стрекоза. А где-то позади, за спиной Шэна, раздался гневный женский голос:

— Фая, бешенная ты девчонка! Что ты творишь?!

Мучительница Шэна, что последние часы вытворяла с ним страшные вещи, со смущением и удивлением воззрилась куда-то за голову своей жертвы, и смущённо так пробормотала:

— П-прости, ма… я немного увлеклась…

При этом его член из очень жёсткой хватки она так и не выпустила.

***

У Бахруша охота не задалась. Хотя сначала всё было неплохо. Рыцарь уверенно шёл по следу, гончая сука почти не сбивалась с пути. Удивительно было только то, что беглец оказался таким выносливым, с такой-то раной как у него. Не было сомнений теперь уже, что преследуемый наёмник обладает даром. Впрочем, это не такая уж и большая редкость, почти в каждой деревушке порой рождаются одарённые, причём это ни от чего не зависит, дар не передаётся по наследству, невозможно предсказать будет ли он у новорождённого, и всё же это не редкость. Случается. Как и магические растения, и твари, и некоторые расы, где все поголовно обладают даром. Те же эльфы все маги, но… дар их несколько слабее человеческого, да и самих эльфов по легендам куда как меньше людей. Живут они очень обособленно, из своих древних лесов выбираются редко, почти никогда. С людьми стараются вести себя вежливо, но грубости не выдерживают, реагируют жёстко, предпочитая отправлять провинившихся людишек на корм растениям в качестве многократно перегнившей массы, из мяса, волос и дерьма…

Бахрушь передёрнулся. Сейчас он пытался уснуть, и мысли в голову лезли не хорошие. Лес удивительным образом затихал в ночной мгле, становилось влажно, и к тому же поднялся весьма сильный туман. Люди устали. Собака глубоко дышала, и очень сильно вспотела, того и гляди сдохнет. Решили устроить привал, сухо перекусили, поставили первым караульным конюха Акатоша, как самого бдительного, и вот… Бахрушь лежал и пытался отогнать от себя мысли о перегнившей людской массе, которой эльфы удобряют свои любимые растения. Получалось с переменным успехом, в голову продолжала лезть всякая жуть. Бахрушь редко бывал в лесу, а если и бывал, то большим отрядом, чем сейчас и потому неспокойно было на его душе.